Стоики создали в эллинистический период новое направление, которое боролось с двумя ранее сложившимися: с Академией и перипатетической, аристотелевской, школой. Их монистическая и материалистическая философская система была противопоставлением тем идеалистическим системам, которые сформировались в предыдущее время. Стоики занимались всеми философскими проблемами, но особый акцент в духе времени был сделан на этике. Стоическая школа была основана Зеноном приблизительно в 300 г. до н. э. и просуществовала пять столетий.

Предшественники. Стоицизм в своей строгой этике и в своей эмпирической логике унаследовал взгляды киников, в частности, он перенял у них взгляд самодостаточности добродетели и никчемности того, что добродетелью не является; через них он воспринял сократический дух и традиции. В то же время в физике, которой киники не занимались, стоики возобновили традиции ионийских натурфилософов, особенно Гераклита.

Стоическая школа вышла непосредственно из кинической: основатель школы изначально принадлежал к киникам, затем создал собственную теорию и основал свою школу.

Философская позиция стоиков была принципиально отличной от позиции Аристотеля, однако они считались с его взглядами, наиболее совершенными из тех, которые дала Греция. Стоики систематизировали их в той же мере, в какой сам Аристотель некогда использовал взгляды Платона. Эти три философские системы — Платона, Аристотеля и стоиков — выстраивались в такой ряд, когда в каждом последующем учении уменьшалась доля идеальных факторов во взглядах на мир за счет усиления материалистических подходов.

Основатели. Стоическая философия появилась в III в. до н. э. в Афинах. С самого начала ее существования — в так называемой «старой стоической школе» — была разработана стоическая доктрина, которую начал создавать Зенон, а систематизировал Хрисипп.

Зенон из Китиона на Кипре (жил около 336—264 гг.) не был чистокровным греком. Китион, где он родился, был финикийским поселением. В 314 г. Зенон приехал в Афины, где в этот период с энтузиазмом воспринимался культ Сократа, превознесенного работами Платона и Ксенофонта. В Афинах он слушал многих эпигонов Сократа, которые были выходцами из Мегарской школы. Киник Кратет показался ему наиболее близким к Сократу, и Зенон примкнул к кинической школе; ее духом были проникнуты его первые работы. Однако позднее он модифицировал этические позиции, дополнив их новыми теоретическими положениями, и приблизительно в 300 г. основал свою школу. Она размещалась в афинском «Пестром портике» (от греч. Stoa — портик)— зале, где собирались стоики; по названию этого зала школа и получила свое название. Зенон руководил ею около 35 лет.

Затем его сменил Клеанф из Асса (руководил школой в 264—232 гг. до н. э.). В этот период некоторые члены школы вернулись в лоно кинизма, а доктрина стоиков стала предметом критики со стороны скептиков и академиков. Клеанф был самоучкой, развивал чувственные и религиозные истоки стоицизма, однако не мог защитить его научные позиции.

Ситуация изменилась, когда во главе школы стал Хрисипп (род. около 280 г., руководил школой с 232 до 205 г.). Он был человеком необыкновенной эрудиции, диалектиком, способным к систематизации и обладающим писательскими способностями. Он сумел своими умными замечаниями защитить стоицизм от скептиков. Хрисипп развил школьную доктрину в систему, дал ее наиболее точные формулировки и создал канон школы, который с минимальными отклонениями был законом до конца ее существования. «Без Хрисиппа не было бы Стой»,— говорили в древности. Удивительно, что свои философские взгляды он разработал настолько основательно, что его последователям почти ничего не осталось. Хрисипп оставил после себя более семисот работ.

1. Физика. 1. Материализм. Физика стоиков выросла из убеждения, что мир имеет целостное строение, является материальным и, вместе с тем, живым и, в силу божественной меры,— совершенным. Благодаря этому убеждению стоики смогли создать монистическую систему в противоположность древним системам Платона и Аристотеля, которые были проникнуты дуализмом тела и духа, материи и жизни, Бога и мира.

В соответствии с энергетическим пониманием бытия, введенным Аристотелем и сохраненным стоиками, бытием является только то, что действует и подлежит воздействию; действовать и подвергаться воздействию могут только тела, и только они являются бытием. Следовательно, душа, если она существует, является телесной. Не только вещи, но и характеристики вещей являются телесными, телесными являются добродетели, боги. Стоики отрицали, что якобы существует нематериальное бытие, духовное или идеальное,— это означает, что они были материалистами. То, что нематериально — небытие: небытием является пустота; пространство и время стоики также признавали небытием. Они считали, что предметом общих понятий являются не материальные вещи, а отвлеченные обобщения, однако в то же время — в явном противопоставлении Аристотелю и даже Платону — отрицали, что объектом общих понятий было реальное бытие; эти понятия были для них результатами речевой деятельности, которые не имеют аналогов в реальности. Стоики занимали—в силу своего материализма — ту позицию, которую позже назвали номинализмом.

2. Динамизм. Тела, из которых состоит мир, не обладают простым бытием, а включают в себя два элемента, два фактора: пассивный и активный. Эти два элемента соответствовали аристотелевской материи и форме. Стоики материю понимали так же, как Аристотель, а форму, или действующий элемент, который свидетельствует о качестве каждого тела, они понимали иначе: материально. Такое понимание следовало из их исходной позиции. Форма по своей сути не была, по их мнению, отлична от материи, поскольку оба элемента были одной и той же природы. В учении стоиков состоялся процесс материализации аристотелевской формы, равнозначный тому процессу в самой перипатетической школе, который был начат Стратоном.

Форма была в понимании стоиков материей, но более тонкой, чем обычная: они представляли ее себе наподобие огня и ветра, сходной с теплым ветром, как дыхание, и называли ее «пневмой», или дыханием. Она пронизывает тела пассивной материи подобно тому, как огонь пронизывает расплавленное железо; проникая в материю, формирует ее, устанавливает «качества» неподвижных вещей, «природу» растений, «душу» зверей, «разум» человека. Поэтому неодушевленные объекты по своей сути не отличаются от одушевленных, как и одаренные разумом — от неразумных тел. Пневма везде и всегда одна и та же: нет различных видов тел, есть только различные уровни напряжения одной и той же пневмы. Кроме того, пневма активна и обычно присутствует во всех телах, что делает все тела действующими, а не инертными. Любая материя имеет в себе, а не вне себя источник движения и жизни. Где есть материя, там есть деятельные силы. Концепция мира носила у стоиков динамический характер. Их материализм был иного типа, чем материализм атомистов; он был динамическим, а не механистическим.

Для того чтобы доказать, что все есть материя, стоики вынуждены были принять существование ее неизвестного вида (пневмы), и опятьтаки для того, чтобы показать, что везде действуют силы, они ввели неизвестный ранее вид движения: «тоническое» движение. Это движение отличается от того, которое мы обычно наблюдаем, и основывается на давлении (тонусе) материи, оно было представлено стоиками как внутреннее движение вещи. Оно было движением, которое присуще пневме, и, собственно говоря, от его интенсивности зависит состояние пневмы; там, где оно наименьшее, тела мертвы, а наибольшее — характеризует разумные существа.

Значит, стоики, разрушив платоновскоаристотелевские тонкие различения, касающиеся строения мира, обратились к первоначальному взгляду, к ионийскому гилозоизму: мир однороден, всегда и везде исключительно материален, кроме того, движение неотрывно от материи. Материя и движение принимают различные виды, но кроме материи и движения ничего не существует. У ионийцев материя и движение (а также тело и душа) еще не были понятийно выделены, здесь же, несмотря на то, что они уже были выделены, тем не менее, остались, как и прежде, слитыми воедино. После дуалистических систем Платона и Аристотеля стоики благодаря функции «пневмы» и «тонуса» смогли обратиться к. «монистическому» образу мира. «Вселенная едина,— писал Марк Аврелий,— и Бог един во всем, и субстанция едина, и закон един, разум общ у всех разумных существ, и истина одна, и одна цель для всех единородных существ, имеющих один разум».

3. Рационализм. Все находится в движении, ни одно движение невозможно без причины. Причина для того, чтобы действовать, должна быть телесной и действующей или должна быть пневмой. Пневма же везде едина, обладает единой причиной и одной и той же природой; события в мире связаны одной цепью причин и представляют собой целостный процесс.

В любом случае пневма является причиной, которая действует не слепо и механически, а целенаправленно. Она является в вещах тем зародышем, который осуществляет их развитие в определенном направлении. Стоицизм не отступил от платоновскоаристотелевского финаяизма, и в то же время посвоему материализовал его, трактуя целенаправленность не как действие духовных или надприродных сил, но как естественную характеристику материи. Стоицизм смог этого добиться благодаря универсализму тех качеств, которые он усматривал в пневме: она была материей, однако обладала всеми характеристиками платоновской и аристотелевской души. Рациональность формировала ее так же, как и материальность, поскольку наряду с «пневмой» ее можно было назвать и «логосом» (разумом). Она действовала необходимым образом, но, вместе с тем, и целенаправленно, являясь не только судьбой, но и провидением. С ее помощью мир сформирован целенаправленно.

Понимание пневмы как разумной имело бесконечно большое значение в стоическом взгляде на мир. Ничто лучше не характеризует этот взгляд, чем связь материализма и рационализма. У стоиков разум пронизывает мир и управляет им. В противовес платоновскоаристотелевской концепции, по которой разум — это надприродный демон, привносимый извне в природу,— для них разум был насквозь природным. Закон разума и закон природы в понимании стоиков был одним и тем же законом. Разум для них (как когдато и для Гераклита) не был человеческой характеристикой,— это космическая сила; человеческое мышление подчиняется тем же законам, что и вся природа. Этот взгляд очень сильно отразился на этике стоиков и их теории познания.

4.        Пантеизм. Мир составляет одну большую целостность, представляющую собой как бы огромное органическое тело. Он является живым, разумным, целенаправленным и при этом целостным, подчиняющимся единому закону, как и любое разумное существо. Это была организмическая концепция природы, которая противостояла атомизму, понимавшему мир как механическое объединение частей. Кроме того, мир неограничен, вечен и бесконечен, является единственным; кроме него ничто иное существовать не может. Эти характеристики указывали на то, что мир имеет божественную природу. Точнее говоря, божественной является пневма, которая выступает как источник жизни, единства мира, так как она пронизывает каждую вещь; следовательно, каждая вещь божественна. Можно сказать, что стоики признавали лишь природный мир, однако в нем подмечали действия сверхприродных сил. Они знали лишь материю, но наделяли ее характеристиками души, разума, Бога. В силу этого их материализм не был последовательным. Платоновского Бога творца они включили в мир. Божество, по их мнению, существует, но не в надприродном мире, а здесь, в окружающем нас мире,— этим выражался пантеизм стоиков. Для них, понимавших мир как божественный, легче было защищать совершенство мира.

5.        Теория вечного обращения. Стоики пытались также объяснить становление и историю Вселенной. И здесь в ответах на эти вопросы их взгляды были также возвращением к древним ионическим философским космогониям. Божественная пневма, живая огненная материя, была для них началом мира, из которой как пассивный осадок восстают три оставшиеся стихии; огонь играл у них ту же роль, что и у Гераклита. Они различали два периода истории и полагали, что после периода формирования, во время которого праматерия становится все более разнообразной, следует период, когда эти образовавшиеся различия вновь исчезают в единой праматерии. Происходит это в период «мирового пожара»: что из огня возникло, то в огне и погибает. Затем все начинается сначала, и в течение длительного периода мир вновь развивается в соответствии с одними и теми же законами: появляются теже самые вещи и погибают в том же самом порядке.

Но Вселенная разумна и целенаправленна, управляема логосом, и поэтому должна существовать некая цель ее изменений. Эту цель устанавливают существа, в которых праматерия достигает своего наивысшего расцвета и совершенства,— разумные существа — боги и люди. Души людей на самом деле телесны, однако же являются пневматическими телами, тоническое движение в которых имеет высокое напряжение. Они не вечны, но более устойчивы, чем другие тела, и способны просуществовать в большем или меньшем временном интервале, в зависимости от уровня напряжения, полученного душой в период жизни; души мудрецов сохраняются дольше, вплоть до мирового пожара. Отсюда задача для человека: являясь частью разумной и божественной Вселенной, он должен жить в согласии с ней и следовать тому закону, которому подчиняется вся природа.

II. Этика. 1. Независимость от природы и соответствие с природой. Взгляды на мир в Греции были различны, но остался единым взгляд на жизнь, который восходил к Сократу: имеется в виду его убеждение во взаимосвязи счастья и добродетели.

Нельзя быть уверенным в счастье, пока есть зависимость от внешних обстоятельств. Есть только два пути, чтобы его себе обеспечить: либо овладеть внешними обстоятельствами, либо быть независимым от них. Овладеть внешними обстоятельствами не под силу человеку, остается лишь одно — стать независимым. Поскольку нельзя властвовать над миром, необходимо властвовать над собой. Из этой идеи исходит широкое объединение этиков эллинского периода: стремясь к счастью, они взывают к отречению. Для того чтобы все иметь, надо от всего отказаться. Тот мудр, кто этого достигает.

Мудрец будет беспокоиться о внутреннем благе, которое только от него зависит и поэтому является истинным. Таким внутренним благом является добродетель. Ценя добродетель и только добродетель, мудрец независим от любых обстоятельств, которые могут возникнуть; тем самым он обеспечивает себе счастье. Эта связь мудрости, добродетели, независимости и счастья была общей основой послесократовской этики в Греции; между тем, никто не занимался ею специально и не разработал ее так глубоко, как стоики. Полагая, что лишь добродетель — и только она одна — является достаточным для счастья условием, стоики отождествляли, в конечном итоге, добродетель со счастьем и усматривали в ней наивысшее благо, более того— единственно истинное благо.

Этот «морализм» был только лицевой стороной этики стоиков, той, которая была созвучна эпохе, а вторая же ее половина была собственно стоической: она основывалась н а культе природы, берущем начало в стоическом взгляде на мир. Первая половина теории возвышала добродетель, вторая объясняла, на чем она основывается. В соответствии со взглядами стоиков природа разумна, гармонична, божественна. Наивысшим благом для человека является его соотнесенность с этой всеохватывающей гармонией. Жизнь должна, прежде всего, соответствовать природе самого человека. Но ведь в этом случае она будет также соответствовать и общей жизни природы в целом, поскольку всем управляет единый закон, как природой, так и человеком. На этом жизненном соответствии основывается добродетель. Жить добродетельно и жить в соответствии с природой — это одно и то же. Стоики считали благо зависимым от природы, то, что должно быть, они определяли в зависимости от того, что есть в реальности. В добродетели, понимаемой таким образом, стоики видели наивысшее совершенство, которое личности может выпасть по своей судьбе (совершенство личности греки называли эвдемонией), которая также обладает чувством совершенства и которое мы называем «счастьем».

Добродетельная жизнь — это жизнь свободная. В действительности же во Вселенной везде господствует необходимость, однако (в соответствии со стоическим пониманием свободы, которое стало классическим в этике) необходимость не исключает свободы. Всякий, кто, предположим, действует в соответствии со своей природой, свободен. В целом же, добродетельная деятельность соответствует природе.

Жизнь в соответствии с природой является в то же время жизнью в соответствии с разумом. Не страсти, а разум лежит в основе природы человека. С этой точки зрения, разумность была для стоиков мерой поступков, а их натурализм был одновременно рационализмом. Добродетель они определяли чаще всего как разум. Разум же управляет не только человеком, но и всем космосом, является связью между человеком и космосом, между человеческой добродетелью и законом природы. Рационализм стоиков был как бы общим знаменателем их понимания добродетели и почитания природы. Они восприняли сократовский принцип зависимости блага от разума и дали ему обоснование в своей теории природы.

2. Добро, зло и нейтральные вещи. Жить в соответствии с природой и жить разумно, счастливо, добродетельно, свободно — это для стоиков было одно и то же. Их идеалом был «мудрец», человек разумный и добродетельный, который в силу этого счастлив, свободен, богат, ибо обладает тем, что наиболее ценно. Противоположность ему составляет безумец — злой и несчастливый человек, раб и бедняк.

Между мудрецом и безумцем нет ступеней перехода. Добродетель представляет собой способ действия, который не подлежит градации; тот, кто не достиг полной добродетели, не имеет ее вообще. Это был первый парадокс стоической этики, и таких парадоксов было достаточно много. Люди делятся на добрых и злых. Тот, кто идет путем добродетели, тот еще не достиг ее. Добродетель едина и неделима: не существует различий между справедливостью, мужеством и расторопностью: то же разумное поведение проявляется при выделении таких добродетелей, как справедливость в отношении страдания, мужество в разрешении своих проблем, расторопность. Добродетель едина для всех и на все случаи жизни, и ее нельзя понять с одной точки зрения и не понять — с другой. Все эти рассуждения были подготовлены учением Сократа и следовали у стоиков из их понимания добродетели, которая не имела никаких особенных черт, ничего того, что могло бы стать основанием для ее деления по уровням, дробления или деления на части.

Добродетель — единое благо. Все, что, помимо этого, люди называют благами, такими как божественность, слава, может быть дурно использовано, и может так оказаться, что они благом не являются. Добродетель же является благом, которое формирует самодостаточность. Для счастья и совершенства ничего, кроме добродетели, не нужно. За исключением добродетели и ее противоположности — зла — все остальное нейтрально: богатство, сила, красота, разнообразные стремления и даже здоровье и жизнь. Все эти неустойчивые, исчезающие вещи не столько нужны для счастья, сколько их отсутствие не может повлечь за собой несчастья; в этом смысле они нейтральны. Стоики стремились склонить людей к тому, чтобы они стали по отношению к ним (богатству и т. п.) индифферентными еще в другом значении, а именно, чтобы (богатство и т. п.) не возбуждали ни желаний, ни отвращения. Мудрец игнорирует их и поэтому на самом деле независим. Это был кинический мотив, который стоики включили в свою этику.

Однако эти нейтральные ценности являются поводом для наших поступков; в результате можно получить как доброе, так и дурное следствие. Между тем, нейтральные вещи вовсе не равнозначны друг другу; не будучи «благами», они обладают, тем не менее, большей или меньшей «ценностью»; разум осуществляет выбор между ними и вырабатывает правила обращения с ними в соответствии с природой уже не разумной, а телесной, животной природой человека. Оказывается, что одни из них «стоят выбора», а иные же «стоят отрицания». В этом пункте своей теории стоики вошли в противоречие с крайними позициями киников.

Вещи, стоящие выбора, делятся на: а) духовные, такие как тачант, память, быстрота мышления, достижения в сфере знаний (они — наивысшие); б) телесные, такие как точность восприятия чувственных органов, даже сама жизнь, и в) внешние, такие как наличие детей, родственников, любовь, признание, знатное происхождение, большая власть. В противоположность благу, которое абсолютно, ценность всех этих характеристик относительна. Например, богатство, данное нам судьбой, имеет ценность, в то время как богатство, в котором судьба нам отказала, не имеет ее; какието государственные или военные должности нейтральны, однако их значение возрастает, когда они исполняются добросовестно. Блага достойны стремления к ним, поэтому их стоит принять. Действие, имеющее своей целью благо, является добродетельным; те же действия, целью которых является «выбор», добродетельны лишь «соответственно с выбором». Духовным ценностям принадлежит верховенство над телесными: поскольку душа, а не тело, обладает «собственной ценностью» для человека, подобно тому, как в прекрасном скульптурном изображении имеет «собственную ценность» искусство, а не стоимость статуи. Тело, в целом, не имеет цены, но его ценность зависит от ценности души.

3. Аффекты (страсти). Нейтральные вещи не благо, но и не зло. Злом является лишь жизнь, которая ведется вопреки добродетели, природе и разуму. Источником зла являются чувства, которые сильнее разума. Чувства (или страсти), согласно Зенону, это неразумные движения души, и в силу этого они противоречат человеческой природе. Есть четыре основных чувства, из них зависть и жадность пекутся о мнимом благе, а два других — скорбь и опасения — предохраняют от мнимого зла. Это те чувства, на основе которых формируются устойчивые состояния души, они являются для нее тем. чем болезнь является для тела, как, например, скупость будет стремлением к мнимому благу либо мизантропией, основывающейся на уклонении от мнимого зла.

Ни одно чувство не является естественным и ни одному благу не служит; следовательно, необходимо от них изба виться. Речь идет не об умеренности по отношению к ним. которую провозглашают перипатетики, а, вообще говоря, об освобождении от них, не о «метропатии», а об «апатии». Эта апатия, или беспристрастность, характеризует мудреца. Она и становится ближайшей задачей моральной жизни. Собственно говоря, самое худшее из чувств — скорбь — никогда не должна постигать душу мудреца, также и скорбь по поводу чужого страдания, т. е. сочувствие. По отношению к другим (людям) необходимо руководствоваться разумом, а не сочувствием; поступать иначе неразумно, подобно врачу, который избегает болезненной операции изза сочувствия больному.

Эти усилия, предпринятые для того, чтобы овладеть чувствами и отрешиться от всех земных благ, связанные с радикальным порицанием всех тех, кто с этим не справился, вызывали ту суровость и решительность, которые были характерны для стоической теории и жизни, этики и морали.

Стоики понимали моральное значение намерения. Поступок является добрым, если имеется доброе намерение. Если оно имеется, то поступок, который внешне выглядит плохим, является хорошим. Они различали также действия, которые имеют внешнюю моральную окраску (черты), и такие действия, у которых внутреннее намерение является благим; первые действия являются «правильными», а вторые — «благородными». Это «деление соответствовало впоследствии кантовскому различению законности и моральности. К какой категории можно отнести тот или иной поступок, не зная его внутренней интенции, решить сразу и однозначно нелегко.

4. Общественная этика. Этика стоиков, вопреки распространенным взглядам, носила общественный характер: их индифферентность к благу не была безразличием по отношению к людям. Страсти имеют эгоистический характер, однако разум, который управляет моральными поступками, преобладает над эгоистическими склонностями; те, кто руководствуются в жизни принципами разума, мудрости и добродетели, не впадают в противоречия между личными и общественными интересами.

В понимании общества так же, как и в понимании природы, стоики были одинаково далеки от атомизма, который трактовал части самостоятельными по отношению к целому; напротив, они трактовали общество так же, как органическое соединение. В создании такого соединения они усматривали желание общества. Каждый человек принадлежит к различным более узким или более широким группам общества, и он должен выполнять свои обязанности по отношению к ним. Эти обязанности окружают его наподобие концентрических кругов, всякий раз более широких, центром которых является он сам. Круги — это собственное тело, родственники, друзья, народ. Последний, наиболее широкий круг охватывает все человечество. Идеальным для человека будет сведение этих кругов к центру, в котором может быть достигнута близость взглядов всего человечества и собственных взглядов человека. Человечество было лозунгом стоиков, которые от киников восприняли космополитические идеалы. Они стремились к уничтожению границ между государствами для того, чтобы разрушить традиционное противопоставление полноправных эллинов и варваров. Римская империя реализовала эти идеи стоиков.

Этика стоиков формировала суровые правила, рассудочную трезвость, но также и оптимизм, веру в возможность и даже легкость достижения добра. Ибо добро находится не вне нас, а в нас самих и только от нас зависит. Кроме того, мир построен разумно, и человеческая природа по своей сущности также добра и разумна. Только добродетель легка, и легка радость. «Как же легко потерять и отбросить от себя беспокоящие нас ощущения и вместо этого добиться согласия духа»,— писал властительстоик Марк Аврелий.

III. Логика. Стоики первыми употребили термин «логика». Они употребляли его в широком значении, охватывая им те предметы, которые древние философы называли диалектикой, аналитикой, топикой, а также и те, которые современные им школы называли каноникой, или наукой о критериях истины. Они понимали логику как науку о логосе в обоих значениях: как науку о разуме и как науку о языке. В качестве науки о языке логика охватывала также риторику и даже грамматику, составляя достаточно большой и не совсем целостный комплекс дисциплин. Однако в этом комплексе стоики видели общий предмет, на основании которого стало возможным дать целостное определение всего комплекса, а именно: они определили логику как науку о знаке и о том, что он обозначает. Из этого комплекса они выделили часть, трактующую об истинности того, что обозначается; эту наиболее важную часть они называли диалектикой. Стоики, ценившие лишь то, что служит добродетели, признавали, тем не менее, необходимость логики и собственно диалектики: добродетель должна опираться на знание, мудрец должен в совершенстве владеть диалектикой. И действительно, добродетельные мудрецыстоики оставили свой след в диалектике: создали новые и зрелые теории понимания понятий и суждений, истины и ее критериев и даже, вообще, новую теорию формальной логики.

1. Происхождение знания. В теории познания стоики так же отошли от платоновской традиции, как и в метафизике: в платоновской традиции они не признавали идеальных элементов бытия, а в метафизике — ее априорных элементов,—стоики не признавали доопытных элементов знания. Происхождение знания они понимали сенсуалистически: Клеанф признавал даже очень грубый сенсуализм, поскольку понимал восприятие как оттиск предметов в душе; Хри
сипп сделал эту идею более утонченной, говоря уже не оботтисках, а об изменениях, которые происходят в душе, и считал, что мы воспринимаем не предмет и даже не состояние души, а лишь изменения, которые происходят в ее состоянии.

Из восприятий, которые являются первым основанием знания, возникают понятия. Понятия бывают разных видов: одни из них «натуральны», созданы как бы автоматически при помощи разума, другие же созданы сознательно путем рефлексии. Среди «натуральных» понятий есть такие, которые специально соответствуют человеческой природе и в силу этого являются общепринятыми, всеобщими, например, понятия добра и Бога. Они являются натуральными и общепринятыми, но не врожденными; эти понятия не становятся исключением в сенсуалистических устремлениях стоиков, так как и они вырастают на основе опыта. Разум был основным элементом стоической философии, но он не был властен над врожденными понятиями. Рационализм стоиков был связан с генетическим сенсуализмом.

2. Критерий истины. Исходным началом стоической логики было обоснование критерия и средства распознавания истины, ее отличия от фальши. Критерием могут служить лишь те истины, которые непосредственно и независимо проявляют свою истинность; сами они критериев не требуют, а по отношению к другим утверждениям выступают критериями.

Стоики полагали, что такие истины существуют и что мы их познаем при помощи чувств. Нечто подобное утверждали и эпикурейцы, но лишь в то время, когда считали, что любые ощущения независимы и могут служить поэтому критериями истины; стоики признавали такие возможности только для некоторых ощущений. На самом же деле не все, а лишь некоторые ощущения являются вполне ясными и убедительными и в силу этого гарантируют, что воспринимаемые вещи таковы, какими они являются на самом деле. Эти ощущения, которые мы имеем в нормальном состоянии, достаточно долго сохраняются и подтверждаются другими ощущениями. Такие ощущения стоики называл и каталептическими.

Самостоятельно классифицируя познавательные способности, стоики в качестве особой способности отдавали предпочтение суждению. Суждение — не только производное от ощущения, оно является генетическим действием, актом признания. Поэтому одни ощущения мы признаем, а другие — нет. Каталептические — это лишь те ощущения, которым нельзя отказать в признании. На их основе мы создаем соответствующие и очевидные познавательные или каталептические суждения.

Греки занимали в философии объективные позиции; их теория познания была анализом объекта познания, а не субъекта. Они не дали собственного названия для обозначения субъекта. Стоики были теми, кто частично освободился от этого ограничения. Собственно говоря, их склонность к этической рефлексии направила их внимание на субъект; достаточно того, что они дошли до создания таких понятий, как очевидность, сознание, и до противопоставления, уже довольно близкого противопоставлению «субъект» — «объект».

3. В формальной логике стоики были инициаторами создания одной из двух великих концепций, оставленных античностью: первая была заслугой Аристотеля, вторая — стоиков. Исходным пунктом для стоиков было убеждение, что каждая истина и ложь и, вместе с тем, каждое суждение составляют неразрывное целое, их нельзя трактовать как простое соединение терминов, как это делал Аристотель. Не термин, а суждение необходимо признать за логическую единицу. Таким образом, стоики начали развивать пропозициональную трактовку логики. Так, понимая суждение, они обнаружили определенные законы и различия, которые не были приняты во внимание Аристотелем, выделив среди сложных суждений копулятивные (обобщающие), гипотетические и дизъюнктивные суждения. В противовес Аристотелю, исходный пункт суждения стоики видели не в категоричном утверждении «S есть Р», а в гипотетическом — «если А, то В».

Сущность стоицизма состояла в связи рационализма с материализмом. Рационализм объединял стоиков с платоновскоаристотелевской философией, материализм их от нее отделял. Материальная природа является единственным реальным бытием, единой мерой блага в этике и истины в логике. Но природа рациональна и подчиняется законам разума. Картина мира, которая создавалась на этой основе, была материалистическим монизмом, но таким, который материю понимал как живую, разумную, целенаправленно развивающуюся и божественную, иными словами, материалистический монизм был проникнут идеями гилозоизма, финализма и пантеизма.

Между тем, стоицизм даже в том случае, когда он заимствовал принципы из древней философии, в их развитии и следовании им продемонстрировал много оригинального, особенно в этике (оригинальной была идея природных способностей, идеала мудреца, понимание свободы и моральных стремлений, теория страстей). Нечто подобное происходило и в логике: теория каталептических ощущений, естественных понятий, суждений как акта познания, языковой концепции логики, а также иная, отличная от Аристотеля классификация суждений.

Твердость, с которой стоики проводили свои идеи добродетели в жизнь, имела очень большой резонанс, получив ставшее широко популярным название стоицизма.

Стоическая школа прошла в своем развитии через три этапа: 1) старшая афинская школа, к которой относились творцы стоицизма; 2) средняя школа, достигшая наивысшего расцвета на рубеже II и I вв. до н. э., но не в Афинах, а на Родосе, и перешедшая от подлинно стоического учения к эклектике; 3) младшая школа, развивавшаяся в Риме и на территории империи, отчасти возвратившаяся к исходной стоической доктрине.

Средний период стоицизма начался, когда руководство школой принял в 129 г. Панеций с Родоса (180— 100 гг. до н. э.). Наиболее выдающимся мыслителем того периода был Посидоний (135—50 гг. до н. э.). Он родился в сирийской Арамее и был немного старше Цицерона. Утрата его работ привела к тому, что его заслуги были забыты, и только самые последние исследования показали, что Посидоний был переходной фигурой в истории позднегреческой мысли. Утраченных работ, как мы теперь можем судить, было не меньше по количеству, и они были не менее разнообразны, чем в наследии Аристотеля. Существенным в его философии было то, что он опирался на достижения точных наук. Методы, которые были в них проверены, он использовал в теологии, истории культуры, педагогике. Как для объяснения материи, так и для духа он применял такие физические понятия, как природа, сила, причина, действие. В силу этого его картина мира была необычайно целостной. Душа интерпретировалась как сила природы, которая проявляет себя одновременно и как жизненная сила. Посидоний вдохнул в стоицизм новую жизнь, подняв его до уровня науки того времени. Он как синтетик (а не эклектик) завершает эллинистическую философию, так же как Аристотель завершает ее классический период.

Но со временем начался в философии стоиков довольно существенный поворот, который был естественным в тот период. Стоики приблизили свой способ мышления к идеалистическим и дуалистическим доктринам, прежде всего к доктрине Платона. Более того, они также приблизились к восточному способу мышления. Традиционный греческий интерес к внешнему миру начал уступать место интересу к внутреннему миру человека. В духе надвигающейся религиозной философской эры они ввели в философию стоиков теологические и мистические элементы.

В Младшей Стое взяло верх не это религиозное направление, а римскоморалистическое. Стоики ограничили свою философию исключительно этическими проблемами и жизненной мудростью. Наиболее известными среди них были Сенека (4 г. до н. э.— 67 г. н. э.), государственный деятель времен Нерона, автор множества популярных этических работ («О счастливой жизни», «О гневе» и т. д.); Эпиктет (ок. 50—130 гг. н. э.), раб, родом из Фригии, став вольноотпущенником, преподавал философию в Риме. Эпиктет был очень близок в своих взглядах к старостоической традиции. Его взгляды дошли до нас в пересказе Арриана Флавия, в сокращенном виде изданы его «Диатрибы» как учебник морали; наконец, стоиком был император Марк Аврелий (правивший в 161—160 гг.), автор «Размышлений». Эти стоики, особенно Сенека и Марк Аврелий, отошли от изначального стоического материализма; их взгляд на мир склонялся к дуализму и спиритуализму. Они занимались, как правило, исключительно этическими проблемами и в этой области были верны стоической традиции. В их трактовке философия становилась жизненно необходимой, поскольку приобретала статус советчицы и опоры в жизни. Их работы были адресованы широким массам людей и до сих пор представляют интерес.

Эпикурейская эллинистическая философская система еше дальше отошла от идеализма и была выражением крайне трезвого и позитивного способа мышления. В этике школой провозглашался гедонизм, в физике — материализм, в логике — сенсуализм. Теоретическая философия подчинялась практическим целям жизни, приоритет отдавался этике, иные разделы философии трактовались как вспомогательные. Эта система была создана Эпикуром в то же время, что и система стоиков. Эпикурейская школа, основанная в Афинах в начале III в. до н. э., имела своих сторонников вплоть до конца эллинистического периода.

Предшественники. Атомисты и киренаики были главными предшественниками эпикурейцев. У атомистов Эпикур перенял материалистическую и механистическую физику, у киренаиков — этику и сенсуалистическую логику. Множество теорий, особенно в области философии природы, было заимствовано из древней философии, однако им была дана новая оценка и, собственно говоря, им был придан новый жизненный смысл.

Развитие школы. Доктрина Эпикура была разработана им самим достаточно всесторонне и обнародована в окончательном виде. Она не имела задатков для своего развития, поэтому ученики смогли очень немногое добавить к идеям учителя.

Большего развития достигла теория познания. Эпикурейская школа была несравнимо устойчивей и последовательней в своих воззрениях, чем другие школы этого периода.

Жизнь Эпикура. Эпикур (341—270 гг. до н. э.) родился на острове Самос в семье выходцев из Афин, в 18 лет перебрался в Афины. В то время Ксенократ руководил Академией, и Аристотель был еще жив. Эпикур слушал философов различных направлений: последователь Демокрита Навсифан познакомил его с атомизмом, он также познакомился со взглядами скептика Пиррона. В 306 г. он основал собственную школу, которой и руководил до самой смерти. Вопреки сплетням своих врагов, Эпикур был человеком высоких нравственных качеств с ровным характером и простым стилем жизни.

Он оставил после себя множество работ, весьма разнообразных по содержанию. Диоген Лаэрций говорит о 300 написанных им книгах и приводит сорок названий; благодаря Лаэрцию сохранились «Основы» Эпикура, а также три его работы, дающие очерки физики, метеорологии и этики. Кроме того, в Геркулануме были найдены части его большой работы — 37 книг о природе. Остальные работы Эпикура не дошли до нашего времени.

I. Этика. 1. Гедонизм и радость жизни. Исходное положение и цель философии эпикуреизма были теми же, что и у других философских систем эллинизма: исходным пунктом был тезис о том, что счастье есть наивысшее благо, а цель — объяснить, на чем основывается счастье и как его можно достигнуть. Объяснение, которое дал Эпикур, было самым простым из всех объяснений: счастье основывается на наслаждении удовольствием, а несчастье — в претерпевании страдания. Это объяснение не было тавтологией, поскольку греки понимали счастье как наилучшую жизнь (эвдемонию), в которой достигается доступное человеку совершенство. Само совершенство Эпикур понял абсолютно гедонистично, в то время как другие школы видели совершенство жизни в чемто ином, чем получение удовольствия. Гедонизм прочно соединился с именем Эпикура, хотя он не был его изобретением, ибо он был давно известен еще от Аристиппа. Эпикур придал гедонизму оригинальный вид, который был очень далек от заурядного гедонизма Аристиппа.

Основной мыслью Эпикура была та, что для счастья достаточно отсутствия страдания; отсутствие страдания мы уже ощущаем как удовольствие. Это объясняется тем, что человек по натуре добр, а несчастным же его делает страдание. Естественное состояние человека состоит в том, что он ничего хорошего и ничего плохого не встречает на своем жизненном пути, а это уже приятное состояние, поскольку сам процесс жизни, сама жизнь являются радостью. Это врожденная радость, о которой не надо заботиться, мы носим ее в себе. В качестве врожденной, она независима. Пусть лишь тело будет здоровым и душа спокойной, тогда и жизнь будет прекрасной.

Это существенное место в эпикуреизме, поскольку здесь гедонизм связывался с культом жизни. Жизнь есть благо, единственное, которое дано нам в собственность. Эпикурейцы в форме религиозного культа поклонялись жизни, это была как бы секта почитателей жизни. Тем не менее, они сознавали, что это благо ограниченно и кратковременно. В сравнении с природой, которая бесконечна, устойчива и возрождается всякий раз вновь, человеческая жизнь лишь эпизод. Эпикур считал заблуждением веру в метемпсихоз и периодическое возвращение души. Так сложилось, что древняя философия осознала для себя ценность жизни одновременно с осознанием ее незначительности. Вывод, сделанный из этого открытия, был следующим: благо, которое мы постигаем, необходимо оценить и сразу же воспользоваться им, поскольку оно временно и преходяще. Необходимо им воспользоваться сразу, не надеясь на будущее бытие. Это была насквозь земная этическая доктрина.

2. Внешние удовольствия. Радость жизни является главным элементом счастья, но не единственным. Кроме этой внутренней радости, существуют удовольствия, вызываемые внешними причинами. Они (единственные, на которые Аристипп обратил внимание) в целом иного рода, чем это стихийное удовольствие от жизни. Требуется воздействие п озитивных причин, если для них достаточно отсутствия страдания (они могут быть названы «позитивными» в отличие от «негативных»), несмотря на то, что любые чувства являются положительными. «Позитивные» мы носим в себе, а «негативные» зависят от обстоятельств и поэтому влияют на судьбу счастья; в силу этого они не постоянны. Для достижения положительных удовольствий должны быть выполнены два условия: необходимо иметь потребности и необходимо, чтобы они были удовлетворены. В то же время радость жизни проявляется не через потребности и их удовлетворение. Причем, одни удовольствия проявляются при отсутствии потребности, а другие же — при их удовлетворении. Негативное удовольствие испытывает тот, чье спокойствие не требует стимула и измениться не может, позитивные же удовольствия может получить только тот, кто подвергается воздействию и изменению.

Названные выше два вида удовольствия не равны между собой. Только при отрицании удовольствия, при отсутствии потребностей человек неизменно свободен от страдания. Там, где есть потребности, там всегда существует угроза их неудовлетворения; однако и само удовлетворение связано со страданием. «Больше всего удовольствия испытывает тот, кто имеет меньше всего потребностей». Следовательно, отрицание удовольствия является более значимым. В таком случае оно составляет, собственно говоря, цель жизни. Для того, чтобы этой цели достигнуть, не нужно беспокоиться об удовольствии, необходимо лишь избегать страдания; не удовлетворять потребности, а избавляться от них. Позитивное удовольствие является не целью, а лишь средством, именно средством для приглушения страданий, когда они беспокоят человека. Необходимо порвать с исходным инстинктом, предписывающим то, что необходимо избегать любого удовольствия, которое можно получить; необходимо выработать в себе искусство умеренности в удовольствиях и выбирать те из них, которые не влекут за собой страданий.

Позитивные удовольствия бывают двоякого рода: либо физические, либо духовные. Соотношение их таково, что физические удовольствия более значимы, поскольку духовные не могут существовать без них; еда (как удовольствие насыщения) связана с поддержанием жизни, жизнь же — первое условие счастья. Эпикур говорил, что «удовольствие желудка является основой и источником любого блага». В то же время духовные блага являются высшими, ибо доставляют больше удовольствия; и это происходит благодаря тому, что душа содержит в себе не только современность, а присущая ей сила воображения в одинаковой степени как прошлое, так и будущее.

Эпикур не признавал качественных различий между удовольствиями. Не существует более или менее значимых удовольствий, есть только более или менее приемлемые. Он понимал, что если бы он допустил качественные различия между ними, то последовательный гедонизм не удалось бы провести. «Если не нарушать закона, не нарушать хороших обычаев, не обижать ближнего, не повреждать тело, то не потеряешь необходимых средств для жизни и можешь удовлетворять свои желания». Однако он признавал определенный стиль жизни: стремился к удовлетворению духовных радостей, возвышая культ удовольствия и изысканности жизни (собственно говоря, эту изысканность жизни и называют сейчас эпикуреизмом). «Не игры и праздники, роскошь любви и роскошь аппетита при уставленных яствами столах делают жизнь сладкой, а трезвый разум, который... отбрасывает ошибочные мнения и более всего беспокоит деятельную душу». Наиболее скромные удовольствия — круг друзей и цветы в саду — были для эпикурейцев высшими удовольствиями.

3. Средства для счастья. Существует два основных способа быть счастливым: быть добродетельным и быть разумным. «Нет приятной жизни, которая не была бы разумной, морально совершенной и справедливой, но также нет разумной жизни, морально совершенной и справедливой, которая не была бы приятной». Жизненные примеры, которые приводил гедонист Эпикур, были, кроме крайне отличающегося исходного пункта, идентичными с определениями идеалистов. В то же время обоснование их Эпикуром было другим. Согласно его мнению, к добродетели следует стремиться, потому что добродетель есть средство к счастью. В то же время было бы нонсенсом воспринимать ее как ценность саму по себе, и нонсенсом было бы чтолибо для нее как таковой делать.

Дружба также ценна, но нельзя жить беспечно и спокойно, не будучи в дружбе с людьми, и нельзя, в свою очередь, жить достойно, не живя спокойно и беспечно. Тем не менее, дружба есть только средство, а цель — всегда и исключительно — удовольствие. И только личное (индивидуальное удовольствие). Все возвышенные эпикурейские предписания опираются на эгоизм. И тот же альтруизм никому и ни для чего, согласно Эпикуру, не нужен. Обществу не требуются незаинтересованные граждане, наилучшими гражданами являются заинтересованные эгоисты, если они, естественно, являются разумными. Эпикур стремился к трезвой философии, на основаниях которой он думал построить человеческие поступки, мораль и право, общественное устройство и хорошие отношения между людьми.

Разум необходим для счастья, однако лишь для того, чтобы удачно выбирать между удовольствиями, а также управлять мыслями. Мысли часто ошибочны и вызывают заблуждения и страхи, которые больше всего нарушают покой человека и делают его счастье невозможным. Нет худшего страха, чем тот, который вызывает мысль о всемогущих богах и неизбежной смерти. Но, может быть, этот страх необоснован? Может быть, мы боимся напрасно? Для того, чтобы в этом убедиться, необходимо исследовать природу вещей, и с этой целью Эпикур занимался физикой. Для того, чтобы дисциплинировать разум, он занимался логикой. Таким образом, эти два раздела вошли в его философию.

II. Физика. По мнению Эпикура, природу не стоит исследовать ради нее самой. Исследование необходимо для того, чтобы стало возможным счастье человека и, прежде всего, спокойствие разума. А его можно успокоить лишь тогда, когда мы скажем, что природа не угрожает человеку. С этой мыслью Эпикур строил свою теорию природы.

1. Физика без богов. Эпикур был убежден в том, что истинное объяснение природы есть только причинное объяснение и в силу этого он не мог использовать ни платоновскую, ни аристотелевскую, ни даже стоическую теорию природы. Он мог обратиться только к Демокриту. Эпикур, единственный в период эллинизма, создал чисто причинную систему природы, тогда как все другие школы развивали финалистический метод платоновского «Тимея».

Теория природы Эпикура была в общих чертах демокритовской. Она была материалистической: постулировала, что не существует ничего, кроме тел и пустого пространства; была атомистической в оппозиции к платоновской, аристотелевской и стоической концепции природы, трактовавших мир как органическую целостность. Эпикур полагал, что тела состоят из множества независимых друг от друга атомов. То же, что, по нашим представлениям, не является ни атомом, ни союзом атомов,— это их свойство или, как, например, время является свойством свойства. Свойством атомов являются лишь величина и форма; чувственные характеристики не относятся к свойствам атомов, однако в то же время — и в этом было различие взглядов Демокрита и Эпикура — они не являются субъективными, проявляясь лишь в группах атомов.

В целом, материализм объединял Эпикура и стоиков, однако в конечном счете его отделяло от них то, что, будучи материалистами, стоики испытывали влияние идеализма и делали ему различные уступки, Эпикур же был твердым противником идеализма. Его каузализм противостоял стоическому финализму, его атомизм — органической концепции природы, которую признавали стоики, его механистическое истолкование природы — стоическому динамизму.

Теория Эпикура в понимании причин была механистической. Движение атомов он объяснял исключительно их механистически истолкованным весом; собственно говоря, именно поэтому их движение происходит по направлению «верх — низ». Если бы все атомы падали равномерно в одном и том же направлении, то их строение не подвергалось бы изменениям. Для того, чтобы объяснить изменения, происходящие в окружающем мире, Эпикур допускал, что атомы падают, отклоняясь от вертикали; он полагал, что наличия этого отклонения достаточно, чтобы объяснить все разнообразие в системе мира и его истории. Вместе с тем, он вводил через отклонение атомов свободу, делая для нее исключение из жестко детерминированной, механистической •концепции мира.

Помимо этого, единственного исключения из жестко детерминированной системы, Эпикур полагал, что объясняет мир как результат механически действующих материальных сил. Это положение было наиболее важным, поскольку из него он делал вывод о том, что природа может быть объяснена из самой себя, без участия богов. Эпикур не был атеистом; боги существуют, вечны, счастливы, свободны от зла, но они обитают в потустороннем мире — в благом и нерушимом покое. Они не вмешиваются в судьбу мира, ибо вмешательство предполагает усилия и волнения, а это не соответствует совершенному и счастливому бытию богов; близоруким является наделение их функцией, которая им не присуща. Боги являются лишь примером для мира.

Если же боги не принимают участия в судьбе мира, то нет необходимости их бояться. Учение Эпикура освобождало человека от одного из самых больших страхов — страха перед богами.

2. Психология без бессмертной души. Наибольшей трудностью для материалистической системы стало объяснение психических явлений, и с этой трудностью Эпикур, как и огромное большинство древних, не вполне справился. Он был уверен, что душа как реально существующая и действующая должна быть телесной. Она телесна, но, в соответствии с распространенным в древности взглядом, она иной природы, чем тело. Эпикур понимал ее как некий коллоид, как равномерно распространенную, по всему телу, наподобие тепла, материю. Душа и тело — это две материи, два рода атомов, взаимно влияющих друг на друга. Душа, как и все телесное, находится в движении, а результатом ее движения являются жизнь и сознание, ощущения же — это изменения, которые происходят в душе в результате воздействия на нее внешних предметов. Многообразие психических функций Эпикур не смог объяснить иначе, как допустив, что душа складывается из разных материй: одна материя — причина покоя, вторая — причина движения, третья — причина тепла, поддерживающего жизнь, четвертая же — наиболее тонкая материя — причина психической деятельности.

Душа является сложной телесной структурой, подверженной уничтожению, поскольку со смертью заканчивается ее существование. Вера в бессмертие — это ошибка. Но боязнь смерти необоснованна, она — источник беспокойства, и в силу этого — всех человеческих несчастий. «Смерть нас не минует, так как зло и добро есть только там, где можно чтолибо ощущать чувствами,— смерть же есть конец чувственного ощущения». Тот, кто это понимает, лишен страха перед смертью, убежден, что нет перед ним бесконечных перспектив страдания и, сконцентрировав свое внимание на земной жизни, единственной, которая нам дана, сумеет соответственно ею распорядиться и достигнуть счастья, для которого бессмертия не нужно.

Как физика Эпикура, обошедшаяся без вмешательства богов в природу, избавляла от страха перед божествами, так и его психология, лишенная бессмертной души, смогла освободить человека от другого страха — страха перед смертью.

Согласно Эпикуру, четыре проблемы делают несчастным человека, четыре страха: 1) перед невозможностью достижения счастья; 2) перед страданием; 3) перед богами; 4) перед смертью. «Учетверенным лекарством» для этих четырех страданий должна стать философия Эпикура: два первых страха лечила его этика; два последних — физика. А) Радость, которая является единственным благом, легко заполучить, если человек живет разумно; Б) страдание, которое является единственным злом, легко перенести, поскольку когда оно сильно, то непродолжительно, а когда долговременно, то не сильно; и, наконец, не страдание докучает людям, а страх перед страданием; В) богов нечего бояться, ибо они не вмешиваются в жизнь людей; Г) и смерти нет, так как «наибольшее зло, смерть, не касается нас нисколько: покуда мы существуем — нет смерти, а когда есть смерть — нас нет». Человечество благодаря культуре, которую оно создало, должно уже получить определенное количество счастья. Вопреки Платону и стоикам, Эпикур не верил в «золотой век», который якобы был началом человеческой истории; напротив, никогда человек не был более несчастным, чем в это время, поскольку он подвергался в большей степени страхам, чем в первобытном состоянии. Исходя из этого состояния, он достигал относительного покоя в отношении природы и к другим людям. В конечном счете, он достигает этого в хорошей философии.

Ученики превозносили Эпикура как первого философа, который познал, что не благодаря вымышленным условиям человек счастлив; что счастье заключается не в условиях, а в самом человеке. Нет высших сил, которые бы занимались его судьбой; никто ему не вредит, но и не помогает; он может надеяться лишь на себя и сам за свое счастье ответствен. Эпикур был не только ученым, но и — в большей даже степени — апостолом счастливой жизни; его школа представляла собой скорее секту, чем научный союз, члены которой стремились вести лишенную предрассудков жизнь, пребывая в уверенности, что она будет безмятежной и счастливой.

III. Логика. В таком случае источником несчастья являются предрассудки, а условием счастья — наличие просвещенного разума. Для счастья необходима культура мышления и применение логики. Но углубление в частности напрасно: теорией понятий и суждений, силлогизмом, доказательством, определением, классификацией — всем тем, что со времен Аристотеля составляло сферу логики, Эпикур не занимался. Речь шла только об умении отличить истину от фальши. Таким образом, понятая логика выступала как критериология, которую он называл каноникой (от греческого слова «канон» или мера, критерий).

1. Эпистемологический сенсуализм. Направление, которое Эпикур занял в логике, было сенсуалистическим, так как посредством чувственных впечатлений и только, по его мнению, с их помощью можно обнаружить истину. Ощущения отражают реальность такой, какая она есть, ее прояснение дает нам чувство реальности. О вещах, которые мы не воcпринимаем, мы можем судить только опосредованно, на основе других впечатлений; ощущение есть мера любого познания и является его критерием.

И это касается каждого впечатления. Если хотя бы по отношению к одному из них возникает подозрение в том, что оно ошибочно воспроизводит вещи, ощущения перестали бы быть критерием. Эпикур не отступал даже перед абсурдным взглядом, согласно которому сны и галлюцинации сумасшедших также являются истинными. Никто никогда не продвигал так далеко сенсуализм в теории познания. Однако Эпикур суть дела трактовал не столь наивно, поскольку знал, что мы подвержены ошибкам и заблуждениям. Трудности он разрешал следующим образом: ошибки и заблуждения, приписываемые чувствам, он относил исключительно на счет рассуждения;в силу этого он смог непосредственные ощущения признать безошибочными. Тем не менее, оставалось фактом, что один и тот же реальный предмет вызывает совершенно различные впечатления. Для того, чтобы это объяснить, он обратился к демокритовской теории «подобия». Впечатления никогда не обманывают, но касаются не самих предметов непосредственно, а подобий, которые отрываются от предметов и достигают органов чувств постигающего. Сами предметы познаются только опосредованно, через подобия. Переход от подобия к предмету может быть выполнен только при помощи рассуждения. И здесь грозит ошибка тому, кто не считается с тем, что подобия: а) изменяются в пути; б) сталкиваются с подобиями других предметов, создавая смесь, не соответствующую ни одному из предметов, и, наконец, в) органы чувств по своему строению не воспринимают любые подобия. Эта теория, из которой Демокрит делал вывод о субъективности ощущений, служила его ученикам для объяснения их объективности. Сенсуалистическая теория Эпикура охватывала также и чувства. Чувственные ощущения, удовольствия и огорчения никогда не ошибаются; ошибка может произойти лишь тогда, когда мы на ее основе строим суждение, когда на основе ощущения удовольствия и огорчения судим о добре и зле. Сенсуалистическая теория дала Эпикуру то, что ему было нужно,— фундамент для гедонистической этики.

2. Психологический сенсуализм. Эпикур и особенно его ученики занимались не только проблемой критериев познания, но также и проблемой его развития. Они исследовали, как формируются общие понятия и суждения. И в своем исследовании они также опирались на чувственные ощущения, поскольку видели в них не только критерий познания, но также и его источник, из которого все наши понятия и суждения могут быть выведены. Это означает, что Эпикур и его ученики признавали сенсуализм также и в генетическипсихологическом смысле. Их понимание того, каким образом из ощущений возникает в разуме общее понятие, получило название «эпикурейской индукции». В ней объяснялось, что в формировании понятий принимают участие воображение, память, мысль; как впечатления формируются четверояким путем: случайно, по аналогии, наподобие, синтетически; как из первоначальных ощущений возникают «типичные впечатления» и следующие за ними понятия, суждения и допущения; как границей процесса является обнаружение всеобщих и необходимых качеств вещи.

3. Индуктивная логика. Эпикурейцы также занимались индукцией с точки зрения логики. Здесь речь шла уже не о психологическом описании процесса обобщения, а о логическом предписании, о том, как нужно правильно обобщать. Индуктивная логика была единственной, которой эпикурейцы занимались; в античности она была их областью исследования, так же как дедуктивная логика областью Аристотеля и стоиков. Это было вполне естественно при их сенсуализме. Эпикурейцы стремились обнаружить основания индуктивного предположения и нашли их в подобии одной вещи другим вещам. Они называли индукцию «предположением согласно подобию», считая, что ее обобщение охватывает не только доступные нам явления, но также и недоступные нам вещи, чем вызывали у скептиков упреки в догматизме.

Эпикуреизм вышел из двух источников: 1) из культа жизнит желания счастья и 2) из трезвой позиции разума, который верит только тому, что ему непосредственно дано, и оперирует исключительно конкретными ощущениями. Из этих же источников берет начало как гедонистическая этика, так и материалистическая физика, а также сенсуалистическая теория познания Эпикура.

Эпикуреизм, главным образом,— это этика, которая признает лишь земные блага, считает человека ответственным за собственные счастье и несчастье, ценит покой как наиболее совершенное состояние человека; просвещение разума выступает в ней единственным средством против сил, которые нарушают его покой, являясь результатом его собственной глупости, наконец, видит парадоксальное в разумном, в культурном стиле жизни наилучшее средство для достижения эгоистического счастья, а в эгоистической основе — наиболее верный путь к счастью как таковому.

Эпикуреизм — это также философия природы, которая решительно отказалась от сверхъестественных сил и признает любой вид бытия телесным, тела, состоящими из атомов, события — причинно обусловленными, а причины — действующими механически.

Эпикурейская школа просуществовала до IV в. н. э., но и она несколько развила учение своего основателя. Эпикур нашел в Греции, а впоследствии в Риме множество последователей. Его любимым учеником был Метродор из Лампсака. Среди членов школы наукой в области индуктивной логики занимались Зенон из Сидона (ок. 100 г. до н. э.) и его ученик Филодем. В Риме нашлось значительное количество людей, которые в эпикуреизме обнаружили соответствующий их представлениям взгляд на мир. В частности, к ним принадлежал Гораций. В I в. до н. э. эпикуреизм дал выдающегося представителя в лице Лукреция (Лукреций Кар, 95—55 гг. до н. э.), поэма которого «О природе вещей» сохранилась благодаря Цицерону и является наиболее полным памятником античного эпикуреизма.

Влияние и оппозиция. Эпикуреизм имел широкую популярность благодаря наиболее оригинальной свой части — этике. Эпикур во все времена считался отцом гедонистов и не только благодаря своим идеям, а за тот всеохватывающий гедонизм, не столько за то, что он сам создал, сколько за то, что он воспринял от Аристиппа.

В истории науки наибольшее значение имела физика Эпикура, несмотря на то, что она не была оригинальной. Эпикурейцы были известны в этой области больше как продолжатели взглядов античных атомистов. Однако, начиная с III в. до н. э., эпикурейцы были единственной школой, которая придерживалась исключительно причинной и механистической трактовки природы. Благодаря этому обстоятельству, они сыграли выдающуюся роль, став посредниками между старогреческой наукой и наукой Нового времени. Они заслужили похвалу Канта, который назвал их «лучшими философами природы среди греческих мыслителей».

В христианскую эру эпикурейская традиция была прервана. Слишком велика была противоположность христианским принципам, чтобы сохранить какоелибо влияние. В средние века эпикуреизм был синонимом атеизма и материализма, отрицающих существование бессмертной души; механического понимания, отрицавшего свободу, и гедонизма, отвергавшего любые этические идеалы. В течение многих веков эпикуреизм трактовали как превратную и вредную доктрину, и ни один мыслитель не мог к нему открыто присоединиться.

Однако так было не всегда: в самом начале христианской эры этот антагонизм еще не был выявлен. Его установили только более поздние Отцы Церкви. В сознании общества того варварского времени христиане вместе с эпикурейцами принадлежали к одной категории людей — категории врагов религии. Одни были,врагами господствующей в то время религии, другие — врагами всякой религии вообще. Для обыкновенного человека это было одно и то же.

Несмотря на установившийся более поздний антагонизм между христианством и эпикуреизмом, в XII в. была переведена поэма Лукреция, и под ее влиянием некоторые мыслители, такие как Аделяр из Бата или Гийом из Конша, оставались сторонниками атомистического взгляда на природу материи. Однако это был только эпизод. Второе рождение эпикуреизма произошло лишь в эпоху Возрождения в работах Гассенди. Воскрешенный атомизм Эпикура оплодотворил естествознание нового времени, а его сенсуализм оказал влияние на некоторые течения теории познания этого периода.

Последним большим направлением эллинистической философии был скептицизм. Он появился почти одновременно со стоицизмом и эпикуреизмом на рубеже IV и III вв. до н. э. Школы, как таковой, скептики не создали, как это сделали стоики и эпикурейцы, однако идеи скептицизма сохранялись и развивались около пяти столетий. Скептицизм стоял несколько в стороне от других школ и всем им противопоставлял собственные философские доктрины, философы других направлений создавали теории, скептики же их только критиковали и отрицали. Они называли своих противников «догматиками», или «утверждающими философами», а себя — «воздерживающимися от суждений» (эффектиками), только «ищущими» (сейтетиками) или «рассматривающими» (скептиками). Последнее название закрепилось, и скептицизмом стала называться философская позиция, которая отрицает возможность познания истины. В античности эта позиция чаще называлась «пирронизмом» по имени ее создателя, а его менее радикальная форма, которая развивалась в Академии,— «академизмом».

Предшественники. Главными предшественниками скептицизма были софисты во главе с Протагором. Они своим релятивизмом и конвенционализмом подготовили скептицизм. Софисты, а также младшие элеаты дали, по мнению скептиков, образцы аргументации. Но и другие философы критической частью своих теории подготовили скептицизм. Демокрит, подающий чувственно воспринимаемые качества как субъективные, и даже Платон, суровый критик чувственного знания, вложили оружие в руки скептиков. Последние; стремясь еще дальше распространить свое генеалогическое древо, считали своими предками Гераклита и Ксенофана.

Развитие. Античный скептицизм прошел через многие изменения и фазы в своем развитии. Вначале он имел практический характер, то есть выступал не только как самая истинная, но и как наиболее полезная и выгодная жизненная позиция, а затем превратился в теоретическую доктрину; изначально он ставил под сомнение возможность какоголибо знания, затем критиковал знание, но лишь полученное предшествующей философией. Практический и радикальный скептицизм провозглашался пирронистами, а теоретический и критический — представителями Академии. В античном скептицизме можно выделить три периода:

1)         Старший пирронизм, развивавшийся самим Пирроном и его учеником Тимоном из Флиунта, относится к III в. до н. э. .В то время скептицизм носил чисто практический характер: его ядром была этика, а диалектика только внешней оболочкой; с многих точек зрения, он был доктриной, аналогичной начальному стоицизму и эпикуреизму; однако Пиррон, который был старше Зенона и Эпикура, выступил со своим учением раньше их и, скорее всего, он влиял на них, а не наоборот.

2)         Академизм. Собственно говоря, в тот период, когда прервался ряд учеников Пиррона, скептическое направление господствовало в Академии; это было в III и II вв. до н. э. «в Средней Академии», наиболее выдающимися представителями которого были Аркесилай (315—240 гг.) и Карнеад (214—129 гг. до н. э.).

3)         Младший пирронизм нашел своих сторонников, когда скептицизм покинул стены Академии. Изучая работы представителей Академии более позднего периода, можно видеть, что они систематизировали скептическую аргументацию. Исходная этическая позиция отошла на второй план, на первый план выдвинулась эпистемологическая критика. Главными представителями этого периода были Энесидем и Агриппа. Множество сторонников скептицизм обрел в этот последний период среди врачей «эмпирической» школы, в числе которых был и Секст Эмпирик.

Скептицизм, который хотя и сохранил верность своей исходной позиции, в ходе развития подвергся существенным изменениям: требовательный, морализаторский скептицизм Пиррона нашел свое применение по прошествии множества веков в позитивистском эмпиризме.

Основатели. Пиррон жил приблизительно в 376—286 гг. до н. э., был художником и уже в зрелом возрасте занялся философией. На формирование его взглядов наибольшее влияние оказало учение Демокрита (он был учеником Анаксарха из Абдеры, который, в свою очередь, был учеником Метродора, ученика Демокрита), затем на него повлияли индийские маги и аскеты, с которыми он встречался, когда принимал участие в походе Александра в Азию; в их индифферентности к жизни и страданию Пиррон увидел наилучшее средство для достижения счастья. Эту мысль он развивал не только в теории, но и руководствовался ею в собственной жизни. Позиция равнодушия, квинтэссенция мудрости Востока, была тем чужеродным мотивом, который с помощью Пиррона был введен в философию греков.

Вернувшись из Азии, он обосновался в Элиде и там основал школу. Своей жизнью он заслужил всеобщее уважение, и благодаря ему жители Элиды освободили философов от налогов, а его самого, скептика, избрали высшим священнослужителем. Пиррон не оставил после себя работ, поскольку он считал, что знания нельзя получить. Он стал покровителем более поздних скептиков, а они приписывали ему свои собственные идеи так же, как пифагорейцы Пифагору. Ученики Пиррона унаследовали скорее стиль его жизни, его теорию развивал только Тимон из Флиунта. Он прожил 90 лет (325—235 гг. до н. э.), учился в Мегаре, но, познакомившись с Пирроном, переехал в Элиду. Позднее осел в Афинах, где и прожил до конца жизни. Тимон зарабатывал себе на жизнь преподаванием риторики и философии. Он был человеком иного склада, чем Пиррон. Его скептицизм имел как бы двоякий источник: с одной стороны, пирроновское образование, а с другой — присущий ему сарказм говорил ему, что во всем надо подозревать ложь. В отличие от Пиррона, он писал много, причем не только философские трактаты, но и трагедии, комедии и сатирические стихи.

Аркесилай (315—241 гг. до н. э.), руководитель Академии. который ввел в нее скептицизм. Он был младшим ровесником Тимона и учеником перипатетика Теофраста. Академия и Ликей боролись за талантливого философа друг с другом. Академия перетянула его на свою сторону, но затем Аркесилай перетянул Академию на сторону Пиррона. Он представлял иной тип личности, чем уважаемый Пиррон и саркастический Тимон; он был типом скептика — светского человека, и в силу этого изящество должно было быть доминирующей чертой его мышления. Аркесилай был человеком, который умел устроить свою жизнь, был любителем прекрасного, искусства и поэзии, был известен независимым и рыцарским характером.

Карнеад был руководителем Академии примерно на сто лет позже Аркесилая (214—129 гг. до н. э.). После Пиррона он больше всех сделал для развития скептицизма. Многие из наиболее сильных скептических аргументов восходят к нему, и, в частности, критика религиозного догматизма. Он представлял собой еще один тип личности: этот скептик был занят борьбой с догматизмом и, в соответствии с античными обычаями, не имел времени на то, чтобы стричь бороду и ногти. Карнеад, подобно Пиррону и Аркесилаю, не писал. Но как Пиррон имел Тимона, Аркесилай — Лакида, так и он имел своего Клейтомаха, который писал за него. О более поздних скептиках нет каких либо персональных данных.

Работы. Из произведений скептиков сохранились работы позднего представителя школы Секста, по прозвищу Эмпирик, который жил в III в. Две его работы, дошедшие до нас полностью, дают ясный и систематический обзор античного скептицизма. Одна из этих работ «Пирроновы положения» написана в трех книгах в форме учебника, где Секст изложил взгляды скептиков, сопоставляя сначала их общие аргументы в пользу невозможности знания в целом, а затем последовательно демонстрировалась невозможность логического, физического и этического знания. Вторая работа — «Против математиков» — в одиннадцати книгах имеет сходное содержание, но она полемична по форме и состоит из двух частей: пять книг — обращены против догматизма философов и шесть книг — против догматизма ученыхспециалистов как из области математики, так и астрономии, музыки, грамматики и риторики.

Взгляды. Исходно основы скептицизма имели практическую природу: Пиррон занимал в философии скептическую позицию, говоря о том, что только она одна обеспечит счастье, даст спокойствие, а счастье заключается в спокойствии. Именно скептик, убедившись, что он не способен к удовлетворительному решению какоголибо вопроса, нигде не имеет голоса, и эта сдержанность обеспечивает ему спокойствие. Учение Пиррона включало два элемента: этическую доктрину спокойствия и эпистемологическую скептическую доктрину. Первая свидетельствовала о принципиальной позиции Пиррона в философии, вторая была ее доказательством. Первая стала всеобщей характеристикой эллинистической философии, а вторая стала специальностью Пиррона и его учеников.

Пиррон поставил три принципиальных вопроса: 1) Какими являются качества вещей? 2) Как мы должны вести себя по отношению к вещам? 3) Каковы следствия нашего поведения по отношению к ним? И отвечал: 1) Мы не знаем, каковы качества вещей. 2) В силу этого мы должны воздерживаться от суждений по их поводу. 3) Это воздержание дает покой и счастье. Для Пиррона была наиболее важной последняя позиция, однако его последователи перенесли центр тяжести на первое положение. В нем представлено обоснование всей доктрины, и именно в нем заключалась оригинальность скептицизма, а не в эвдемонизме, который был в духе времени и к которому склонялись другие школы, особенно эпикурейцы. Отдельной проблемой, вставшей перед скептиками в тот период, была критика человеческого знания, мнение, что ни в каком виде и ни в какой сфере знание невозможно. В соответствии с этой задачей скептики воспитывали критические, негативные, деструктивные качества разума и старались эти «скептические способности» культивировать в себе. От сдержанной позиции Пиррона его последователи перешли к вызывающей позиции.

Они отбрасывали научные суждения, ибо все они неистинны. Только суждения о явлениях скептики не пытались подвергать сомнению. Например, если я ем чтото сладкое или слышу какойто звук, то это несомненно. Но наука и наши обычные суждения касаются не явлений, а их реальной основы, то есть того, что является их причиной. Мед не есть то, что есть мое ощущение сладкого. Зная лишь собственное состояние, нет необходимости нечто предполагать относительно его подобия чемулибо, так как, зная только портрет, нет способа узнать, похож он или не похож на оригинал. Причины явлений — в противоположность самим явлениям — нам неизвестны, и поэтому суждения о них всегда неистинны.

Свою позицию античные скептики обосновывали не с помощью психологического анализа человеческого разума, так как такой анализ продемонстрировал бы неспособность разума к познанию, а посредством логического анализа утверждений. Общая их установка была следующей: каждому суждению необходимо противопоставить суждение, имеющее «не большую» силу, «не большую» истинность. Результатом их критики, в наиболее общем плане, явилась изостения или «равносильность суждений». Ни одно суждение не является логически более сильным, либо более истинным, чем другое. Метод скептического их понимания основывается на том, что, желая подвергнуть сомнению какоелибо утверждение, скептики противопоставляли ему иное, противоречащее ему, но «равносильное» суждение. Кроме этого общего метода, более поздние скептики разработали для опровержения суждений определенные специальные устойчивые аргументы, которые они называли «тропами» или способами.

Эти аргументы были сведены когдато к двум («два тропа» сформулированы, возможно, еще Менодотом); любое суждение, если оно истинно, является таковым либо непосредственно, либо опосредованно, но, вопервых, непосредственной истины не существует в силу многообразия и относительности взглядов, а во вторых, опосредованной истины не может быть, поскольку не существует непосредственноистинных суждений, которые могли бы служить предпосылками доказательства.

Каждый из этих тропов скептики специально развивали: 1) непосредственную истину нельзя искать: а) ни посредством восприятий; б) ни посредством понятий и 2) опосредованно: а) ни посредством дедукции; б) ни посредством индукции; в) ни посредством применения критериев.

I. А) Аргументы против возможности познания вещей при помощи чувств дал Энесидем в своих классических десяти тропах:!) Одни и те же вещи будут поразному восприниматься различными видами существ. Человек иначе воспринимает, чем животное, поскольку имеет другие органы чувств, иначе устроенный глаз, ухо, язык, кожу. Нельзя решить, чье восприятие лучше соответствует воспринимаемой вещи, поскольку нет оснований отдавать человеку предпочтение. 2) Одни и те же вещи поразному воспринимаются разными людьми. Также нет оснований, чтобы одному отдать предпочтение перед другим. 3) Одни и те же вещи поразному воспринимаются разными органами чувств. Один и тот же человек воспринимает вещь совсем иначе в зависимости от того, какой орган чувств используется, нет оснований для того, чтобы отдать предпочтение одному чувству перед другим. 4) Одни и те же вещи воспринимаются поразному, в зависимости от субъективных состояний воспринимающего. Поэтому даже одним и тем же чувством воспринимать одну и ту же вещь можно поразному: больному желтухой мед кажется горьким, а когда он здоров — кажется сладким. 5) Одна и та же вещь воспринимается поразному, в зависимости от ее положения и расстояния До воспринимающего. Весло в воздухе прямо, а полупогруженное в воду имеет излом; башня издалека кажется круглой, а вблизи — многогранной; каждый объект мы должны рассматривать с какогото расстояния, в какихто обстоятельствах и в каждом положении, и на определенном расстоянии он будет нами восприниматься иначе, и здесь также нет оснований для того, чтобы допустить, что то, а не иное положение, то, а не иное расстояние дает истинный образ вещи. 6) Вещи воспринимаются не непосредственно, а через среду, которая находится между ними и воспринимающим, и в силу этого ни одна вещь не может быть воспринята в чистом виде. 7) Одни и те же вещи вызывают различные впечатления в зависимости от того, в каком они количестве и какова их структура: песок в малом количестве жесток, а в большом — мягок. 8) Любые восприятия относительны и зависят от природы воспринимающего и от условий, в которых находится воспринимаемая вещь. 9) Вещи воспринимаются иначе, в зависимости от того, как часто до этого мы их воспринимали. 10) Суждения человека о вещах зависят от его воспитания, обычаев, веры и убеждений.

Эти тропы удается свести, и более поздними скептиками они были сведены, к одному — к относительности восприятий. Смысл понимания везде один и тот же: нельзя удовлетворяться восприятием, поскольку восприятия одной и той же вещи отличаются друг от друга, и нет такого смысла, ради которого можно удовлетвориться одним восприятием, а не другим; восприятия отличны друг от друга потому, что они относительны и зависимы как от субъективных (тропы 1—4), так и объективных (5—9) условий.

Б) Аргументы против возможности познания вещи посредством понятий. Здесь приводится уже другой аргумент. Объектом, который мы должны познать посредством понятий, является вид. Вид либо включает в себя все подпадающие под него единицы, либо их не включает. Последнее допущение нельзя принять, ибо если бы он их не включал, то не был бы видом. Но и первое невозможно, так как, охватывая все единицы, вид должен был бы иметь характеристики их всех, например, дерево должно было бы быть одновременно и платаном, и каштаном, иметь и иглы, и листья, листья — и круглые, и заостренные. А поскольку каждое дерево принадлежит к определенному виду деревьев, то каждое должно было бы иметь все качества вида, но качества не соединимые и противоречащие друг другу. Следовательно, вид в чемто противоречив, и в силу этого несуществен. Следовательно, ни один предмет не соответствует понятиям, и мы ничего при помощи понятий не познаем. Следовательно, метод познания при помощи понятий, провозглашенный большинством философов, в частности Сократом, Платоном, Аристотелем, должен быть отброшен.

II. Ни один метод опосредованного обоснования суждений не удовлетворителен — ни дедуктивный, ни индуктивный.

А) Дедукция опровергает некоторые из тропов Агриппы. Этих тропов пять: 1) противоречивость взглядов; 2) незавершенность доказательства; 3) относительность восприятия; 4) использование недостаточных условий; 5) наличие ложного круга в доказательстве.

Эти положения были сформулированы позже, чем положения Энесидема, и охватывают в меньшем количестве тропов большее количество материала. Здесь первый троп соответствует последнему у Энесидема, а третий троп — остальным девяти. Три оставшиеся, не имея аналогов в положениях Энесидема, обращены против возможности дедукции и доказательства. Второй и четвертый представляют собой дилемму. Разыскивая основания для следствий из какоголибо суждения, мы прерываем дальнейшее доказательство и в таком случае оставляем все доказательства на необоснованных предпосылках (4й троп), либо не прерываем доказательства, но тогда мы вынуждены идти в бесконечность, однако ни одну бесконечность нам не удается реализовать (2й троп). Но этого недостаточно: в соответствии с пятым тропом, в каждом доказательстве мы идем по ложному кругу в том случае, когда вывод уже содержится в посылках. В соответствии с этим утверждением, если все люди смертны, то мы делаем вывод, что Дион смертен, однако в утверждении, что все люди смертны, уже заложено суждение, что Дион смертен.

Эти вопросы не ставили под сомнение отношение следования между посылками и умозаключением, но они касались самих посылок, которые никогда не бывают ими, чтобы их можно было положить в основу рассуждения; они специально обращены против аристотелевского учения о непосредственно истинных предпосылках.

Б)Против индукции аргументация скептиков была следующей: индукция бывает либо полной, либо неполной, но полная индукция невозможна (поскольку не имеет окончательного решения, поэтому она невыполнима), неполная же индукция ничего не стоит (в силу того, что не предусмотренный ею случай может свести на нет полученные результаты).

В) Следовател ьно, знание мы не можем получить ни непосредственно, ни опосредованно, ни при помощи чувств, ни с помощью понятий, ни посредством дедукции, ни посредством индукции. Мы обречены лишь на перечисление множества существующих суждений, противоречащих друг другу, и не способны среди них выбрать те, которые являются истинными. Ни одно суждение не является истинным само по себе; не существует внешних отличий, которые бы отделяли истинное суждение от ложного. (Это утверждение было направлено против стоиков и их каталептических представлений.) Также не существует внешних критериев, которые были бы мерилом истинности суждений. Учение о критериях, которое развивала эллинистическая теория познания, по мнению скептиков, приводит к необычайным трудностям,

1. Критерий должен быть дополнен доказательством, что он истен. Однако, доказывая его истинность, мы либо используем его самого и тогда попадаем в ложный круг доказательства; либо применяем другой критерий, который в свою очередь, мы вывели, и так до бесконечности, до тех пор, пока не впадем в ошибку доказательства, в бесконечность.

2.      Существуют разнообразные взгляды на критерий, и каждая школа предлагает свой, однако отсутствует критерий выбора между ними. Необходимо сделать выбор, но кто может быть судьей, какая сила разума должна судить и в соответствии с какой нормой? И в то же время отсутствует способ, с помощью которого можно разрешить эти проблемы.

III. Не удовлетворившись общим отрицанием возможностей познания, скептики старались опровергнуть частные теории и суждения как в теологии, так и в естествознании, как в математике, так и в этике.

l.Bce теологические проблемы весьма противоречивы, так как в них содержатся, как правило, противоречивые высказывания. Одни теологидогматики считают божество телесным, другие — бестелесным; одни считают его имманентным миру, другие — трансцендентным. Нельзя отдать предпочтение ни одному из этих взглядов.

Следовательно, понятие божества полно противоречий. Если божество совершенно, то оно неограниченно, если неограниченно, то неподвижно, если неподвижно, то бездушно, а если бездушно, то несовершенно. Если оно совершенно, то должно обладать всеми добродетелями. А некоторые добродетели (например, терпение в страдании является проявлением несовершенства, так как лишь несовершенство может подвергаться страданию). Особые трудности содержат в себе понятие божественного провидения. Если бы провидение распространялось только на некоторых людей, то это было бы несправедливо, поскольку оно возможно лишь для всех. Всеобщее божественное провидение раскрывается следующим образом: Бог либо желает и может, либо может, но не желает, либо желает, но не может. Три указанные возможности не соответствуют божественной природе, а первая не соответствует фактам, именно: факту существования зла в мире. . Любые доказательства существования Бога (посредством всеобщего согласия, гармонии мира, высказывания явно абсурдных следствий, например, что существовала бы вера в Бога без существования Бога) являются недостаточными. Тем не менее, скептики не утверждали, что Бога нет: в силу того, что доказательства отсутствия Бога так же недостаточны, как и доказательства его существования.

Остается лишь одно существование в вещах, такое же, как и в характеристике божества: признать, что мы о них ничего не знаем, и воздержаться от выводов и суждений.

2. Основные понятия естествознания не менее противоречивы, чем теологические. Что касается материи, то существует огромное разнообразие во взглядах на ее природу; признание всех этих взглядов достаточными приводит к абсурду, а признание лишь некоторых — к необходимости выделить критерий и, следовательно, к ошибочному кругу либо к бесконечности в доказательстве.

Понятие причины, которым больше всего пользуются естественники, также является противоречивым. Его можно истолковать одним из трех способов: либо как одновременное со следствием, либо имеющее место до него, либо после него. Она (причина) не может быть одновременной, поскольку нельзя создать нечто, если оно уже существует; она не может проявить себя раньше, ибо в этом случае не было бы никакой связи между причиной и следствием: нет следствия, пока существует причина, и не было бы причины, пока существует следствие; тем более что причина не может проявить себя позднее следствия, это был бы еще больший нонсенс. Если же невозможен ни один из этих трех случаев, то невозможно существование причин. Подобным образом скептики стремились показать, что невозможна ни телесная, ни внетелесная, ни движимая, ни неподвижная, ни действующая самостоятельно, ни в совокупности с другими причина. Поэтому причина есть нечто, о чем мы думаем и говорим, но о чем в действительности ничего не знаем. С другой стороны, отрицание того, что в природе действуют причины, также приводит к абсурдным следствиям. Ничего нельзя ни утверждать, ни отрицать.

Подобные трудности скептики обнаруживали как в признании, так и в отрицании и других исходных понятий естествознания, которые касаются движения, времени и пространства.

3.        Рассуждения математиков также неистинны, их понятия также полны противоречий. Противоречива точка, противоречива линия как множество точек, линия как величина, лишенная ширины, плоскость — лишенная глубины.

4.        В этике скептицизм опирался на те же аргументы. Прежде всего на многообразие, имеющее место как в моральных обычаях, так и в этических теориях; нет ничего такого, что могло бы быть всеми признано как благо. Следовательно, никто не знает, что такое благо, поскольку никто не может его определить; определения же, которые даются либо вообще не имеют отношения к благу, либо относятся лишь к вещам, которые с ним связаны (например, когда его определяют как пользу), либо настолько абстрактны (когда определяют его как счастье), что каждому удается интерпретировать его по собственному усмотрению. Наконец, нет ничего такого, что бы по своей природе было благом, таким определенным, как, например, вещи, которые по своей природе либо горячи, либо холодны, поскольку, например, огонь всегда и всех греет, а снег всегда и всех охлаждает, а ни одно из так называемых благ не дает всегда и везде ощущения блага.

В конечном счете, благо так же, как и зло, непознаваемо, как Бог, природа или математическая фигура; каждый имеет о них иное представление. Единственно приемлемая позиция по отношению к нему — воздержаться от суждения. Это касается, в конечном счете, теоретического знания, вещи, а не явления: существует сомнение, что данная вещь есть благо, но, несомненно, что м ы ее принимаем за благо.

В любом случае необходимо както жить и сосуществовать с другими людьми; скептики не признавали никаких принципов познания, но должны были иметь и имели определенные принципы жизни, а именно: довольствовались тем, к чему каждого из них приводят естественные склонности и обычаи. В практической жизни не требуется уверенности, достаточно разумно понятого правдоподобия.

В таком вероятностном духе пошло развитие академического скептицизма, а также более позднего пирронизма; вероятность позже проникла в теорию. Карнеад утверждал, что на самом деле ни одно суждение не является истинным, но оно в одинаковой мере является и неистинным. Существуют уровни истинности: 1) только истинные суждения; 2) истинные и непротиворечивые; 3) истинные непротиворечивые и подтвержденные. Карнеад полагал, что не обязательно воздерживаться от суждений, можно высказать их, если они истинны. В силу этого характер учения скептиков претерпел изменения: оно потеряло свой радикализм и приблизилось к здравому рассудку.

Значение скептицизма. Несмотря на это, задачи, которые перед собой ставили скептики, носили негативный характер. Речь в их работах шла не об установлении истины, а о вскрытии лжи и демонстрации неистинности человеческих суждений, их роль в философии была скорее позитивной и даже значительной. Они обнаружили множество заблуждений и ошибок в признанных философских взглядах; использовали и систематизировали все, что было в критической мысли Греции, увеличив свою славу. Они были «теоретической совестью» своей эпохи, подняли уровень доказательности науки в целом. Развивая в течение нескольких веков со скрупулезной систематичностью свои воззрения, они собрали истинную сокровищницу скептических идей и аргументов, из которой многое почерпнули более поздние эпохи.

Оппозиция, направленная против скептицизма, изза трудности прямой атаки боролась с ним, как правило, окольными путями: 1) стремилась продемонстрировать отсутствие последовательности в скептической позиции; показать, что жизнь скептика не может развиваться в соответствии с его теорией; 2) обвиняла скептиков в использовании скрытых, догматических принципов, без которых их аргументация теряла свою силу; 3) выявляла явно губительные моральные следствия скептицизма.

Влияние пирронизма. Пирронизм вышел из античности и кроме своей школы оказывал влияние на другие. Помимо Академии в ее «средний период» (III и II вв. до н. э.) под его влиянием находилась «эмпирическая школа» лекарей, которые применяли в медицине принципиальную идею скептиков: признавали, что причины заболеваний непознаваемы, и поэтому ограничивались регистрацией болезненных симптомов.

Античный скептицизм был высшей точкой развития скептицизма; в более поздние времена его дополняли только в частностях, и никогда не развивали дальше. Он не был столь уж влиятелен, однако последовательный скептицизм находил своих сторонников. В средние века скептицизм выступал как вспомогательная доктрина, служащая догматической мысли: для того, чтобы усилить веру, некоторые схоласты скептически унижали знание. В чистом виде скептицизм проявился в Новое время в эпоху Возрождения непосредственно во Франции в XVI в. во взглядах Монтеня. Собственно говоря, начиная с этого времени, скептицизм имел сторонников во все века (Бейль — в начале XVIII в., Шульце — в конце XVIII в.), во всех случаях это были отдельные мыслители, у которых не было большого количества сторонников и влиятельной скептической школы. Идеи античного скептицизма использовались не только сторонниками скептицизма, но и критицизма: Декарт, Юм и Милль обновили трактовку и аргументацию скептиков, но не сделали таких крайних выводов, как они.

1. Эклектика. В этот период философского многовластия должно было появиться — и оно появилось — стремление к согласованию борющихся теорий и созданию компромиссной теории. Видя, что в течение ряда поколений философское сообщество не склонялось безоговорочно в пользу той или иной школы, все больше появлялось таких мыслителей, которые спорные проблемы стремились разрешить эклектически.

Скептическая школа слишком отличалась от других школ, чтобы можно было их теории согласовать друг с другом. Это замечание относится также и к эпикуреизму. Три другие школы в то время всетаки могли думать о соглашении. Аристотелизм, принципиально избегавший крайних решений, был примером компромиссной позиции в философии. Аристотелевская школа была подвержена постоянным колебаниям, которые приближали ее то к материализму, то к его противникам — идеалистам. Программа эклектической философии была развита стоической и академической школами.

Эклектичной философией отличалась «Средняя школа» стоиков, организованная Панецием и Посидонием, которые ограничили стоический монизм и ригоризм и приблизили философскую доктрину школы к платоновской и перипатетической теориям. Это течение преобладало среди стоиков, начиная со второй половины I в. до н. э. Приблизительно в это же время, но в еще большей степени эклектика захлестнула Академию. Филон из Лариссы (ок. 160—80 гг. до н. э.) был первым, кто отступил от преобладавшего до него в Академии скептицизма и воспринял идею согласования борющихся теорий. Еще дальше в этом направлении продвинулся Антиох из Аскалона (ум. в 68 г. до н. э.). Он считал, что платонизм, аристотелизм и стоицизм являются наследниками одной и той же теории — учения Сократа — и отличаются друг от друга лишь в определениях, но не по существу. В основу своих взглядов он положил стоическую философию, однако в этике, помимо моральных норм, рассматривал и телесные блага, а в метафизике, кроме материальных факторов, духовные. Один из его учеников, Потамон, пытался даже сформировать особую эклектическую школу.

Вообще надо отметить, что для эклектизма благодатной почвой оказался Рим. В его ученой среде философы, не дав новых идей, сопоставляли и разрабатывали старые. Рим дал несравненных мастеров эклектики: прославленного Варрона и еще более известного Цицерона.

Марк Туллий Цицерон (106—43 гг. до н. э.) в молодости слушал эпикурейца Федра, академика Фшюна и стоика Дионисия, затем учился еще у эпикурейца Зенона, академикаэклектика Антиоха из Аскалона и у платонизирующего стоика Посидония. Теории, которые он изучал, были так же разнообразны, как и его учителя. Он искусно связывал между собой взгляды всех этих философских школ. В зрелые годы своей богатой событиями жизни он не занимался философией, зато увлекался ею в молодости и старости. Многие его философские работы написаны только за три последних года жизни. Все они опираются на греческие источники. В этих работах он описал взгляды Антиоха и современных ему стоиков и эпикурейцев: об условиях счастья — Панеция, Посидония, Антиоха и Хрисиппа; о природе — взгляды Федра, Клейтомаха, Карнеада и т. д. В своей работе «Государство» он следовал за Платоном и выражал также взгляды Панеция и Посидония. Цицерон никогда не был творящим философом, всегда и везде он был выразителем эклектического духа, преобладавшего на закате античности. Поскольку источники, которые он использовал, в основном погибли, постольку его работы сами стали незаменимыми источниками для последующих поколений.

2. Философия в Риме. В более поздний период эллинизма Афины, потеряв свое политическое значение, лишились и своего научного статуса. Появилась новая среда, а в ней и новый научный стиль. Главных центров образовалось два — Рим и Александрия. Каждый центр имел свой стиль: Рим Демонстрировал утилитарное и дилетантское отношение к философии, а стилем Александрии была эрудиция.

Римляне довольно длительное время с подозрением относились к философии. Еще в 173, 161, 155 гг. до н. э. по предложению Катона Старшего и по распоряжению Сената из Рима изгоняли философов вместе с риторами, однако в конце II в. до н. э. положение изменилось. Римская молодежь стала посещать центры греческой науки, чтобы слушать выступления философов. Вскоре философские школы появились в Риме. Возникла мода на философов, и состоятельные люди считали за честь принимать их в своих домах. Большую популярность приобрели философские диспуты, а участие в них вошло в моду: одни принимали участие в них из любви к ним, другие, как это описывал Тацит, из любопытства. Наиболее благодатную почву нашла в Риме стоическая школа — ее ригоризм соответствовал староримской добродетели. В эпоху Цезарей стала стремительно возрастать популярность эпикуреизма и скептицизма в их усредненном академическом виде, который Цицерон определил как «наиболее скромный, наиболее последовательный и наиболее элегантный способ философствования». Каждый маломальски светский римлянин принадлежал к какойлибо философской школе или хотя бы был в числе ее сторонников. Иначе и быть не могло: быть образованным в то время означало быть философом, а быть философом означало принадлежность к одной из философских школ. Например, Сципион Младший и Младший Катон были стоиками, Стилон — филологом, Страбон — географом, а Сцевола — основателем юриспруденции. Гораций относил себя к школе Эпикура, близки к которой были Вергилий и Овидий. Кассий — убийца Цезаря — был эпикурейцем, Брут принадлежал к академической школе, а в этике придерживался стоицизма. Триумфатор Красе был перипатетиком. Интерес к философии проявляли и Цезари. Они сами философствовали: Август написал философскую работу, Траян, Адриан, Антоний занимались философией, а Марк Аврелий был одним из известных стоиков.

Вся их философия была проникнута дилетантизмом. Все были философами, но никто в Риме философию не продвинул вперед. Те, кто ею занимался, занимались не ради знания, а для того, чтобы, используя ее результаты, достигнуть счастья и добродетели. Римские философы не создали новой школы, они озвучивали только то, о чем оповещала та или иная школа. В то же время философия этого периода в своей основе оставалась греческой.

3. Наука в Александрии. Александрия, основанная во второй половине ГУ в. до н. э., уже в III в. стала не только столицей государства, но и центром специальных научных исследований. Исследования подобного рода коегде проводились, главным образом на Сицилии, где сохранилась пифагорейская математическая традиция; здесь великий Архимед (ум. в 212 г. до н. э.) создал основы механики, и в это же время Аристарх из Самоса, родственник Пифагора, выдвинул в астрономии гелиоцентрическую гипотезу, однако вскоре научная деятельность сконцентрировалась в Александрии. Произошло как бы разделение наследия Аристотеля: философия осталась в Афинах, специальные науки развивались в Александрии. Более мелкие научные центры шли в своем развитии либо в афинском, либо в александрийском направлении: Пергам ориентировался на Александрию, Родос же, а затем и Рим придерживались, скорее, философии афинского типа.

Отношения в Александрии были подобны современным нам отношениям в Америке, имея в виду неограниченность средств, которыми располагала наука. Александрийский «Музей» был огромной научной организацией, которая содержалась за счет общества. Он обладал прекрасной библиотекой, зоологическими коллекциями, ботаническими садами, астрономической обсерваторией. В нем (до 300 г. до н. э.) работал выдающийся математик античности Евклид, создатель «Элементов геометрии», гармонии, оптики и катоптрики, там жил также Аполлоний, автор трактата о частях конуса. В Александрии выдающийся астроном античности Птолемей создал астрономическую теорию, господствующую до времен Коперника, и написал географию, которой пользовались в Европе вплоть до Нового времени. В Александрии работал выдающийся географ Эратосфен. Трудами александрийских ученых античность обязана усвоением идеи шаровидности Земли, осознанием механизма фаз Луны, установлением большинства понятий, которыми и сегодня пользуется космография.

Одновременно в Александрии развивались и гуманитарные науки. Были заложены научные основы философии и истории литературы. Библиотека в Александрии содержала в начале нашей эры 700 000 томов. Александрийская ученость носила особый характер, отличалась эрудицией. Необходимо было дожить до XIX в., чтобы вновь возродился подобный культ науки и накапливание эрудиции.

Исторически наука алексан1дрийских ученых охватывала также и философию. В этот период наука, как никогда прежде, находилась с философией в очень свободных отношениях. Собственно говоря, философия в Александрии начала развиваться лишь в следующий период, начиная с I в. новой эры, и в соответствии с духом времени. Это была религиозная метафизика; в соответствии со своим географическим положением Александрия воплотила в себе связь мышления Запада и Востока.

Проблемы эллинистического периода. Основными и характерными для рассматриваемой эпохи были три проблемы. В физике: в чем коренится скрытая причина явлений? В логике: что является критерием истины? В этике: что дает счастье? Этим трем проблемам подчинялись все остальные.

Теоретический фундамент для новых философских школ был заложен сразу же после кончины Платона и Аристотеля. Новые философские школы пытались решить те же проблемы, что и их предшественники, однако список проблем стал более длинным (это выразительно проявилось у скептиков). Рост нерешенных вопросов произошел, главным образом, в области этики. А эти вопросы принципиально отличались от тех, которые принесла с собой христианская эпоха. Существенной чертой античной этики было то, что для нее наибольшим благом и целью жизни человека было счастье, а между благом и счастьем не было противопоставления и даже различия. Отсюда вытекали важные следствия: в античной этике не было ни требований, ни обязанности в точном значении этого слова. Античная этика давала советы, как достигнуть счастья, и не выдвигала требований морального порядка. Этика носила «оптативный», а не императивный характер. Она предлагала описание желаний, а не обязанностей. Она не знала греха, существовали лишь заблуждения и ошибки. Она еще не выработала понятий морального поощрения и порицания.

Понятия и термины. Больше всего понятий и терминов появилось в тот период в области теории познания, а инициатива в создании новых терминов чаще всего исходила от стоиков. В теории познания были найдены термины для наиболее важных понятий, таких как противопоставление субъекта и объекта, установлены термины для обозначения сознания, действительности, самопознания, ощущения, познавательного действия, суждения, наблюдения. Были установлены технические названия для понятий и критериев. Вошли в обиход такие термины философии скептиков, как «скептик», «догматик», «неразрешимая проблема» и т. д. Некоторые термины имели различное значение в зависимости от философской школы, которая их употребляла. Много было нового в важных этических категориях: поступок, моральнонейтральное отношение, моральная интенция и множество других. Показательно, что классическая греческая философия Платона и Аристотеля обходилась без этих категорий.

На этот период выпало создание латинской терминологии — очень важной для последующего тысячелетия. Латинская терминология, как правило, была переводом греческой и часто просто заимствовала ее термины, такие как, например, диалектика или история. В это время на латинском языке появились понятия «форма», «материя», «опыт», «элемент», «индукция», «интеллект», «интеллигибельность», «рацио» и «рациональность» и множество других, которые входят не только в латинский, но и во все культурные языки современной Европы.

Итоги периода. Список признанных достижений эллинистического периода более скромен, нежели периода предыдущего. Однако и этот период дал классические формулировки ряда проблем, особенно в этике: в философии стоиков и эпикурейцев. Получили также развитие теории, которые не зависели от философской позиции их автора. К ним относятся логика высказываний, развитая стоиками, выработанные ими критерии истины и теория моральных ценностей. Систематика удовольствий была осуществлена эпикурейцами, а пирронистами был проведен анализ познания. Результаты сохранили свое значение вне зависимости от полученных скептических выводов.

Хронология. Эллинистический период продолжался в философии достаточно долго, за это время сменилось не одно поколение мыслителей. Наиболее богатым талантами было первое поколение, которое пришло сразу после Аристотеля, деятельность которого относится приблизительно к 300 г. до н. э.: к нему принадлежали основатели всех эллинистических школ: Зенон, Эпикур и Пиррон; к нему также принадлежал Теофраст, руководитель школы в Л иксе, и лишь Академия не имела в то время более или менее значительного представителя. К тому поколению относится также великий ученый Евклид; уже тогда прославилась александрийская наука. Во втором поколении, приблизительно в 270 г. до н. э., выделялись стоик Клеант, скептик Тимон, перипатетик Стратон, представитель Академии скептик Аркесилай; ученые гордились Аристархом с Самоса. В третьем поколении философское творчество начало угасать, и лишь один Хрисипп из стоической школы был творческим мыслителем; после него не появилось ни одного значительного имени в философии (хотя это были времена Архимеда). И только приблизительно во второй половине II в. до н. э. появились выдающиеся фигуры Карнеада и Панеция. В это время обозначился подъем философской мысли, которая ярче всего выразилась в скептицизме и эклектизме. Приверженным эклектике было следующее поколение (приблизительно шестое после Аристотеля), к которому около 100 г. до н. э. принадлежали стоик Посидоний и Филон из Лариссы, руководитель Академии. Затем, в первой половине I в. до н. э. жили и трудились эпикуреец Лукреций, Цицерон и ученыйаристотелик Андроник с Родоса; это было поколение людей, которые увлекались философией, но были не вполне самостоятельными в своем творчестве. Следующее поколение (к которому принадлежал Филон из Александрии) представляло уже новую эпоху, однако несмотря на это старые эллинистические школы продолжали свое существование, и через несколько поколений платонизм подарил миру Плутарха, стоицизм — Марка Аврелия, а пирронизм — Секста Эмпирика.

Исторические события. В самом начале эллинистического периода философии на берегах Средиземного моря было множество государств, когда он завершился (после битвы при Акции в 31 г. до н. э.), существовала единая Римская империя. В начале периода Греция была центром культуры, а когда же он подошел к концу, Греция превратилась в заброшенную провинцию. Возникли другие культурные центры: с III в. до н. э. Александрия во времена правления Птолемея Филадельфа стала со своей библиотекой и музеем крупным центром интеллектуальной жизни. В том же III в. до н. э. город Пергамон стал центром искусства. В это же время Рим превратился в политический центр.

Эллинистический период начинался культурой, которая была исконно греческой, когда же он завершился, культура представляла собой конгломерат греческих и римских, восточных и западных, европейских и азиатских заимствований. В самом начале преобладала философская культура, а позднее рядом с философией заняли равноправное место частные науки. III в. до н. э. был веком Теофраста, создателя географии растений и историка философии (примерно 300 г.), Евклида из Александрии, творца геометрии (примерно 300 г.), Стратонаперипатетика, внесшего значительный вклад в экспериментальное естествознание (примерно 280 г.), Архимеда из Сиракуз, великого физика (работавшего в 250— 220 гг. до н. э.), а также выдающихся александрийских филологов. Во II в. до н. э., менее значительном в философском отношении, продолжался расцвет частных наук: пользовался известностью Гирон из Александрии, выдающийся математик, физик и техник, работы гуманистов стали носить универсальный характер: приблизительно в 145 г. появилась хроника мира Аполлодора из Афин и около 150 г. — «Всеобщая история» Полибия.

Многое изменилось в Риме как в государственном устройстве, так и в интеллектуальной сфере. Особенно во второй половине II в. до н. э. Рим прошел через гражданские войны, революции, имевшие целью установление справедливого общественного строя. Одновременно оживала интеллектуальная жизнь. В 167 г. Полибий приехал в Рим, и приблизительно в это же время начали появляться собственные научные работы римлян: например, «Агрокультура» Катона Старшего. В 83 г. Сулла привозит в Рим рукописи Аристотеля и Теофраста. Приблизительно в середине I в. до н. э. — во времена Лукреция, Варрона, Цезаря и Катулла — Рим становится столицей империи не только в политическом, но и в культурном и философском смысле.

В 30 г. до н. э. началась, продолжавшаяся около полувека, эра правления Августа, во время которой Рим установил над миром господство не только в военном и политическом смысле: в Риме жили и творили великие поэты — Вергилий, Гораций, Овидий, Проперций; историк Ливии, географ Страбон, знаменитые грамматики и правоведы, было построено самое знаменитое сооружение римского архитектурного искусства — Пантеон. В эту великую эпоху Рима философия и философы играли относительно скромную роль.

Спорные проблемы. Произведения философов эллинистической эпохи почти все погибли. Об их идеях и доктринах мы судим на основании небольших уцелевших фрагментов, либо опираемся в своих суждениях на работы их последователей. В этом кроется причина существующих недоразумений и разнообразных трактовок и интерпретаций их произведений. Особенно это касается стоиков. Историки «старого стоицизма» колеблются между различными его интерпретациями: материализмом и спиритуализмом в метафизике, сенсуализмом и априоризмом в логике, детерминизмом и теорией свободной воли в этике. Историографы стоической школы обращали всё свое внимание либо на основателей школы, либо на ее последних, наиболее близких нам по времени представителей, поэтому средние звенья развития стоической философской доктрины остались неисследованными и до сих пор являются загадкой; лишь недавно обратили внимание на крупные фигуры Панеция и Посидония, доктрины которых представляют собой как бы центральную позицию на путях развития греческой философии этого периода. В эпикуреизм е предметом спора считаются наиболее существенные для этой доктрины проблемы этического порядка: например, какова теория негативного счастья или каковы отношения между физическими и духовными радостями. В пирронизме наибольшую сложность представляет понимание самого Пиррона (скептики считали его своим предшественником, другие древние писатели, например Цицерон, ничего не говорили о его скептицизме и видели в нем лишь этикаригориста). Кроме того, спорным является отношение академизма к пирронизму; спорны авторство и смысл некоторых тропов; спорна трактовка передающегося из поколения в поколение факта, будто бы некоторые скептики соизмеряли свои позиции с догматическими положениями. Например, Энесидем соглашался с гераклитизмом, а Секст и Менодот — с эмпиризмом.

1. Философия на основе религии. В конце античного периода произошел переворот в мышлении: от земных забот оно обратилось к вечным проблемам. Люди, пресыщенные и разочарованные благами этого мира, стали в ином мире искать цель и смысл жизни. Жажда вечной жизни и освобождения от рабства и земной бренности овладела их помыслами. Исчезла удовлетворенность собственными силами, стало повсеместным ожидание помощи, со стороны сверхъестественных существ, божества. На эти перемены повлияли различные причины как психологической, так и социальной природы, как завершенность культуры греков, так и влияние с Востока иной религиозной культуры.

Религиозный дух охватил также и философию. Появилось мнение, согласно которому естественными средствами нельзя решить ее проблемы. Это, однако, были уже не те проблемы, которые существовали прежде. Философия должна была теперь отвечать на вопросы религиозного характера, а иначе она становилась ненужной. Если она не смогла заменить собой религию, то сама была замещена ею через религию Востока, Ветхий Завет, новую христианскую веру и даже через язычество.

Процесс сближения философии с религией заполнил последний период античности; перевес был на стороне религии, так как именно она подчинила себе философию, а не наоборот. На самом деле эта эпоха выделялась философской религией, но прежде всего — религиозной философией. Философия зародилась в Греции из чисто теоретических интересов. Ее границей стал эллинистический период. Принципиальным вопросом этого периода был вопрос: как жить? Впоследствии произошла дальнейшая эволюция проблем: не как жить, а как освободиться от жизни и как соединиться с божеством?

Античные концепции и определения философии дополнились в этот период новыми, соответствующими религиозной ориентации. Вошло в обычай как в греческих, так и в христианских общинах признавать шесть определений философии: 1) познание бытия как такового; 2) познание божественного и человеческого промысла; 3) наука наук; 4) любовь к мудрости. Это были старогреческие определения: первое — аристотелевского, а второе — стоического происхождения. Но кроме этого: 5) размышление над смертью и 6) уподобление Богу. Эти два последних определения философии явились выражением соединения философии с религией, которое произошло на закате античности.

2. Фил ософия, опирающаяся на откровение. Соединение с религией привело к изменению самой концепции философии: орудие познания мира стало инструментом соединения с Богом. Из средства управления жизнью философия превратилась в средство освобождения от жизни. Когда говорилось в этот период о «познании» (гнозисе), то имелось в виду не познание с помощью разума, а внеразумное постижение истины. Объектом, который был достоин познания, стал для людей той эпохи лишь Бог. Он был не только объектом, но и источником познания, ибо как для познания, так и для спасения была необходима сверхъестественная сила. Поэтому познание было поставлено в зависимость от откровения. Откровение оказывало влияние на человека, находящегося в «мистическом» состоянии, когда он непосредственно общался с божеством. С вопросом о том, является ли знание врожденным или мистическим, потерял свою актуальность старый греческий вопрос: разум или чувства? Ни чувственный опыт, ни трезвое размышление не вскрывали той истины, которую обычно искала философия. Достаточным было только мистическое знание, полученное в состоянии экстаза, когда душа покидает тело и соединяется с б,ожеством. Средства для получения знания необходимо было искать в том, что приводило к экстазу, а это значит в молитве, в чистоте сердца и вере.

Кто лично не получил откровения, тот мог опираться на те откровения, которые были получены другими людьми, теми, кого выбирает божество. Эти божественные избранники были авторитетами, то есть они своей личностью гарантировали истину. Потребность в авторитете, естественная в религии, проникла и в философию. Философия, которая до этих пор выступала в Греции с верой в будущее и в собственные силы человека, которая боролась за автономию мышления, стала теперь гетерономичной, поскольку она искала корни истины в прошлом, в традиции, в Святом Писании, обращаясь за помощью к откровению и к гарантиям авторитетов.

3. Влияние Востока. Границы Греции, которые были длительное время закрыты для влияния чужих культур, теперь открылись настежь, и восточные идеи овладели греческим мышлением. В соответствии с духом времени это было прежде всего влияние религий Востока: они были наиболее мистическими и одухотворенными, провозглашали освобождение от земной юдоли и больше говорили людям этой эпохи, чем религии греков.

Центром философии были уже не Афины, а Александрия, которая находилась на границе Запада и Востока, где встречались люди различных рас и культур. В Александрии появились философские системы в различных сообществах как среди греков, так и среди евреев. Греческая и восточная мысль взаимно отражались друг в друге и создавали разнородные соединения. Существовало осознание различий, разделяющих эти две культуры, однако, собственно, существовало и стремление к их объединению. Философия, появившаяся в I в. до н. э. в Александрии, была синкретической, то есть способствующей объединению национальных и расово отличных систем мышления в единую надрасовую и наднациональную концепцию. Синкретическая философия была двух типов: тип на восточной (еврейской) основе и на греческой. Философия первого типа быстро нашла своего выдающегося выразителя в Филоне, а вторая, созревая в течение нескольких столетий, нашла свое выражение в системе Плотина.

4. Старые и новые школы. Философские школы,
основанные в прошлом греками,— платоновская, аристотелевская, киническая, стоическая, эпикурейская, скептическая — продолжали существовать, однако их доктрины получили новую окраску благодаря усилению религиозных элементов. Это изменение было особенно заметно в стоицизме (который у Марка Аврелия был пронизан религиозным чувством) и в платонизме. В то же время эпикуреизм и скептицизм не давали оснований для внедрения религиозной мысли и поэтому перестали играть главенствующую роль в интеллектуальной жизни.

Помимо существующих античных философских доктрин появились также и новые. Они имели еще более выраженный религиозный характер. Эти доктрины не были результатом деятельности исключительно греческих философов, поскольку вместе с греками их разрабатывали люди, пришедшие с Востока. В новых доктринах использовались идеи античной греческой философии, даже аскетизма, который демонстрировал недостаточность врожденного знания, а тем более идей как аскетического стоицизма, так и аристотелизма, который опирался на концепцию Бога. Творцы новых теорий, как правило, не скрывали, напротив, как это было присуще эпохе, ценящей авторитет и традиции, а делали акцент на своей зависимости. Использовалась не одна, а все античные философские системы одновременно. Граница между школами стерлась, а спорные проблемы, которые их так долго разделяли и чаще всего относились к сфере этики, логики и физики, отошли на второй план по отношению к религиозным проблемам. В силу этого обстоятельства создались благоприятные условия для эклектизма, который в последний период античности стал в философии обыденным явлением и даже выступал как метод. Стоик Посидоний был, повидимому, первым выдающимся представителем философии нового типа — религиозной и эклектической.

Как бы то ни было, в эклектической смеси философских доктрин две из них имели устойчивый перевес над другими. Одной из них был платонизм со своей теорией вечных идей, бессмертных .душ и вечным вдохновением. Он был наилучшим образом приспособлен к тому, чтобы стать основой новой религиозной сферы. На него чаще всего ссылалась новая теология, возникшая в качестве надстройки над старой физикой. С влиянием платонизма мог сравниться лишь пифагореизм. Эта философская доктрина, созданная когдато в религиозной секте, вновь ожила в религиозно настроенные времена.

Одна из фракций новой философии, религиозной и эклектической, исходя из источника, на который чаще всего ссылались, получила название неопифагореизма. Неопифагореизм не имел целостной, точно определенной философской доктрины, он был тем общим направлением, которое включало различные попытки и отдельные модификации теории. Наиболее древними известными его представителями были Нигидий Фигул (I в. до н. э.) и сириец Нумений из Апамеи (II в. н. э.), пропитанный восточными влияниями, считавший, что Платон и Пифагор провозглашали только древнюю мудрость браминов, персидских магов, египтян и иудеев. К ним принадлежит также Аполлоний Тианский, выступавший в большей степени как пророк, а не как философ, а также поэт Апулей. От вышеперечисленных неопифагорейцев нелегко отличить настоящих платоников, таких как известный биограф Плутарх из Херонеи (рубеж I и II вв.) и Цельс, врачхристианин II в. В доктринах неопифагорейцев и платоников были установлены начала, на которых спустя два века сформировались наиболее совершенные и самостоятельные философские направления эпохи. Они были созданы на закате античности в III в. н. э. Плотинам. Для доктрины Плотина сохранилось название неоплатонизм. Неоплатоническая философия, представляющая священную мысль, выросла из греческого общества, в то время как философия Фил она вышла из восточной среды, а именно из еврейского общества.

Кроме греческого и еврейского мышления, в этот период развивалась иная, христианская мысль. Если греческая и еврейская мысли были завершением античности, то христианская мысль была связана уже с грядущей эпохой, являлась ее началом.

Главным представителем синкретической еврейскогреческой философии был Филон. Его философская система, построенная при помощи греческих понятий, но на основе еврейских верований, появилась несколько раньше, еще в начале I в. н. э. Она стала прототипом философских систем своей эпохи и привела к тому, что восточные мотивы проникли в греческие спекуляции на последнем этапе их развития.

Жизнь и произведения. Филон, еврей из Александрии, родился около 25 г. до н. э. и умер приблизительно в 50 г. н. э. О нем известно, что он был послом Александрии и в 40 г. ездил в Рим с посольством к Калигуле. Многие его работы, содержание которых изложил Евсевий, по большей части сохранились. Из философских работ, по своим идеям малосостоятельных, самыми важными являются его наиболее поздние работы, отредактированные в виде комментария к Пятикнижию.

Филон был, с одной стороны, представителем теологической еврейской традиции, с другой же стороны, испытал сильное влияние греческой философии, на развитие которой впоследствии он оказал влияние. На него самого из греческих философских доктрин более всего повлияли платоновская, пифагорейская и стоическая философские системы античности.

Его попытка объединения греческих и еврейских элементов в философии уже имела предшественников среди евреев, прежде всего в лице Аристобула, греческого еврея, жившего в первой половине II в. до н. э., который попытался применить греческую философию к Пятикнижию, а также в лице неизвестного автора работы «Мудрость Соломона», написанной на основе идей Платона, стоиков и Гераклита.

Взгляды. 1. Дуализм и монизм. Филон принадлежал к тем философам, которые имели только один объект истинного интереса — Бога. Он, повидимому, был первым, кто сформулировал в качестве задачи философии познание Бога. Мир интересовал его постольку, поскольку он был результатом божественной деятельности и откровения. Но между Богом и миром, по мысли того времени, лежала пропасть. Мысль эта была насквозь дуалистичной. Бог и мир — здесь лежало основное противоречие. Дух и материя — было вторым противоречием, а добро и зло — третьим. Мир, казалось, должен был быть растерзан борющимися силами: дух в нем боролся с материей, добро — со злом.

Тем не менее, чувство двойственности бытия одновременно связывалось с неодолимой потребностью единства. Именно в этом, собственно говоря, виделась задача философии, которая, кроме всего прочего, должна была обнаружить единство мира, единство Бога и сотворенного, духа и материи, добра и зла. Исходный пункт философии был крайне дуалистическим, а ее цель — сугубо монистической.

Эта философия не могла быть монистической по старым меркам. Античные философские системы Греции если и были монистическими, то это означало, что они были материалистическими, их монизм обусловливался тем, что высшее бытие сводилось к низшему, дух сводился к материи, вместе с тем и Бога понимали подобным же образом. Сейчас же пришло время противоположной философской системы: в этой религиозной, одухотворенной сфере дух становился более реальным, чем материя, а Бог — реальней, чем само творение. Поэтому творение выводилось из Бога, материя — из духа, менее совершенное бытие выводилось из более совершенного, а не наоборот. Новый монизм мог быть только спиритуалистическим.

Но и такой монизм приводил к трудностям, ибо как материю можно вывести из духа и, собственно говоря, каким образом зло может иметь своим источником Бога? Существовал еще один выход. Вместо сведения различных видов бытия к одному виду можно было дать им трактовку как звеньям единого ряда. Если виды бытия связать в один ряд, если они являются стеблями одного дерева, идущими от корней до вершины, то это означает, что бытие имеет определенное единство. Такого рода градуализм (так можно назвать это положение) вместе со спиритуалистическим монизмом составили основание философских систем того времени. К обоснованию этой позиции Филон приблизился ближе, чем другие мыслители.

2. Александрийская схема метафизики. Философы той эпохи видели достаточно большую пропасть между Богом и материальным миром, настолько большую, что они не могли быть звеньями одной цепи,— необходимо было обнаружить соединительное звено. Именно так поступил Филон и создал схему, которая долгое время принималась за образец среди философов Александрии как еврейских и греческих, так и христианских.

А) Бог является начальным пунктом философской системы. Это было новое понимание, поскольку до этого времени исходным пунктом философских размышлений был мир, а Бог — только конечным пунктом. Филон не создал понятия Бога на основе познания мира, он поступил наоборот. Как он понимал Бога? Он трактовал его синкретически, соединяя в едином понятии характеристики греческого абсолютного бытия с характеристиками еврейского единого Бога. Абсолютное бытие, о котором рассуждали греческие философы, это независимое бытие, существующее благодаря своей собственной природе, было едино и просто, неизменно и вечно, вневременно и внепространственно. Все эти характеристики были заимствованы у Платона и Аристотеля, а иногда даже и у элеатов, все их Филон приписывал Богу.

Кроме того, его Бог был ипостасью, был добрым, могущественным и всеведущим. Эти характеристики были взяты из Ветхого Завета, они были чужды греческому пониманию абсолюта. Более того, Бог Филона был недоступным и непонятным, был вдвойне трансцендентным как космически, так и эпистемологически. Он существует в не мира; он не связан ни с одной вещью и ни с какой конечной сущностью, не только во время творения, но и после него. Бог находится также и вне познания, поскольку он выше и совершеннее того, что мы можем познать, выше, чем любые человеческие представления, даже самые возвышенные, такие как добро, добродетель и мудрость; его нельзя назвать никаким именем, и даже имя Бог отражает его природу лишь частично. Это учение о трансценденции Бога было главным источником в религии иудеев. Вся эта теория Бога у Филона, которая отождествляла неизменное бытие и непонятную божественную ипостась, была классическим результатом синкретического мышления.

Б) Материя занимала противоположное место в системе Филона. Он понимал ее поплатоновски: бесформенной, бессильной, бездушной, лишенной определенных характеристик. Она не была в его понимании только бытием, она была лишь потенцией, из которой бытие может быть сформировано. Если же в ней есть сила, то только отрицательная, противостоящая высшим силам и являющаяся источником зла в мире. В таком случае материя либо ничтожна, либо зла. Она не может быть творением Бога. Как учил еще Платон, она несотворима, поскольку вечна. Противоречие между Богом и материей настолько велико, что не может быть непосредственной связи между ними. Поскольку Бог — здесь Филон перестал соглашаться с Платоном — не только не сотворил материи, но и не сотворил из нее мира. Если материальный мир всетаки сотворен и управляем Богом, то только опосредованно. Необходимо принять связующее их звено. Это соединительное звено Филон видел в Логосе.

В) Логос. Опосредующее звено между Богом и материальным миром было открыто еще Платоном. Этим звеном были идеи, идеальный прообраз материального мира. Филон признавал существование идеи, но он понимал ее иначе, чем Платон, менее абстрактно и более теологично:

а) идеи существуют не самостоятельно, а в Боге, являются мыслями Бога. При внешнем согласии с Платоном это было принципиальным изменением его теории идей;

б) идеи являются не только мыслями, но и, вместе с тем, божественными силами, поскольку мысль Бога сразу же обращается в действие. Божественные силы переходят от Бога в мир и формируют его. Идеи в этом значении существуют не только в Боге, но и в мире; союзом сил, формирующих мир, являются душа и мировой разум. Это было понято скорее постоически, чем поплатоновски. Для союза сил идея — это сила, принадлежащая к божественной природе, и, вместе с тем, сила, формирующая мир. Филон к ней применил термин, который популяризировался стоиками,— Логос;

в) Филон ввел в понятие Логоса третий мотив: Логос есть ипостась. Это отделило Филона не только от Платона, но также и от стоиков, и в целом от греков. Это был полностью восточный мотив. Логос является ипостасью, ангелом, посредником между Богом и миром, посланником и заместителем Бога, и, более того, сыном Божьим и даже больше — вторым Богом. Творцом Логоса является Бог, Логос, в свою очередь, является творцом мира, тем, кто сформировал мир из материи.

Как мы видим, из разнообразных мотивов — платоновских идей, стоических сил, еврейских ангелов — выросло у Филона понятие Логоса. Связанным с ним было то, что греки старательно разрабатывали. Именно иррациональные связи понятий были необходимы его эпохе. Впоследствии на много столетий внимание метафизиков сосредоточилось не на недоступном Боге, не на ничтожной материи, а на Логосе.

Бог, Логос и материальный мир — это три ступени на лестнице бытия, которая вела от совершенства к несовершенному. Из этой троицы Филон создал схему, ставшую основой для дальнейшего развития александрийской метафизики.

3.  Психология. Филон не был самостоятелен в философии природы: он создал ее, используя стоические мотивы, идеи Платона и пифагорейцев. Но он проявил больше самостоятельности в психологии, которая явилась отражением его метафизики. Человеческую душу он считал местом встречи двух миров: материального и божественного. Чувственная часть души чисто материальна, а разум является проявлением Божества. Как в мире, так и в человеческом микрокосмосе необходим был опосредующий фактор между противоположностями, и он также назвал его Логосом. Как космос, так и душа были поняты Филоном в виде ряда, состоящего из трех звеньев разного уровня совершенства: разум, Логос и чувства. Разум он понимал как наивысшую интуитивную власть, как способность воспринимать Бога и проявление божественного света, а Логос — как низший интеллект, который дискурсивен и оперирует чувственными данными.

4.         Этика и теория познания. Этика Филона была обратным отражением его метафизики. Человек как телесное существо принадлежит к наиболее несовершенным творениям на ступенях бытия, но его задача — подняться до вершины. Метафизика объясняет, как ступени бытия идут от наиболее совершенного к несовершенному. Этика же — каким способом несовершенное бытие может достигнуть совершенного, возвышаясь до него. Человек должен по этому пути вернуться к Богу, поскольку связь с Богом выступает как его цель. Достигнуть этой цели естественными человеческими средствами нельзя. Она достижима лишь божественной частью души с помощью разума и лишь в тот момент, когда разум свободен от тела, а это возможно только в состоянии экстаза и созерцания Бога. Этика, которую развивал Филон, была трансцендентной по своим целям, экстатичной в своих средствах и абсолютно гетерономной.

Теория познания Филона аналогична его этике. Он считал, что истина содержится только в Боге и что человек может ее достигнуть лишь с помощью Бога. Это возможно только в состоянии созерцания и экстаза. Естественные силы человека недостаточны для познания истины, но Бог наделяет его своей помощью в виде откровения. Единственным источником познания выступает Святое Писание, которое включает в себя и божественное откровение истины.

Правда, наряду с созерцательными добродетелями Филон признавал также добродетели добропорядочной жизни, признавал дискурсивное познание — наряду с созерцательным познанием,— однако лишь как низший уровень, как подготовку к истинной добродетели и истинному познанию.

Выводы. Философия Филона была теоцентрична и гетерономна: ее задачей было познание Бога, а инструментом — Святое Писание. Она была градуалистичной: все виды бытия она объясняла как звенья единой цепи, берущей начало от совершенного Бога и заканчивающейся на ничтожной материи. Этика и теория познания были так же теоцентричны, как и метафизика: для того чтобы постигнуть благо и истину, душа должна соединиться с Богом.

Влияние. Филон оказал влияние не только на иудейскую мысль, в которой он надолго остался авторитетом и образцом, но и на греческое мышление. Он, представитель Востока, вторгся в развитие греческой философии и отделил античное мышление от последующего за ним этапа, а именно, от неоплатонизма. Иудейская религия со своим монотеизмом и радикальным противопоставлением Бога и мира, со своим откровением и вдохновением отвечала духу времени, и основанное на ней учение Филона легко было усвоено греческой философией. Вместе с Фил оном в нее вошли персонифицирующие и трансцендентные, гетерономические и экстатические тенденции. Он создал схему градуалистической метафизики, которая на закате античности была распространена повсеместно. Оставался лишь один шаг до неоплатонической доктрины. Однако прошло еще два века, прежде чем она появилась. Неоплатоническая доктрина вобрала в себя все, что было философского во взглядах Филона.

Философским синтезом всей этой эпохи стал неоплатонизм Плотина, последняя великая философская система античности. В противоположность системе Филона, в ней философские элементы преобладали над элементами религии, дух Греции преобладал над духом Востока. Неоплатонизм появился в Александрии на закате античности, в III в. новой эры.

Жизнь Плотина. Плотин (ок. 203—269/270 гг.) родился в Ликополисе, в Египте, молодость прошла в Александрии. Там же в возрасте 28 лет начал заниматься философией. Среди александрийских философов на него сильно повлиял Аммоний Сакк. В сорокалетнем возрасте переехал в Рим. Плотин прожил жизнь, не интересуясь ее материальной стороной, ибо был безраздельно поглощен ее духовной стороной. Он стыдился, как писал его ученик и биограф Порфирий, что он обладает телом. Был оригинальным мыслителем и вместе с тем необыкновенным эрудитом, знатоком античности, ее философских взглядов и идей. В Риме он обрел сторонников своего учения. По своему проекту пытался основать город философов, который хотел назвать Платонополисом. Этот проект был близок к осуществлению.

Произведения Плотина. Плотин начал писать поздно, в возрасте около пятидесяти лет. Писал несистематически, ни в одной работе не изложил своих основных взглядов. Оставил после себя пятьдесят четыре произведения, которые Порфирий объединил в шесть девяток, или «Эннеад». Это название и порядок, установленный Порфирием (содержательный, а не хронологический), приняты были повсеместно. Первая «Эннеада» содержит этические работы, вторая — физические, третья — космологические, четвертая — работы о душе, пятая — о разуме, шестая — о наивысших категориях: бытии, благе и едином.

Развитие. Можно выделить три периода в эволюции взглядов Плотина. В первый период он изучал Платона и развивал его учение о душе и ее очищении. Во второй период перешел от этих особых задач к поиску общей теории бытия и одновременно от заимствованного у Платона к собственному взгляду на мир, от платонизма к неоплатонизму. В третий период стареющий Плотин оставил абстрактные рассуждения и сконцентрировался на более актуальных, главным образом этическирелигиозных проблемах.

Предшественники. Главным его предшественником был Платон. Плотин преобразовал его учение, и поэтому мы называем его не платонизмом, а неоплатонизмом. Кроме того, он использовал учения, прежде всего Аристотеля и стоиков, из александрийских философов — Фил она и неопифагорейцев. От александрийцев Плотин перенял градуалистическую концепцию метафизики со следующей основной схемой: Бог, мир и посредник между Богом и миром. Он сохранил также концепцию этики, по которой должно обратиться к Богу, и концепцию знания, получаемого в состоянии экстаза. Всем этим концепциям он придал самостоятельный и зрелый вид.

Непосредственным предшественником Плотина был Аммоний, прозванный Сакком, или грузчиком. Он был, скорее, религиозным деятелем, чем философом: в своих взглядах он сочетал доктрину Платона с мистицизмом, получившим широкое распространение в I в. новой эры. Отношение Плотина к своему учителю напоминает отношение Платона к Сократу: Плотин письменно изложил его устное учение, однако, вместе с тем, изменил его, создав из него философскую систему.

Взгляды Плотина. 1. Система эманации. Исходным пунктом воззрений Плотина, как и всей эпохи, был дуализм, ощущение огромных противоречий, имеющихся в бытии. Целью его, напротив, было установление единства бытия, построение монистической системы. Средством, которое Плотин применил для достижения этой цели, было генетическое понимание бытия: виды бытия, как бы являющиеся этапами одного и того же развития, поскольку реальный мир на самом деле принципиально отличается от идеального мира, а земной мир — от божественного, но один происходит из другого.

Трактовка такого рода требовала изменения самого понятия бытия: его сущностью становится не устойчивость, как это хотели показать элеаты и Платон, а становление. Такое динамическое понимание бытия сделало возможным создание монистической системы: нет множества бытии, а существует единое бытие, которое развивается и в процессе своего развития приобретает разнообразные состояния.

Естественной характеристикой бытия была для Плотина экспансия. Благодаря ей из бытия выделяются всё новые и новые его виды. Гераклит приближался к пониманию динамической природы бытия, однако он заблуждался, когда полагал, что бытие, принимая новый вид, утрачивает свое предыдущее состояние. Плотин говорил о том, что бытие устойчиво, несмотря на то, что производит из себя всё новые и новые свои виды и состояния. Он говорил также, что бытие имеет природу света, сущностью которого является излучение. То, что выделяет из себя бытие, принадлежит к его природе и неотделимо от него. Выделяющиеся виды бытия являются истечениями бытия или — согласно обычно применяемому в переносном смысле понятию — его эманацией.

Теория эманации была основной идеей философской системы Плотина, мир для него был очередным истечением всё новых и новых состояний бытия. Эта теория заняла место учения о сотворении мира, стала всеобще принятой философской системой, опирающейся на Святое Писание, подобно системе Филона.

В каком порядке происходит эманация? Плотин доказывал, что виды бытия являются более или менее совершенными. Чем более совершенно бытие, тем выше его творческая сила; творение всегда менее совершенно, чем творец. Каждый вид бытия происходит только от иного, более совершенного состояния. Порядок становления бытия является порядком уменьшающегося совершенства, порядок устанавливает последовательность постоянно понижающегося уровня. Этот ряд начинается от самого совершенного и сохраняется до тех пор, пока постепенно уменьшающиеся совершенство и творческая сила не исчерпывают себя.

2. Абсолют. Каким же является это наиболее совершенное бытие, из которого происходят все другие его виды? На этот вопрос Плотин отвечал оригинальным образом. Он не рассматривал, как это делал Филон, религиозное противопоставление Бога и мира, но философски противопоставлял идеальный и реальный мир. В соответствии с духом времени идеальный мир был в его глазах более совершенным, чем реальный. Но и в идеях он не видел полного совершенства и отсюда делал вывод о том, что существует более совершенное бытие, чем идея. В конечном счете, он имел предшественника и в Филоне, у которого Бог был выше идей. Плотин пошел вслед за ним, но он стремился быть независимым от веры и опирался только на разум. Такое толкование, оперируя высшими абстракциями, в атмосфере запретов, когда мысль с трудом продвигалась вперед, дало следующие результаты.

Первичное бытие, как самое совершенное, должно быть свободным от какоголибо множества и какихлибо противоречий. В силу этого оно является чистым единым. Оно не есть ни дух, ни мысль, ни свобода, поскольку дух, мысль и свобода имеют свои собственные противоречия. В то время как любое известное нам бытие в той или иной мере зависимо, первичное бытие является независимым и безотносительным, то есть абсолютом. Плотин считал его стоящим над любым совершенством, выражением прекрасного, блага, истины и единого, оно было для него тем, что в религии называется Богом. Абсолют был источником всего того, что существует. Это была единственная позитивная характеристика абсолюта., Все остальное было для Плотина чемто насквозь негативным, лежащим вне сферы того, что можно охватить мыслью, познать и определить. Наперекор Платону, Плотин считал абсолют непознаваемым, находящимся не только «вне бытия», но и «вне разума». Инструментом любого рационально познаваемого бытия является иррациональное. Плотин в определенном смысле сочетал рационализм с иррационализмом, но, в конечном счете, отдавал предпочтение иррационализму. Таким был результат усилий, которые были предприняты Плотином для определения и описания абсолюта. На все последующие времена он остался примером и образцом для тех, кто искал абсолют.

3. Идеальный, психический и материальный мир. Из абсолюта проистекают все иные виды бытия, но они менее совершенны, всё меньше стремятся к единству, всё более зависимы. Эти виды бытия Плотин называл гипостазами и выделял их три — дух, душу и материю.

Первой после абсолюта гипостазой был мир духа, или идеальный мир. С него начиналась в философии Плотина та область, которая была доступна для понимания и познания. В философии Платона этот мир был наивысшим, у Плотина он стал уже вторым. С миром идей неоплатонизм вышел на проторенный путь. Что было в нем оригинального, так это концепции абсолюта и эманации, в последующем же развитии философской системы неоднократно использовались идеи Платона и других мыслителей.

Второй гипостазой у Плотина был психический мир, который им понимался как единая мировая душа, в которую включены все единичные, отдельные души. Мир душ является эманацией мира идей так же, как тот, в свою очередь, является эманацией абсолюта.

Третьей, последней, гипостазой является материя. Простое и протяженное ее строение указывало на то, что и она сохраняет определенное единство, но в ней единое, а вместе с ним совершенство и творческая сила минимальны. В силу этого материя подводит черту под процессом эманации.

Процесс эманации является необходим ы м: он не есть проявление воли или случая, но происходит из природы бытия с неизбежностью. Это единый процесс, который только в абстрактном представлении делится на части. В философских системах, существовавших до Плотина, материя считалась субстанцией, которая, в целом, отлична от духа, противопоставлялась ему и отгораживалась от него. Плотин же вложил материю в единый с духом процесс, и поэтому его система стала понастоящему монистической.

Наконец, его взгляд на материальный мир был достаточно детальным. Плотин полагал, что этот мир состоит лишь из материи (причем она сама еще полностью не сформирована), а также и из ее формирования. Однако реальной в этом материальном мире является только материя. Ее формирование есть лишь проявление идеального бытия, отражающегося в материи. Подобно тому как вещи отражаются в зеркалах и создают отраженный образ, так и идеи отражаются в материи и вызывают такое явление, которое мы называем материальным миром. Это феноменалистическая теория природы явилась важным элементом неоплатонизма, благодаря ей Плотин смог создать понятие бытия, которое независимо от природы в целом. Посредством этой теории он ввел дуализм идеи и вещи: вещи, будучи отражением идеи, в принципе от нее не отличаются.

Единство бытия имело для Плотина важные следствия: оно сделало его поклонником астрологии, магии и предсказаний. В силу того, что в мире все взаимосвязано, на основе одной его части можно сделать предположение о других его частях и повлиять на них. Поэтому «таинственные науки» нашли в системе Плотина метафизическое обоснование.

С другой стороны, единство бытия было для Плотина выражением его собственного оптимизма и эстетического отношения к миру. Скажем, каждая часть Вселенной, выводимая из предбытия (абсолюта), имеет нечто от его совершенства. Несмотря на негативизм по отношению к чувственному миру, Плотин признавал присутствующее в нем благо и прекрасное.

4. Человеческую душу Плотин делил на две части: все функции, связанные с телом, растительные и животные функции, а также все несовершенства и грехи он относил, как и Платон, к низшей части души для того, чтобы ее высшая часть могла быть полностью свободной от телесных пут и любого несовершенства. Таким образом понятая душа могла быть включена в высшие сферы бытия.

Принадлежа к более высоким сферам, душа, однако, нисходит к низшей своей части, чтобы ее одухотворить и с помощью этого одухотворения возвысить. Это была уже иная, не платоновскопифагорейская концепция, из которой Плотин сохранил лишь представление о том, что душа, хотя и возвышает телесный мир, однако, достигнув его, падает, утрачивая связь с высшими сферами, и отвращается от божественного предбытия.

Для того чтобы душа могла возвратиться, необходимо возвращение: необходимо нейтрализовать силу, которая ее тянет во все менее совершенные сферы бытия, и вернуть душу в более высокую область. Перед душой открываются два пути: вниз и вверх. Первый путь идет в естественном направлении уменьшения степени совершенства бытия, второй — это путь возвращения, на который душа вступает благодаря использованию своих собственных сил. Эта схема двух путей не вымышленна (потому что ее знал уже Филон), однако, развитая Плотином, она нашла широкое распространение в религиозном мышлении на закате античности, поскольку давала выражение всеобщему чувству упадка, а также всеобщей потребности очищения души и связи ее с Богом.

5. Познание, искусство и добродетель. Путь вверх душа может пройти различными способами: с помощью познавательных, эстетических и моральных усилий. Следовательно, теория познания, эстетика и этика являются равнозначными элементами философской системы Плотина.

А) Теория познания Плотина не была ни теорией науки, как у Платона, ни формальной логикой, как у Аристотеля. Эти чисто научные попытки утратили свою ценность, которую они имели для греков в классический период. Вместо этого появилась теория приближения к Богу с помощью познания. Это познание не может быть результатом деятельности ни чувств, ни дискурсивного разума. Плотин был вынужден, подобно Платону и Филону, Обратиться к особой способности разума — к интуиции. Интуиция здесь должна была быть понята особым образом: она не была — как это было у Платона — интеллектуальным актом, но, как это трактовалось у Филона,— чемто совершенно иным — экстазом, «восторгом», ибо только таким путем была возможна связь с абсолютом. Она не была исключительно познавательным действием, скорее это был моральный акт, который — в качестве такового — не требует изучения, а выражает движение Духа и очищение.

Б) Искусство также перестало быть для Плотина тем, чем оно было для античных греков, то есть копией реальности. Напротив, оно стало для него творческим осуществлением идеи, так как творчество является наиболее совершенной характеристикой божественного существа, а труд художника — божественным отблеском и способом уподобления Божеству. В силу этого обстоятельства, искусство находилось на несравненно более высоком уровне ценности относительно того, который оно занимало у Платона и Аристотеля, а теория искусства и прекрасного становится — впервые в истории — существенным элементом философской системы.

В) Наконец, этика у Плотина также получила новый статус. То, что до сих пор признавалось добродетелью, перестало быть наивысшей целью моральной жизни. Кроме «гражданских» добродетелей, за рамки которых не выходили ни Платон, ни Аристотель, Плотин устанавливал очищающие добродетели и еще, сверх того, наивысшие добродетели, которые уподобляют душу Богу.

Все эти науки — теория познания, эстетика, этика — получили метафизическую и теологическую ориентации. Таким образом, они были подчинены общей цели и связаны в единую систему. Мало того, средства, которыми эти науки распоряжались, были общими: все они достигали своей цели не с помощью разума, а посредством экстаза, не мыслью, а интуитивно, благодаря непосредственному соприкосновению с совершенным бытием.

Сущность неоплатонизма. Неоплатонизм был одной из многих теоцентрических философских систем, которые опирались на александрийскую схему, однако он выделялся а) автономностью, ибо не относился ни к одной появившейся религии, но использовал исключительно философскую рефлексию. Тем не менее его основа была глубоко религиозной, так как он стремился к тем же целям, что и религия. Следовательно, неоплатонизм выделялся б) полнотой системы, которая предусматривала все проблемы и философские дисциплины: не только космологию и психологию, но также и теорию познания, этику и эстетику, поскольку они нашли свое место в «схеме двух путей» (вверх и вниз). Наконец, он выделялся в) своим монизмом. Это был монизм иного типа, чем тот, который провозглашали гилозоисты и материалисты; он не сводил ни низшее бытие к высшему, ни наоборот, а вместо этого выводил низшее бытие из высшего. Выводя же низшее, земное бытие из высшего и божественного, он создал новую эманационную разновидность пантеизма. Трактуя виды бытия как этапы в развитии единого абсолюта, он предопределял дуализм реального и идеального миров, рационального и иррационального, земного и божественного и достигал целостного взгляда на мир. Оригинальными идеями Плотина, которые сделали возможной его монистическую систему, были: 1) динамическая концепция бытия и 2) теория эманации. Наиболее принципиальными моментами его философской системы стали: 1) трансцендентальная теория абсолюта, 2) феноменалиста ческая теория материального мира (понятого как отражение идеи в материи), а также 3) экстатическая теория познания, искусства и добродетелей, понятых как инструменты соединения с абсолютом.

Неоплатонизм явился не результатом научного исследования в точном смысле этого слова, а интеллектуальной фантазией. Его ничто не связывало с опытом, а задача философии виделась в постижении абсолюта — в этом опыт не мог помочь. Единственным методом, который ему оставался, было диалектическое обоснование понятий. С помощью этого метода он предпринял в неоплатонизме титанические усилия для того, чтобы постичь абсолют и вывести из него любые виды бытия.

Школа. Неоплатоническая доктрина имела много сторонников, среди них сформировались друг за другом три школы: 1) александрийскоримская школа самого Плотина, выражавшая исходную форму неоплатонизма; 2) сирийская школа Ямвлиха и 3) афинская школа, главным представителем которой был Прокл.

1) В александрийскоримской школе, кроме Плотина, выделялся его ученик и биограф Порфирий (232—304 гг.). Он не претендовал на то, чтобы быть самостоятельным философом, а был лишь комментатором и исполнителем. Он написал «Историю философии», из которой сохранился фрагмент о Пифагоре. Он также дал комментарии к Платону и Аристотелю, а его введение к «Категориям» Аристотеля сыграло важную историческую роль, став наиболее важным логическим текстом, который получило средневековье от античности. Строго последовательное мышление Порфирия усилило учение Плотина, придало ему более ясное и простое выражение, в некоторых пунктах Порфирий его развил. В этом нашел отражение его трезвый способ мышления. Например, Порфирий выступал против признания гадания (ворожбы). Вместе с Лонгином, блестящим грамматиком и критиком, современником Плотина, Порфирий положил начало целому ряду эрудитовнеоплатоников, которые сумели согласовать точную и тщательную научную работу с метафизическим взглядом на мир.

2) Сирийская школа развивала, собственно говоря, метафизику неоплатонизма. Ее основатель Ямвлих был учеником Порфирия. Он умер в начале ГУ в. при Константине Великом. Его основной работой было «Собрание пифагорейских высказываний», которое частично сохранилось. Он оставил также после себя трактат о египетских мистериях и комментарии к Платону и Аристотелю.

В неоплатонической философской системе Плотин разработал основные «возвратные пути», сам же процесс эманации разработал Ямвлих. Он увеличил количество гипостаз, ввел новые уровни для того, чтобы еще больше отдалить абсолют от материального мира. Праединство Плотина, по его мнению, было недостаточно совершенным, и над ним он установил наипервичное бытие, о котором ничего нельзя высказать. Вторую гипостазу Плотина он разделил на ряд звеньев, так же и третью. Он рассматривал в качестве звеньев эманационного процесса души богов, ангелов, демонов, героев, трактовал божества как гипостазы бытия, верования греческих и восточных религий он включил в философскую систему. Над непосредственно философским возобладал теологический интерес. Под влиянием Ямвлиха более поздние философынеоплатоники стали догматиками язычества.

Ямвлих также увеличил количество «возвратных путей», по которым душа проходит, стремясь к абсолюту. Если Плотин различал три вида добродетели, то Ямвлих выделял их пять: гражданские, очищающие, созерцательные, парадигматические (при помощи которых душа соединяется с идеями), и, наконец, освящающие (посредством которых душа соединяется с божественным прабытием).

Ямвлих дальше, чем Плотин, пошел в иррационализме: не только наивысшая сущность, но и весь мир богов и демонов выходил, по его мнению, за рамки разума. Истинное знание божеств требует, как он считал, соединения с ними, являясь чемто большим, чем познание, поскольку в познании, например, объект всегда противопоставлен субъекту и не находится с ним в единстве. Мистический элемент неоплатонизма приобрел большее значение у Ямвлиха и его последователей.

3) Афинская школа имела самого выдающегося представителя в лице Прокла (410—485 гг.). Он связал устремления неоплатониковэрудитов с их метафизическими устремлениями. Сам Прокл был, с одной стороны, великим эрудитом в различных отраслях знания, несравненным комментатором не только Платона, но и Евклида, а с другой стороны, метафизиком с необузданной фантазией, которая не знала границ между наукой и мифологией. Близкий по идеям к Ямвлиху, он пошел еще дальше в умножении, дроблении, различении гипостаз, во введении в философию демонов, ангелов и божеств различного назначения. Он сосредоточил свои усилия в наиболее высоких и наиболее абстрактных сферах бытия. Ссылаясь на платоновского «Федра», он усматривал в Эросе, Истине и Вере наивысший уровень постижения духа. Эрос, или любовь к прекрасному, подготавливает, по Ямвлиху, а Истина приводит к божественной мудрости, но над всем возвышается Вера. В ней находит успокоение любая познавательная деятельность, и наступает «молчание», мистическое преклонение перед тем, что непознаваемо и наиболее совершенно. Это мистическое состояние является целью и границей любой жизни: разумной, моральной и религиозной. Эта абсолютно иррациональная концепция была последним словом греческой мысли, которая начиналась и долго развивалась как чистое творение разума.

Дальнейшее влияние. Неоплатонизм был последним философским направлением, которое дала нам Греция. Под его знаком завершилась античная философия, но он пережил античность, поскольку был усвоен христианским мышлением. Системы христианской философии, которые появились на Востоке, начиная с Оригена, слушавшего вместе с Плотином Аммония, через ПсевдоДионисия и вплоть до Иоанна Дамаскина — все они использовали принципиальные идеи неоплатонизма и, по сути дела, не больше изменили доктрину Плотина, чем официальные представители его школы Ямвлих или Прокл. Даже на Западе, где создавалась самостоятельная христианская метафизика, неоплатонические идеи оказали свое влияние. Метафизика, которая оставалась верна традициям неоплатоников, не утратила своих сторонников в средневековье — от Эриугены до Николая Кузанского — и оказалась одним из значительных направлений средневековой философии. Не только среди философов латинской культуры неоплатонизм находил своих знатоков, но также и среди арабов: их наиболее крупные философы хотя и выдавали себя за учеников Аристотеля, фактически были учениками Плотина. Неоплатоническая традиция пережила средневековье и Ренессанс. Эволюционный монизм, разработанный Плотином, возвращался в различных видах в метафизике Нового времени вплоть до XIX в., до Шеллинга и Гегеля.

Античность, а точнее, сама Греция, оставила чрезвычайно широкий спектр различных философских концепций: систематическую и критическую, догматическую и скептическую философии, дуалистический и монистический взгляды на мир, идеализм и реализм, вариабилизм и инвариабилизм, теизм, атеизм и пантеизм, логику понятий и логику высказываний; в философии природы — механицизм и динамизм; в теории познания — эмпиризм и априоризм, сенсуализм и рационализм; в этике — морализм и гедонизм. В последний период греческая культура соединилась с римской, с одной стороны, и с восточной — с другой, она научилась (под влиянием Рима) трактовать философию с точки зрения жизненных потребностей, а также (под влиянием Востока) развивала мистику, теоцентрическую метафизику, экстатическую теорию познания, трансцендентальную этику.

Философские теории, созданные в античности, навсегда остались примерами и образцами для последующих эпох. Средние века использовали устоявшиеся античные идеи, и Новое время началось с возвращения к ним. Однако более поздние эпохи не были лишь наследницами греческих идей, поскольку греки не исчерпали всех философских возможностей. Античное мышление имело свои собственные основания и не вышло за определенные ими границы.

Античная позиция была, во первых, объективистской. Мышление в этот период было обращено к внешним объектам, а внутренние же переживания были для него вторичным явлением, отражением внешних вещей. Кроме этого эпистемологического анализа, античная философия не вышла за пределы этого объективизма.

В овторых, позиция античности была интеллекту алистической. Во всех областях жизни и культуры основой для нее была мысль; воля и чувства всегда выполняли несамостоятельные функции, вторичные по отношению к интеллекту и более низкие, чем он.

Втретьих, она была универсальной. В глазах античности личность была изначально зависимой и изначально менее ценной, чем общество. Это касалось как вещей, так и людей, как бытия, так и познания. Общая истина всегда была более совершенной, чем индивидуальная.

Вчетвертых, это была финалистская позиция. Древние понимали мир как конечный и лишь немногие мыслители признавали случайность. Более того, древние считали конечность более совершенной, чем бесконечность; бесконечность была для них равнозначна неопределенности и хаосу. От этого взгляда не отступал ни один грамотный грек, а те, кто говорил о бесконечности природы, всегда имели в виду ее несовершенство.

Для греков не существовало дуализма конечного и бесконечного мира. Жизненные цели, которые ставила перед собой их этика, были необходимыми и достижимыми. Познание было необходимым процессом и основанием для достижения истины, а бесконечность невозможно было помыслить.

Эти четыре особенности явились источником античного мировоззрения. Если даже и случались отклонения от прин"ципиальной позиции, то они были достаточно слабыми для того, чтобы сформировать мировоззрение иного типа. Действительно, соприкосновение со взглядами Востока, произошедшее на закате античности, имело серьезное значение, поскольку пошатнуло традиционные позиции греческой мысли, однако оно также не смогло чтолибо изменить. Изменения оснований добились лишь христианские мыслители. Несмотря на то, что они во многих случаях использовали эллинистическую философию, им удалось преодолеть объективизм, интеллектуализм, универсализм и финализм античности. В то же время появление христианства, не имевшего значения для развития частных наук, в области философии явилось переломным моментом.

1. Вера и философия христиан. В то же время, когда появились последние античные философские системы, неопифагореизм и неоплатонизм, началось развитие новой философии, философии христиан. Она была связана с античной традицией и имела аналогичный характер с современной ей философией греков. Однако она не могла быть понята как результат развития греческой философии, поскольку имела новое собственное начало — христианскую веру.

Изначально христианство — учение непосредственных учеников Христа — не было философской системой, не имело даже философских оснований. Это было, главным образом, моральное учение. «Существуют три божественных принципа Господа,— писал святой Варнава.— Надежда жизни, как начало и конец нашей веры, Справедливость, как начало и конец суда, и Любовь, радостная и веселая, как свидетельство справедливой деятельности».

Учение заключалось в трех понятиях: познание, закон и предсказание, а именно: познание Бога, моральный Закон и Предсказание загробной жизни. Это не было философской системой, но было тем фундаментом, на котором постепенно выросла система, включающая в себя целостную теорию Бога и мира, жизни и спасения. Метафизические проблемы интересовали в то время умы, и христиане не могли не искать решения, которое бы соответствовало их вере, в особенности тогда, когда вокруг них язычники провозглашали идеи, которые ей не соответствовали.

2. Философия христиан и философия греков. Христианство осваивало мир в соответствии со своими идеями, но одновременно само впитывало чужие идеи. Его новые адепты, язычники, вносили в христианские общины идеи, которые были разработаны языческой философией. Некоторые фрагменты христианского взгляда на мир не были в целом обозначены в изначальной вере, но они могли быть истолкованы тем или иным способом — они были открыты для чуждых влияний. Другие проблемы были определены верой, но требовали объяснения и понятийной формулировки — это была вторая область чужих влияний. Понятия заимствовались главным образом из греческой философии, ибо в ней они были более совершенны. В тот период, когда зарождалось христианство, философские понятия греков были столь наполнены религиозным содержанием, что могли быть легко приспособлены к любой вере.

Очень широко в этот период использовались идеи Платона, Аристотеля, стоиков, киников, а впоследствии и идеи неоплатоников; под их влиянием формировалась философия христиан. Из платонизма были восприняты идеалистический взгляд на мир и убеждение в превосходстве духовного над материальным; из аристотелизма — концепция Бога как первопричины и цели мира; из стоицизма — идеи о том, что материальный мир пронизан духом; из кинической философии — равнодушие к преходящим вещам, даже скептицизм мог быть использован, поскольку он придавал ценность чувственному и разумному познанию, давал непосредственные аргументы тем, кто в откровении и вдохновении видели источник познания истины.

Фундамент христианства был уже заложен в учении Христа, и только впоследствии эти чуждые влияния начали проявляться. Они отражались не на ядре учения, а на его понятийной трактовке и систематическом развитии. Греция придала форму христианской философии, но когда эта форма не соответствовала исходной вере, Церковь отбрасывала ее решительной рукой. Существуют определенные аналогии между ранней философией христиан и современной ей философией язычников; но христианская философия также обладала собственными особенностями, которые не давали возможности свести ее к Чемулибо, что уже было до сих пор в философии: Бог на земле и в сердцах, любовь и милость как основа жизни, индивидуальное понимание Бога и отношение к Нему.

Ранние христианские мыслители восприняли греческие определения философии, но, однако, дали им иное толкование. Приводя, например, определение, что философия есть «любовь к мудрости», Иоанн Дамаскин пояснял, что «истинной мудростью является Бог, следовательно, любовь к Богу является настоящей философией». Используя другое определение, согласно которому философия является «уподоблением Богу», он добавлял, что это уподобление может быть достигнуто с помощью мудрости и познания, но оно может также достигаться справедливостью и благочестием.

3. Периодизация христианской философии. Христианские идеи, которые были введены в первые века в европейскую философию, остались в ней навсегда. Не всегда, правда, сама философия осознавала для себя свою принадлежность к христианству. Особый акцент на эту принадлежность делался в первые четырнадцать столетий новой эры, и эти столетия создали христианскую философию в собственном значении этого слова.

Эти несколько столетий подразделяются, в свою очередь, на два периода. Один продолжался примерно до VI в.: это период, который, согласно принятому делению, принадлежит еще античности; в этот период христианская философия развивалась параллельно с нехристианской. Это было время формирования основополагающих доктрин. Если более поздние мыслители будут защищать или объяснять христианские доктрины, то мыслители первого периода их только разрабатывали. Наиболее заслуженные из них стали называться Отцами Церкви (pater), а их учение — учением Отцов, или патристикой.

Второй большой период христианской философии после двухвекового застоя начался примерно с XIII в. и продлился почти до конца XIV в. Он охватил время средневековья. Период средневековой философии, как правило, называется в общепринятой терминологии, хотя и не вполне точно, периодом схоластики. Это было время детального и систематического завершения христианской философии.

Патристическая философия включала в себя несколько разновидностей:

1. Относительно своих задач она делилась на апологетическую и систематическую. Эта двойственность происходила из того, что первые философские попытки христиан исходили из двояких потребностей, внешних и внутренних. С одной стороны, философия должна была защищать христианскую веру извне, и по отношению к врагам должна была демонстрировать свое соответствие усилиям разума — это должно было быть делом «защитников», или апологетов. С другой же, для внутреннего истолкования в общинах, необходимо было целостное и последовательное изложение взглядов,— и это было задачей систематиков. Апологеты, зависящие от идущих реально дискуссий и потребностей, в силу этого обстоятельства более фрагментарно разрабатывали христианские доктрины. Систематики же стремились целостно разработать христианский взгляд на мир, и они, собственно говоря, определили главные этапы развития христианской философии.

2. Относительно места становления патристическая философия делилась на философию Востока и Запада: на греческих Отцов Церкви (связанных с греческой средой и пишущих погречески) и латинских Отцов Церкви (пишущих на латыни). Главным центром на Востоке была Александрия со своей знаменитой школой Катехетов; кроме этой школы, философские центры существовали в Кесарии, Антиохии, Газе, но определенную роль еще играли Афины. На Западе столицей философии был, очевидно, Рим, однако и колонии, особенно африканские, дали выдающихся мыслителей.

Различие между двумя группами было не только географическим: на Востоке философия развивалась в среде, где преобладало традиционное увлечение спекулятивной философией и где взаимодействие с варварскими философскими системами было стимулом для работы, там также появились первые христианские философские системы. На Западе же, напротив, практичное и трезвое римское общество влияло на поддержание враждебных по отношению к философии настроений, в том числе и среди христиан. Запад долгое время давал лишь апологетов, но не выработал ни одной философской системы. С другой стороны, на Востоке, где философская культура иноверцев была более высокой, христианской мысли было трудно освободиться от ее влияний, поэтому греческая патристика имела высокий уровень, но была малосамостоятельной. Когда же на Западе появилась, наконец, система философии, то это была собственная система, которая полностью соответствовала духу христианства.

3. Хронологически патристика делилась на период подготовки до Никейского Собора в 325 г. и на период после собора; во второй период были установлены основополагающие догматы, за пределы которых церковная философия выйти не имела права.

Развитие христианских философских систем периода патристики шло к а) все большей самостоятельности относительно других философских систем и к б) все большему соответствию вере. На своем пути оно прошло четыре основные фазы:1) философскую систему гностиков во II в., которая имела внехристианское происхождение (восточное, а не греческое) и была только внешне приспособлена к христианскому учению; 2) философские системы александрийских Отцов Церкви, главным образом Оригена, в III в., которые были созданы христианскими мыслителями уже самостоятельно, но еще тяготели к греческим философским системам; 3) философские системы каппадокийских Отцов Церкви, особенно Григория из Ниссы, в IV в., уже после Никея, которая опиралась на предшествующую философскую систему Оригена, но была уже согласована с церковной традицией; 4) философскую систему Августина на границе IV и V вв., которая, в противоположность трем предыдущим, будучи продуктом Запада, была самой самостоятельной и наиболее соответствующей вере.

Апологеты не создали отдельных философских систем, но они их подготовили своим трудом. Апологеты Востока подготовили александрийскую и каппадокийскую философские системы, а апологеты Запада, из которых наиболее оригинальным умом обладал Тертуллиан, представляли тот этап развития христианской мысли, который предварил появление Августина.

Гностицизм был одной из первых попыток, направленных на то, чтобы преобразовать христианскую веру и знание и построить на ее основе мировоззрение. В любом случае, это не было делом христиан, а представляло собой результат чужих усилий, механически приспособленных к христианству. Гностицизм являлся синкретической доктриной, которая стремилась в себе соединить идеи Востока и Запада. Он оперировал чувствами в большей степени, чем разумом, и преобразовывал веру не столько в знание, сколько в мифологию и теософию. В течение нескольких веков своего существования он принимал различные виды и разновидности, развивался сначала на Востоке, главным образом в Сирии, расцвета же достиг в середине II — начале III в.

Источники. Гностицизм был старше христианства. Впоследствии он объединился с ним, выступив в связи с еврейской и варварской религиями; в годы, близкие к рождению Христа, он уже имел сторонников в Сирии и даже в Египте. Но дохристианский гностицизм охватывал в то время только небольшие, незначительные секты, а исторический вес он получил уже как христианская доктрина, имеющая значительную силу и содержащая разнообразные идеи.

К учению Христа гностицизм был приспособлен поверхностно. В нем преобладали вавилонские, египетские, сирийские, еврейские начала; не научные начала, а религиозные. Сначала он выступил как вид мистического культа, и только впоследствии среди гностиков пробудились теоретические устремления. Тогда к его религиозному содержанию присоединились определенные философские идеи, почерпнутые главным образом из эллинистических и александрийских философских систем, и прежде всего схема постепенной эволюции от Бога к материи, присущая градуалистическим (эволюционным) философским системам.

Представители. Гностики не составляли единой школы, напротив, они создавали отдельные общины и доктрины разнообразных оттенков. Наиболее известны Сатурнил из Антиохии, живший во времена Адриана и представлявший иудаистскую разновидность гностицизма; Василид Сириец, который преподавал в Александрии в 120—140 гг. и у которого преобладали, в свою очередь, варварские элементы, хотя он и выступал как христианский философ; Валентин Египтянин, учивший в 135—165 гг. в Александрии и Риме, создатель наиболее развитой и наиболее философской гностической системы, наиболее близкий по своим взглядам к эллинистическим философам. Валентин имел наиболее многочисленную школу. Одним из последних гностиков был Вардесан Сириец (153-222 гг.).

Основные гностические произведения погибли; сохранились только поздние работы, например анонимная работа, известная под названием «Pistis Sofia». Наиболее значительными источниками являются полемические работы противников, апологетов христианства.

Взгляды. 1. Система еонов. Разнообразные виды гностицизма имели, однако, общие идеи, прежде всего убеждение в двойственности духа и материи. Дух и материя были двумя крайними выражениями бытия, для которых гностицизм искал связь с помощью введения опосредующих звеньев. С этой точки зрения гностицизм не отличался от большинства философских систем того времени; он отличался только тем, что абстрактную схему философов он соединял с мифологической теологией и космологией, трактуя звенья философской системы не столько как виды бытия, сколько как божественные индивидуальности. Вовторых, его особенностью было то, что эту схему он понимал исторически, как историческую схему. Историю он представлял себе как очередное противостояние и борьбу космических сил, которые персонифицированы в божествах и духах. Свою принадлежность к христианству он обозначал тем, что переходным моментом истории считал приход в мир Христа.

Эти космические силы, поочередно возникая, соответствовали александрийским гипостазам, но, мифологически персонифицированные гностиками, назывались ими еонами (вечностью). Складывались различные системы еонов; наиболее распространенная из этих систем допускала, что существует семь духов, наполовину добрых, наполовину демонических, которые творят мир. Эти гностические еоны произошли из вавилонской религии, где были богами семь планет; того, кого помещали во главе, гностики отождествляли как бы с Творцом в трактовке Ветхого Завета. Эти духи составляли, в любом случае, только низшие звенья в иерархии еонов, над ними стояла их «Мать», которая носила черты восточных божеств, особенно Астарты. Выше ее находился «Отец» всего, непознаваемый и неназываемый Бог; он был уже лишен какихлибо черт национальных религий, был, скорее, результатом философского мышления, которое было заимствовано в Греции и вызвано потребностью введения, кроме локальных религий всеобщего Божества. Кроме этого, гностики принимали еще «полноту» еонов, которые были различными в различных гностических школах. Они часто носили абстрактные названия, такие как разум и истина, логос и жизнь, начинались обычно парами и временами, по египетским и вавилонским теогоническим традициям, они составляли тройки, четверки и шестерки. Это все относится к истории религиозного сектантства и не имеет отношения к истории философской мысли; но еоны заслуживают внимания как мифологический аналог абстрактных философских систем, построенных по той же принципиальной схеме.

2. Дуалистический взгляд на мир. Теология гностиков, которая охватила всю совокупность божеств различного уровня совершенства, была связана с их дуалистической основой, составлявшей наиболее существенный источник их философии. В мире они видели две борющиеся друг с другом силы: свет и тьму, добро и зло. Это была отличительная черта гностицизма; греческой религии такой дуализм был чужд: ни национальная религия, ни спекулятивная религия философов не признавали позитивно зла как второго, равноправного с добром принципа. Более того, даже дуалистические ближневосточные религии не усматривали в мире столько зла, сколько видели в нем гностики; хотя они и заявляли о том, что мир является сферой борьбы добрых и злых духов, однако сам мир полагали главным образом творением Бога, а не злого духа.

Концепцию борющихся в мире враждебных сил гностики заимствовали с Востока; однако они связали ее с идущей от греков идеей бесконечности материального мира, по сравнению с идеальным. Соединение этих двух идей дало тот результат, что материальный мир представлялся им продуктом злых сил. Он явился источником крайнего пессимизма гностиков, которые были убеждены в том, что в мире преобладает зло и что добро в нем никогда полностью реализоваться не может. Такой мир не может произойти от Бога, поскольку он является продуктом антибожественного, падшего еона. Этот взгляд указывал гностикам на необходимость принять широкую шкалу божеств, а сотворение мира отделить от совершенного Бога.

Фактор зла гностики видели в материи. Будучи злой, она не может быть зависимой от Бога. Если существует злое божество, то только для того, чтобы соединиться с материей: один из еонов, побежденный враждебными силами, опустился в материю, и в это время все перемешалось несоответственно природе; из двух элементов — божественного и материального — был создан мир, соединивший добро со злом. При помощи таких концепций, в которых восточная мифология была смешана с греческой философией, гностики пытались ответить на вопрос, вызывавший пессимистический взгляд на мир, — откуда происходит зло?

3. Спасение. Сторонники этого пессимистического взгляда вынуждены были искать спасение от зла. Идея спасения была, собственно говоря, той идеей, которая привлекала к себе гностицизм и христианство. Христос был для них одним из еонов, но тем, который выполняет наиболее сложную задачу, поскольку спасение освобождает мир от зла, принесенного падшим еоном, творцом мира. Спасение от зла понималось как освобождение от материи и, следовательно, как одухотворение мира. Материю сторонники этого взгляда считали столь радикальным злом, что многие не могли допустить даже мысли о том, что Христос мог действительно иметь тело, и поэтому склонялись к «докетизму», то есть понимали телесного Христа как явление, а не как реальное существо. В этой же связи идея о том, что соприкосновение с телом унижает душу, приводила к отрицанию учения о воскрешении тел.

Мифы о спасении привели гностиков к антропологическим взглядам, которые составляли, возможно, наиболее живую часть их философской доктрины. Человеческий род они разделили на два принципиально различных класса: на тех, кто принадлежит к исключительно чувственному, материальному миру, и тех, кто обладает искрой высшего мира. Такое деление, характерное для религий, использующих в культовом обряде мистерии,— ибо в последних люди также делились на посвященных и непосвященных — привело к гностицизму и нашло в его дуализме метафизическое обоснование. Позже это разделение было модифицировано, и гностики разделили людей на три категории: на тех, кто имеет только тело; тех, кто имеет душу; и тех, кто сверх того обладает и духом, или на хиликов, психиков и пневматиков.

Себя они относили к последней, наивысшей категории: поскольку постигали знания. От слова «познание» (погречески «гнозис») гностики получили свое имя. Их программа основывалась на замещении веры знанием. Если Вера воспринимает слова Библии дословно, то гностики для получения знания объясняли их аллегорически. Аллегорическая интерпретация, трактовка истин веры как символов является существенной чертой гностицизма. Но их «знание» было особого рода: если они отбрасывали простую веру, то скорее всего не для того, чтобы ее применить к усилиям трезвого разума, а напротив, их генеалогия еонов и мифы о падении и спасении были несравнимо более иррациональны, чем простое моральное учение, которое содержится в Евангелии.

Сущностью гностицизма являются: 1) крайне дуалистическая и пессимистическая концепция мира: зло является таким же вечным элементом, как и добро; зло происходит из материи, добро — от Бога; 2) историческая концепция мира как борьбы злых и добрых сил, которая должна была объяснить, откуда в мире появилось зло; 3) аллегорический метод выведения этих концепций из Библии.

Оппозиция. Христианство вынуждено было отбросить эту фантастическую теологию. 1) Главная причина заключалась в том, что в символы было переведено все то, что Библия подавала как факты. Такой символизм становился наиболее существенной чертой ереси, а гностицизм являлся как бы прототипом всех ересей. С этим были связаны и другие причины его отрицания; 2) простую моральнорелигиозную идею христианства гностики заменили теософическими таинствами; 3) единого Бога они заменили множеством богов: иерархия еонов носила характер политеистической мифологии. Поэтому еще Отцы Церкви отрицали гностиков: 4) за крайний дуализм, который принимает независимость материи от Бога, так как они ограничивали, в силу этого, его всесилие, а также 5) критиковали гностиков за недопустимо дерзкую попытку проникнуть во внутренние отношения божественного мира, а также их критику устройства мира, являющегося, по мнению Отцов, результатом доброты и мудрости Бога. Докетизм. отрицание воскрешения, утверждение, что человек сотворен не Богом, а еонами, — эти и другие идеи гностиков были отброшены Церковью. Борьбе с гностицизмом посвятили себя многие апологеты II и III вв., прежде всего Ириней Лионский.

Гностики предпринимали усилия для того, чтобы остаться в согласии с Церковью, пробовали? компромиссы типа различения эзотерического учения для посвященных и экзотерического для непосвященных. Но усилия были тщетны: их дуалистическую доктрину не удалось соединить с христианством. Гностицизм не удовлетворил ни религиозные, ни научные потребности: религиозные — потому, что отошел от веры, а моральные и сотериологические действия использовал для космологических конструкций; научные — потому, что от веры не добился точности и истинности. Попытка рационализации христианской веры на восточной основе не оправдала надежд. Гностицизм имел для христианства скорее негативное значение: он возбудил интерес к доктринам, которые не соответствовали вере, показав, какой христианская доктрина быть не может, вынудил Церковь к конструированию канона. Кроме того, гностицизм всетаки пробил дорогу спиритуалистической христианской философии. Но эта философия в своих последующих начинаниях исходила уже не из духа Востока, а из духа Запада, из более рациональной и оптимистичной греческой основы.

Родственными гностицизму были, за небольшим исключением, все ереси, которые распространялись в первые три столетия новой эры. Так, Марцион (середина II в.) различал двух Богов — доброго и справедливого,— и второго считал творцом мира, так же и Гермоген (конец II в.), который учил, что мир не сотворен Богом,— оба были близки гностикам. Манихейство, провозглашенное персом Мани примерно в середине III в., еще больше отмечено влиянием восточной мифологии и еще дальше продвинулось по пути дуализма: оно утверждало, что в космосе действуют два Бога — Бог света и Бог тьмы,— а в человеке есть две души: одна произошла от света, вторая — от тьмы.

Апологеты были первыми писателями, которые, основываясь на Евангелии, стремились к точному решению в соответствии с ним философских проблем. Вместе с тем они были первыми христианскими философами, которые использовали понятия греческой философии. Поэтому они создали на греческом фундаменте собственные христианские концепции. Это касается главным образом восточных апологетов. Их деятельность приходится на II в.: это было столетие апологетов, единственных в то время правоверных философов.

Ведущие апологеты Востока. Апологеты были разного рода: работы одних имели теоретическое значение для обоснования христианского учения, других — только практическое значение для его пропаганды. Первые полемизировали с варварами, вторые — с еретиками. Первые были сторонниками, а вторые — противниками эллинистической интеллектуальной культуры. Первые отдавались метафизическим спекуляциям, вторые опирались на трезвый голос здравого рассудка. Восток, в противоположность Западу, дал главным образом теоретиков, эллинофилов и метафизиков.

Наиболее ярким апологетом Востока был в первом поколении Юстин, а в более позднем — Ириней. Юстин Мученик (ок. 106 — ок. 166 гг.) происходил из Палестины, рано посвятил себя философии, прошел через различные школы, особенный след оставили стоическая и неоплатоническая, поздно познакомился с христианским учением, однако, познав его, полностью ему себя посвятил. Он написал две «Апологии» христианства,— обе они были направлены • императору Антонию,— а также апологетический «Диалог с иудеем Трифоном». Мученическую смерть принял в Риме. Ириней (ок. 130 — ок. 202 гг.) родился в Малой Азии, умер епископом Лиона. Обладал основательной философской культурой. Философским спекуляциям, особенно гностическим, которые в то время появились среди христиан, противопоставил традиции непосредственных учеников Христа. С апологией также выступили Афиногор, афинский философ, новообращенный примерно в 170 г., и Теофил из Антиохии, новообращенный около 180 г. Несколько выдающихся апологетов Запада выступили с подобными же намерениями, прежде всего Минуций Феликс (между II и III вв.) и Лактанций (ок. 250 — после 330 гг.). В то же время некоторые писатели Востока, такие как сириец Тациан, новообращенный около 162 г., и Гермий, выступали уже в другом духе, как решительные враги греческой культуры и науки.

Источники. Апологеты были людьми эллинистической интеллектуальной культуры. Одни, например Афиногор, были представителями наиболее развитой научной культуры. Некоторые были даже членами греческих философских школ — Юстин, например, который от стоиков перешел к христианам; подобным же образом поступил и Минуций, который был воспитан на воззрениях стоиков и академиков и стремился к тому, чтобы его христианское учение наиболее полно вобрало в себя их взгляды.

Греческая философия была в то время основным источником для апологетов, с их помощью она вошла в христианские общины. Апологеты использовали греческие идеи, распространенные в то время, — отчасти платоновские, отчасти стоические,— которые импонировали трезвомыслящим умам.

Взгляды. 1. Учение о Боге. Существовали две основные проблемы, вокруг которых вращались мысли апологетов,— Бог и душа, все остальные вопросы интерпретировались как побочные. Определенная часть апологетов, в большей степени посвятивших себя моральным проблемам, в меньшей — теоретическим, ограничивалась тем, что заявляла о Боге, что он един, а о душе, что она бессмертна. Большая же часть апологетов рассматривала, однако, более широкий круг проблем: в учении о Боге они рассуждали главным образом о: а) его единстве; б) его отношении к миру; в) его познаваемости.

А) Обоснование и развитие монотеизма было исходной задачей апологетов. Над этой проблемой работали все — от Афиногора до Лактанция. Лактанций сделал вывод, что единство Бога следует из понятия Бога; оно является понятием бесконечной и совершенной сущности, и нельзя даже подумать о том, чтобы бесконечно совершенных сущностей было много. Второй аргумент этого писателя — мир демонстрирует единство своего строения, следовательно, это свидетельствует о необходимости признать, что он является продуктом одной сущности. Апологеты должны были, очевидно, отбросить учение Марциона о том, что существуют два Бога: добрый и справедливый; вопреки этому они делали акцент — особенно это делал Ириней — на тождестве единого Бога с Творцом мира.

Для сохранения единственности Бога они восприняли идею, которая была основной в александрийской метафизике иудеев и греков и состояла в том, что Христос является Божественным Логосом, этим они положили начало спекуляциям по проблеме Логоса, заполнившим все следующее столетие.

Б) Апологеты стремились определить отношение Бога к миру: создал ли Он мир из ничего или из вечносуЩествующей материи. Юстин допускал даже — в соответствии с греческой традицией — предсуществующую материю как второй, кроме Бога, принцип бытия. Но в то же время Ириней, а также и другие, такие как Теофил и Тациан, пришли уже к совершенно другой, христианской концепции, согласно которой Бог создал все и даже материю. Ириней отрицал также, что якобы у Творца существовали идеальные образцы, которым Он следовал при творении, как полагали платоники и гностики. Тем более апологеты должны были выступить против ереси Гермогена, который утверждал, что мир независим от Бога и не является, собственно говоря, Его творением.

В) Апологетов занимала проблема возможности и способов познания Бога. Ее решение приводило, вообще говоря, к ограничению познания. Юстин, например, утверждал, что Бог един и вечен, не имеет имени, поскольку мы не способны найти для Него имя, а Ириней и Теофил учили о том, что Его достоинства превышают человеческое понимание и могут быть познаны не прямо, а косвенно, только исходя из проявлений божественной деятельности.

2. Учение о душе: а) является ли душа бессмертной?— этот вопрос ставили все апологеты, особенно восточные, которые в большей степени были склонны к спекулятивным рассуждениям и спрашивали, кроме того: б) существует ли человеческая душа вечно? в) имеет ли она божественную природу? г) является ли телесной? д) принадлежит ли тело наравне с ней к природе человека? Все эти вопросы были изначально предметом споров, и лишь со временем были получены соответствующие Библии ответы.

А) Среди апологетов были такие, которые душу считали смертной. Тациан, например, различал вместе с гностиками душу (психею) и дух (пневму) и полагал, что только дух, имея божественное происхождение, может наделить душу бессмертием, которым она по своей природе не обладает. Это было воззрение, соответствующее платоновскофилонской традиции. Однако преобладал противоположный взгляд. Бессмертие души выводилось — это делал Афиногор — как следствие из ее разумности. Тем не менее, проблема бессмертия не переставала быть предметом спора; спор впоследствии шел о том, является ли душа бессмертной по своей природе или только исходя из божественного установления. Наиболее выдающиеся апологеты, такие как Юстин и Лактанций, высказывались против врожденного бессмертия.

Б) Взгляд на происхождениедуши также не сразу установился в среде апологетов. Многие из них признавали традиционизм, или теорию о том, что души существуют вечно, при рождении не сотворяются, а лишь вселяются в тела. Это был дохристианский взгляд, который следовал из учения Платона. Однако кроме него уже начало пробиваться и другое воззрение, которое затем утвердилось в христианской философии: это был креационизм, утверждавший, что души не предсуществуют, а творятся только в момент телесного рождения.

В) Убеждение в божественности души было распространено среди апологетов. Они ссылались на стоиков и утверждали, что с душой связан дух (пневма), который имеет божественную природу. Однако и такие великие апологеты, как Ириней, отрицали этот взгляд: божественный дух может,— писали,— обнаружиться в человеке только путем любви, поскольку к его природе он не принадлежит. Душа не является божественной, она есть только образ Бога.

Г) Среди ранних церковных писателей существовало и, возможно, даже преобладало убеждение в том, что душа является телесной. Это убеждение также было дохристианским, греческим; аргументы и здесь брались у стоиков. Не только апологеты латиняне, более зависимые от стоицизма, но также и принадлежавший к исконно греческой культуре Ириней, полагали душу тончайшим видом тела. В любом случае, кроме этой концепции у Отцов Церкви появилась концепция нематериальности души, которая впоследствии возобладала только в правоверной философии; правда, она появилась относительно поздно, хотя уже вполне выражение выступала у Афанасия.

Д) Среди апологетов были также и те, кто считал тело чуждым элементом человеческой природы, тюрьмой для души. Этот взгляд был также дохристианским, восходил к греческой философии, к Платону. Однако и здесь, кроме античного, у апологетов появился и другой взгляд: Ириней включал тело наравне с душой в природу человека; Афиногор понимал человека как единство души и тела.

3. Новая метафизика. В Евангелии не было всей теории Бога и души, а тем более теории космоса; однако в нем была основа для выработки таких теорий. Евангелие не провозглашало дуализма Бога и мира, но, однако, свидетельствовало о человеческой греховности и о жертве Христа, которая не была бы нужна, если бы мир имел божественную природу; таким образом опосредованно оно приводило всетаки к дуализму. Евангелие не содержало утверждения о том, что мир появился из ничего, однако повествовало о всесилии Бога, а Бог не мог бы быть всесильным, если бы, создавая мир, вынужден был бы приспосабливаться к вечной материи или к вечной идее; Евангелие опосредованно подводило к сотворению из ничего. В Евангелии нигде эксплицитно не было упомянуто о бессмертии души, однако было обещано спасение, а спасение не согласовывалось со смертностью, ибо склонялось опосредованно к принятию бессмертия души. Евангелие не учило о бессмертии души, однако принятие бессмертия души приводило к признанию ее нематериальности в том случае, если все материальное преходяще; следовательно, Евангелие приводило опосредованно к признанию нематериальности души.

Метафизические утверждения, которые имплицитно содержались в Евангелии, выделили из него ранние христианские философы. Но ни одна древняя система метафизики не могла в целом удовлетворить требований Евангелия, но они требовали создания новой метафизики.

A) Древние понимали таким образом: либо мир в целом происходит от Бога и в таком случае имеет божественную и совершенную природу, либо он не совершенен, не божественной природы, и в таком случае от Бога не происходит. Третьей возможности они не допускали. Христиане же, собственно говоря, пришли к третьей концепции: мир в целом происходит от Бога, но не имеет божественной природы. Первые исходили весьма последовательно из божественного всесилия, вторые — из жертвы Христа, которая не была бы необходимой, если бы мир имел божественную природу.

Б) Аналогичное изменение произошло с концепцией души. Древние понимали ее следующим образом: либо душа божественна и, следовательно, бессмертна, либо она смертна и в таком случае не божественна. Третьей возможности они не знали, поскольку либо признавали только вечное божественное бытие, либо преходящее земное бытие. Христианские философы стояли, собственно говоря, на третьей позиции: душа бессмертна, но не является божественной. Первое следовало из заповеди спасения, а второе — из жертвы Христа.

B) Наконец, древние понимали следующим образом: либо нечто является изменяемым, либо неизменным. То, что является изменяемым, имеет начало и конец, а то, что неизменно, не имеет ни начала, ни конца. Христианские апологеты допускали третью возможность: душа имеет начало, но не имеет конца. Первое следовало из божественного всесилия, а второе — из заповеди спасения.

Нечто подобное имело место и в других проблемах метафизики: вера приводила к другим решениям, отличным от тех, которые нашел автономный разум.

Историческое значение апологетов Востока основывалось на том, что, стоя на основании как Евангелия, так и греческой философии, они соединили Евангелие с греческой философией и сформулировали христианское учение в терминах греческой науки. Они были теми, кто понял учение Христа не только как религию, но, вместе с тем, и как философию; для доказательства ее истинности они обращались непосредственно не только к вере, но также и к бесконечному разуму, который является судьей в философии, и поэтому поставили христианское учение на один уровень с философией. Евангелие не было философией, но апологеты вывели из него философию. Самые первые из них думали, что их философия будет идентичной философии греков, поскольку они начали с того, что восприняли готовые античные теории; однако убедившись, что эти теории не гармонируют с их верой, они создали новые; термины остались греческими, но их содержание было уже другим. При этом философия апологетов изначально склонялась к той из античных теорий, которая была наиболее трезвой и натуралистической, — к теории стоиков; только в III столетии выяснилось, что христианству более близок идеализм Платона.

Последователи. Апологеты обосновали только основные положения христианской философии, не создав систему. Но вскоре на заложенном ими фундаменте появились системы христианской философии Оригена, Григория из Ниссы и других мыслителей.

После гностицизма, который имел внехристианское происхождение и был только приспособлен к христианскому учению, следующая за ним философская система явилась уже порождением христиан. Эта первая систематически разработанная система появилась в александрийской школе Катехетов в первой половине III в. и была создана Оригеном.

Источники. В то время как на гностицизм сильно влияли верования азиатского Востока, система Оригена зависела прежде всего от греков: он стремился к выражению христианства с помощью понятий греческой философии. В то время как на апологетов сильное влияние оказали стоики, у Оригена явно преобладало влияние Платона. Главным посредником между греческий наукой и христианским учением был для Оригена Климент из Александрии, признанный знаток греческой философии. На Оригене также отразились синкретические доктрины, которые в то время преобладали в Александрии. Образец этих доктрин дал Филон. С Плотином же Ориген имел общего учителя — Аммония Сакка. Философские системы Плотина и Оригена появились в одно время и исходили из одних и тех же источников. Вторым источником философской системы Оригена была работа, которая была проведена ранними христианскими писателямиапологетами.

Предшественник. Климент (Тит Флавий Климент) из Александрии (род. примерно в середине II в., ум. ок. 215 г.) был, повидимому, с 189 по 202 г. преподавателем христианской школы в Александрии, которую оставил во время преследований христиан. Его работы состоят из трех разделов: «Увещевание язычникам» (195 г.), в ней обсуждаются заблуждения варваров; «Педагог», написанная достаточно кратко, работа впоследствии представляла собой христианское учение о морали; «Строматы» — афористически написанная работа, которая развивала основные положения христианского учения, представленного не как вера, а как знание, полностью соответствовала античной философии. Убежденность в этом позволила Клименту щедро использовать идеи этой философии. Он был философски несамостоятелен и эклектичен, но, однако, ему удалось создать программу христианского учения, и он много сделал для того, чтобы греческая интеллектуальная культура стала применяться при формировании христианской философии.

Его программу выполнил Ориген: на основе веры, которая дает факты (как это было сформулировано позже), рн стремился получить знание, которое эти факты объясняет.

Жизнь Оригена. Ориген (185/186—254 гг.), прозванный Адамантом за свой упорный труд, был самым прославленным и самым влиятельным христианским теологом Востока. Он происходил из Александрии, родился в семье христиан. Был учеником Климента, но слушал также Аммония Сакка. Очень рано познакомился как с библейскими произведениями, так и с философскими греческими работами Платона, неопифагорейцев и стоиков. В восемнадцать лет начал учиться в школе Катехетов, а в 201—231 гг. возглавлял эту школу. Обвиненный в ереси и осужденный александрийским синодом, был лишен должности и в 232 г. изгнан из Александрии. Впоследствии жил в Кесарии, где основал школу, которая быстро получила известность.

Произведения. Основное произведение Оригена носило название «О принципах» и было написано между 220 и 230 гг., явившись первой попыткой систематического изложения всей совокупности истин веры. Среди философских работ Оригена важной является работа «Против Цельса» (246— 248 гг.), написанная в ответ на обвинения, выдвинутые этим платоником против христианства.

Взгляды. 1. Логос. Ориген обосновал соответствие откровения, на которое опирается вера, разуму, на который опирается знание, соответствие учения об откровении христиан с учением о разуме греков. Исходя из этого принципа и используя греческие связи, он построил здание христианского знания.

Христианские принципы достаточно просто соотносились с тем религиозно окрашенным взглядом на мир, который был распространен среди александрийских греков III в. Но был один пункт, который разделял Писание и философию: это учение о приходе в мир Богачеловек а. Если бы не это обстоятельство, христианская философия могла бы воспринять систему варваров или александрийских иудеев, неопифагорейцев или Филона. Между тем, оперирующий только самими абстракциями александрийский идеализм должен был быть приспособленным к этому факту, содержащемуся в Библии.

С помощью какого понятия философия, для которой Бог и человек были острым противоречием, могла воспринять Богачеловека? Для этой цели подходило только одно понятие — понятие Логоса, которое в греческих и иудейских спекуляциях являлось опосредующим звеном между Богом и человеком.

Концепция Логоса, введенная в христианское учение для обоснования Богачеловека, вместе с тем использовалась для разрешения метафизических проблем, прежде всего отношения Бога к миру. Уже у некоторых апологетов возвышенное понимание Бога склоняло их к отрицанию того, что Бог является творцом мира, поскольку совершенная причина не может иметь несовершенных следствий. По примеру нехристианских александрийских философских систем, в соответствии с которыми мир с помощью Логоса выделился из Бога, Логос ив христианских философских системах стал п осредником в творении: не БогОтец, а СынЛогос является непосредственным творцом мира. Таким образом, эта философская система не многим отличалась от варварских александрийских философских систем и гностицизма; Христос оказался включенным в иерархическую систему как одна из гипостаз, как этап в выделении мира из Бога. Он стал пониматься как Бог, однако не первичный, поскольку может стать телесным и войти в изменяющийся мир, в то время как БогОтец остается неизменным и внемировым бытием.

В соответствии с этими метафизическими спекуляциями на второй план отошла жизнь Христа, которая составляла их исходный смысл; сотериологическая роль Христа была замещена космологической, из спасителя мира он превратился в его метафизический элемент. В этом переосмыслении факта Евангелия в метафизическую спекуляцию принимали участие многие из христианских писателей, но больше всего — Ориген.

2. Бог и мир. Философская система Оригена состояла и з трех частей:!) Бог и Его откровение в творении; 2) падение сотворенного и 3) возвращение с помощью Христа к исходному состоянию. Рамки системы, следовательно, были эллинистическими, типично александрийской была схема падения и возвращения, но в эти рамки было включено христианское содержание — искупление с помощью Христа.

A) Бог, в концепции Оригена, был далеким и абстрактным, высшим из всего того, что известно, и поэтому непонятным по своей сущности и познаваемым лишь через отрицание и опосредование, в противоположность обыденным вещам, которые разнородны, изменяемы, конечны и материальны. Бог же является единым, неизменным, бесконечным, нематериальным. К этим повсеместно признанным среди александрийских философов характеристикам Бога Ориген добавил другие, собственно говоря, христианские качества: Бог есть доброта и любовь.

Б) Христос-Логос является для Оригена гипостазой бытия, «вторым богом» и первой ступенью в процессе перехода от Бога к миру, от единства к множеству, от совершенства к несовершенству. ХристосЛогос выделился из Бога, и, в свою очередь, из него выделился мир; он является творцом мира. В этой спекулятивной теории Логоса содержится наиболее возбуждающая интерес точка зрения оригенизма — особая христианская вера сведена здесь к обобщенной концепции эллинистических философов. Однако оригеновская концепция Логоса обладала собственно христианскими чертами: в соответствии с ними Логос был не только творцом мира, но и его спасителем.

B) Мир появился целиком из Бога. Не только
души, которые являются его наиболее совершенной частью, но даже и материя (вопреки гностикам) является божественным творением, следовательно, он был сотворен из ничего. Однако, будучи сотворенным,— по идее греческой философии,— он вечен ив силу этого не имеет начала, так же как и Бог. Либо — таким образом Ориген аргументировал вечность мира — с тех пор как существует Бог, должно существовать и поле его деятельности. Мир является вечным, но не вечен ни один из его видов: тот определенный мир, в котором мы живем, когдато появился и когданибудь погибнет для того, чтобы уступить место новому. Наш мир отличается от всех других миров, поскольку только в нем Логос становится человеком.

3. Падение и спасение душ. Души появились вместе с материальным миром и сотворены от века. Они не только бессмертны, но и вечны; они имеют, по представлениям Платона, преэкзистенцию. Чертой сотворенных душ является свобода. В то же время добро не присуще их природе: исходя из своей свободы они могут быть использованы как для добра, так и для зла. Природа всех душ одинакова, если одна из них является высшей, то другие — низшими, если есть между ними добро и зло, то это следствие их свободы: одни используют ее, чтобы пойти за Богом, другие — нет; в целом же, ангелы пошли за Богом, а люди — против него. Их падение явилось переломным моментом в истории мира, поскольку Бог принизил души и, принижая, соединил их с материей. В любом случае сила Бога преобладает над материей и злом, и с помощью Логоса все души будут спасены. После отлучения от Бога наступил второй период в истории мира: возвращение к Богу, поскольку зло в конечном счете только негативно и только отвращает от Бога, от совершенства и полноты бытия; чтобы этого избежать, необходимо души обратить к Богу. Путь обращения идет через познание; в этом выражался греческий интеллектуализм, который был отражен Оригеном. По его мнению, познание содержится в христианском учении. По аналогии с варварскими александрийскими системами, Ориген утверждал, что концом истории мира будет апокатастаз, или всемирный поворот к первичному источнику, к Богу. Эта перспектива поворота к совершенству и счастью придавала системе Оригена определенный оптимизм.

Сущность философии Оригена. В философской системе Оригена христианская истина впитала в себя черты александрийского неоплатонизма. Идеалом философской системы является монизм: достижение единства между Богом и миром. Средством же был градуализм: введение опосредованных ступеней и прежде всего Логоса. Оригенизм был равнозначным явлением по сравнению с филонизмом: то, чем для иудеев была система Филона, а для греков — философская система Плотина, тем для христиан была философская система Оригена. Христианская философия, построенная по александрийской схеме и, возможно, наименьшим образом от нее отличающаяся,— это и есть оригенизм.

В частности, концепцию Оригена формировали: теория христианства — как знания; Бога — как неизменного и непознаваемого бытия; Христа — как Божественного Логоса и как творца мира; мира — как вечного; души — только в случае падения соединенной с телом; зла — как отвращения от Бога; истории мира — как падения и обращения духов, спасения, получаемого посредством познания; конца истории — как апокатастаза. При целостном принципиальном неоплатонизме этой философской системы в ней проявились, однако, собственно христианские черты: так, например, вопреки античному универсализму, формировалось более индивидуальное понимание мира, а вопреки детерминизму — убеждение в свободе духа.

Оппозиция против оригенизма и его влияние. Эта философская система также оказалась несоответствующей усилиям христианского учения. Апологеты нашли решения для отдельных проблем христианской философии, но соединение проблем в философскую систему, на что решился Ориген, уводило в сторону от правоверного учения. Представители церковной традиции были вынуждены выступить против учения Оригена. Первым его осудил епископ Теофил в Египте; этот факт впоследствии сыграл значительную роль в истории теологии и христианской философии. Наиболее решительным и деятельным противником оригенизма проявил себя епископ Мефодий (ум. в 311 г.). Он отрицал вечность мира, преэкзистенцию душ, естественное равенство всех духов, спекулятивную теорию падения человека, трактовку тела как узилища души. В Риме взгляды Оригена были осуждены в 399 г. В завершение всего V Собор подтвердил его отрешение.

Несмотря на это, влияние Оригена было очень сильным. Все более поздние системы греческой патристики находились в общей конструктивной зависимости от его воззрений, хотя и высказывали гетеродоксальные взгляды. Прежде всего к последователям Оригена принадлежали Отцыкаппадокийцы. Он был образцом в стремлении к системе и в согласовании христианской истины с выводами философии. Все то, что в более поздней христианской философии было неоплатонизмом, явилось только разновидностью взглядов Оригена.

Церковная традиция, которая отвергла доктрину Оригена, вынуждена была создать другую, чтобы ее заместить. Речь прежде всего шла о принципиальном для христианства учении о Христе, Его божественности и человечности. В христологических идеях в первые века не было недостатка: существовал адаптационистский взгляд, в соответствии с которым Христос не был Богом, а был только человеком, которого Бог усыновил; имел место модалист. ский взгляд, по которому Христос был не отдельной личностью, а лишь проявлением единого Бога; докетический взгляд, в соответствии с которым Христос реально не существовал и как человек он был только явлением. Этим взглядам давалось философское обоснование. Например, адаптациане ссылались на Аристотеля, а медалисты — на стоиков и их номиналистские теории.

Над всеми этими идеями верх взяла эллинистическая теория платоновского типа. Она пользовалась понятием Логоса, модифицируя теорию Оригена, но строилась по той же схеме, на тех же самых основаниях, что и у него; она отбрасывала субординационизм Оригена, а это означало понимание Христа как подчиненного, более низкого по статусу, чем БогОтец. Удовлетворительную формулу нашел Тертуллиан: Бог и Христос являются двумя разными особами (гипостазами), но единой субстанцией. Первая часть этой формулы соответствовала взглядам Оригена, вторая — отличалась от них. Церковь приняла решение Тертуллиана, заменив единую формулу бинарной через тройственную. Она установила догмат Святой Троицы. С помощью этого решения христология и всё церковное учение не порвали с принципиальными устремлениями Оригена, а, напротив, разделили их; Церковь стояла на позициях эллинистической философии — с одним, но принципиальным ограничением: гомоузией, или сосубстанциональностью божественных особ. Гомоузия была результатом философских ожиданий, но для человеческого ума оставалась чемто непонятным.

Аналогично была решена вторая равнозначная проблема: отношение Богачеловека не только к божественной природе, но и к человеческой. Ириней указал путь решения, и нашел соответствующую формулу, выведенную с учетом юридической казуистики Тертуллиана, благодаря ему появилось учение о «двух природах» Христа. То, что Христос является одновременно Богом и человеком, что в одной особе действительно связывается божество и реальный человек, стало предметом веры, обязывающим христиан принять и другие догматы, такие как единство Бога, единство Бога и Творца, творение из ничего, появление зла из свободы, спасение с помощью Христа, воскрешение всего целостного человека.

Намерения Оригена были выполнены, хотя и не в том виде, который он им придал. Над верой Евангелия появилась спекулятивная надстройка. В ней сотериологическая точка зрения отошла на второй план, философские проблемы взяли верх над всеми остальными: прежде всего проблема познания над проблемой спасения, а философские абстракции над конкретными идеями Библии. Боялись того, что факты, которые давало Евангелие, будут переведены в символы, что Бог, понятый как истинное бытие и причина мира, заслонит собой Спасителя. Тогда могло случиться то, что христианское учение явилось бы лишь одной из разновидностей античного идеализма. Этому помешало особое моральное учение христианства, а также таинство Христа, заключенное в учении о гомоузии,— они сохранили христианство от грозящего ему в ГУ в. растворения в независимом от веры идеализме. Собственно и таинство, опирающееся в объяснении на помощь старой чисто рациональной философии, требовало и привело к созданию особой христианской философии.

Процесс систематизации, который был начат Оригеном, продолжал развиваться, однако, начиная с ГУ в., в изменившихся условиях. Принципиальные догматы были установлены (прежде всего догмат Троицы в 325 г.), и с этого момента существовало уже правоверное учение, которое не надо было заново создавать, а следовало лишь объяснять и защищать. Поэтому начался новый период патристики. Главными систематиками Востока в этот второй период были Отцыкаппадокийцы, среди которых выделялся в качестве философа Григорий из Ниссы.

Предшественники. Главным предшественником был Ориген. Григорий сохранил принципиальное строение его системы, а в частностях отступал от нее, поскольку его учение не было правоверным. У Оригена он воспринял традиции платоновского учения; примером для него выступали Платон и неоплатоники. Григорий отдавал предпочтение Платону перед Плотином: отказался от эманатизма и сохранил идеализм. Благодаря Оригену и Григорию христианская догматика получила свои основополагающие формулировки в платоновских понятиях.

Жизнь и работы. Григорий (ок. 335—394 гг.) родился в Кесарии, в Каппадокии. Вначале он был учителем риторики; под влиянием своего брата Василия, прозванного Великим, посвятил себя религиозной деятельности. Позже стал епископом Ниссы, и в этой должности защищал (так же, как это делали два других Отцакаппадокийца, Василий и Григорий Назианзин) правоверное учение Церкви от ересей, особенно против арианизма.

Главным произведением Григория были «Большие катехетические речи», которые представляли собой первую философскую систему правоверной теологии. Основное мистическое произведение носило название «О жизни Моисея».

Взгляды. 1. Рационализм. После того как были установлены основные догматы, изменилось соотношение веры и разума и были поставлены новые задачи перед знанием. Христианский философ был уже менее свободен, поскольку теперь он должен был считаться с установленными догматами. Собственно говоря, задачей перестало быть нахождение и доказательство случайной истины, теперь этой задачей стало объяснение установленной истины; истина не требует доказательств, когда она установлена, а когда она установлена, то она является откровением.

Григорий сохранил после Оригена уверенность в полном соответствии веры свободному знанию. Он считал, что правильное понимание должно дать тот же результат, что и откровение, и в силу этого истины веры могут быть доказаны. Но в то же время выводы его и многих других мыслителей, которые шли его путем, были трактовками особого рода: они были объяснением (поскольку истины веры не требуют доказательств, а только объяснения (толкования) и, вместе с тем, они были одновременно доказательством (поскольку истины веры всетаки могут быть доказаны).

Григорий доказывал различные теологические положения. Но вначале — существование Бога: сложное строение мира побуждает принять существование Бога, поскольку мир без Бога объяснить не удается. Доказывая Его единственность, Григорий аргументировал, что Бог перестал бы быть совершенным, если бы Его особенности были разделены между многими богами. Доказывая бессмертие души, он подкрепил это положение тем утверждением, что Бог создал мир из любви, и из этого утверждения сделал вывод, что Он должен был сделать его наполненным благами и создать такие существа, которые способны пользоваться ими; существа, которые могут пользоваться божественными благами, должны быть в чемто похожими на Бога и поэтому должны принимать участие в божественной вечности. Более того, кроме этих доказательств, которые философы также находили независимо от христианства, он стремился доказать и те, которые христианство провозглашало вопреки любой свободной философии, как, например, догмат Троицы.

Григорий истолковывал все истины и все доказывал, для каждой из истин он искал и находил объяснение. Это была позиция рационалиста, но его рационализм был особого рода: он был гетерономтеским; разум должен решать любые задачи знания, но не самостоятельно, а только в соответствии с догматами веры. Такой рационализм стал типичным для схоластической философии.

Наконец, рационализм Григория не исключал мистического познания наряду с рациональным. Так обстояло дело у Григория, Платона, Филона и Плотина, так же и впоследствии это было у большинства Отцов Церкви. Основой мистики Григория было его убеждение в том, что душа является «образом и подобием Бога», Бог усматривается в ней, как в зеркале; если зеркало не утратило чистоты, то в душе можно непосредственно увидеть Бога и вечные истины.

2. Платонизм. Старые философские принципы, на которых Григорий основывал свои рассуждения, были платоновскими. Он вслед за Платоном принимал, что общие идеи существуют вне единичных вещей. Эти положения он применил сначала к догмату Святой Троицы. Могут ли божественные ипостаси составлять единую субстанцию? Могут, поскольку на самом деле каждая божественная ипостась является отдельной, но их божественность является единой и тождественной. Имя «Бог» означает не особу (в таком случае мы могли бы иметь трех богов), но сущность, которая едина. Восприняв платоновскую точку зрения, Григорий не усматривал в догмате Троицы ничего особенного и таинственного. «Если бы мы,— писал он,— название «человек» применяли не к отдельным людям, а к тому, что составляет их сущность, то Петр, Павел, Варнава были бы не тремя, а одним человеком».

Так же поплатоновски Григорий понимал сотворение человека. Вид он считал первичным по отношению к индивидууму, утверждая, что первым творением Бога был человек как вид, вечный и лишенный личностных черт; как вид он существовал не реально, а только идеально, в разуме Бога.

Платоновской была психология Григория. Он отрицал аристотелевское понимание души, и понимал ее как «простую и не сложную», для существования которой не нужно тело.

Неоплатоновской была эсхатология. Григорий провозглашал возвращение всего сущего к исходному состоянию или, в конечном счете, соединению с Богом. В христианской формулировке это означало спасение всех душ. Оно точно соответствовало апокатастазу Оригена и других александрийских "; философов. Григорий обосновал эту концепцию доказательством негативной природы зла, которое как негативное не может быть вечным видом бытия.

3. Имматериализм (идеализм). Из платоновского духа выводилась также космология Григория. Но она была его самостоятельным творением и определила для него особое место среди философов, в частности среди христианских философов. Это была имматериалистическая космология, или, как говорили, идеалистическая, и ее исходным пунктом было положение о том, что материя не реальна, то есть бытие имеет исключительно идеальную природу. Аргументация Григория была не менее оригинальной, чем само это положение: качества являются нематериальными, а из качеств складываются вещи, следовательно, вещи — нематериальны. Последующая аргументация носила религиозный характер: нематериальная сущность может создавать только нематериальные объекты. Бог же является нематериальным. Таким образом, мир, который есть его продукт, также должен быть нематериальным. Допущение, что он материален, приводит к утверждению, что мир не сотворен Богом, и, следовательно,— к атеизму, поэтому это допущение необходимо отбросить. Таким образом, на раннем этапе развития философской мысли были предприняты усилия для того, чтобы преодолеть дуализм идеального и реального мира в духе чистого идеализма, признающего только идеальный мир.

Значение Григория. Хотя Григорий и был последователем Оригена, однако принципиально отличался от него пониманием философии: он перешел от ее автономного понимания к гетерономному; если у Оригена философия была свободной, то у Григория — уже ограниченной догматами веры. Такое понимание, однако, не выделяло Григория среди христианских писателей, поскольку считалось естественным. Его выделяло другое — имматериализм. Развитие христианской мысли пошло затем реалистическим путем, и Григорий остался обособленным в своем стремлении связать христианскую веру и имматериальный (идеалистический) взгляд на мир.

Противники. Деятельность Григория и других Отцовкаппадокийцев была направлена на борьбу с распространявшимися в то время ересями. Типичной ересью первых веков христианства был гностицизм „ а во времена Григория ею стал типичный для IV в. арианизм. Он был направлен против основополагающего догмата христианства, догмата Троицы, занимал вместе с другими ересями того времени натуралистическую позицию — христианскую истину желал видеть доступной естественному разуму, не отличаясь от истин варваров и иудеев. Исходя из такой позиции, понятно, что арианизм и близкие к нему ереси не дали новых философских идей, а придерживались дохристианских представлений.

Взгляды Григория, хотя он выступал в защиту правоверного учения, сами оказались не вполне правоверными и нашли противников среди представителей Церкви. Августин откорректировал их по принципиальным позициям: не сохранились ни идеалистическая интерпретация Троицы, ни апокатастаз.

Кроме основного течения, которое стремилось, в соответствии с принципами античной науки, продемонстрировать, правильность христианского мировоззрения, среди апологетов существовало и другое, негативно настроенное не только по отношению к античной науке, но и вообще к любому светскому учению. Для этого течения христианство имело смысл, собственно говоря, вопреки принципам античной науки. В то время как основное течение развивалось главным образом на Востоке, среди еще живой греческой традиции, второе имело сторонников, по преимуществу на Западе, среди римлян; там, где работал главный мыслитель этого направления Тертуллиан.

Жизнь и работы Тертуллиана. Тертуллиан (род. ок. 160 г.— ум. после 220 г.) родился в Карфагене, в семье варваров. Жил в этом городе и считался прекрасным юристом. Развитие его взглядов было следующим: в 197 г. он принял христианскую веру, через двадцать лет отошел от Церкви и присоединился к секте монтанистов (секта была названа по имени Монтана, ее организатора). Секта появилась во II в. и была аскетическим и мистическим движением, реакцией на либеральное течение в Церкви; Монтан провозглашал необходимость возврата к начальной суровости христианской жизни в ожидании реализации Царства Божия на Земле.

Ориентация философии Тертуллиана была не метафизической, как у большинства Отцов Церкви, а правовой; это объясняется как влиянием его исходного образования и воспитанием, так и соответствием духу римской культуры. На философские взгляды Тертуллиана наибольшее влияние оказал стоицизм, бывший в тот период самым влиятельным философским направлением в Риме; в то же время Тертуллиан находился в оппозиции к платоновскому идеализму, который впоследствии взял верх в христианстве. Работы Тертуллиана, главным образом монографические, были либо аскетическиэтическими, либо апологетическидогматическими по своему содержанию и явились результатом как домонтанического, так и монтанического периодов в его творчестве.

Взгляды. 1. Враждебное отношение к науке и разуму. Тертуллиан отбросил попытки согласования откровения и разумного знания и сделал акцент на противоречиях между христианством и светской культурой. Он стремился показать, что разумное знание является: а) бесполезным, поскольку истина и без него известна, будучи полученной в результате откровений и изложенной в Святом Писании, б) невозможным, ибо истина выходит за пределы разума, и в) вредным, если приводит к ложным учениям и моральной гибели.

В образных выражениях Тертуллиан описывал пропасть между христианством и философией: «Что может иметь общего философ и христианин, ученик Греции и ученик неба, тот, кто стремится к вечной жизни, и тот, кто стремится к земной славе, тот, кто говорит, и тот, кто действует? Наше учение говорит нам о поиске Бога в простосердечии, а не платоновскими или стоическими методами; после Христа не нужна никакая любознательность, и нет необходимости в каких бы то ни было поисках после Евангелия. Никто не может познать истины без Бога и никто не знает Бога без Христа. Каждый ремесленникхристианин нашел Бога и может ответить на любой вопрос, касающийся Его, в то время как Платон, самый великий из варварских философов, убеждает, что трудно обнаружить Строителя мира».

Негативную позицию по отношению к науке Тертуллиан обосновывал прежде всего тем, что ее цель — при помощи разума познать истину — является невыполнимой. Истина совершенно иная, чем ее представляет себе разум; то, что Для разума является невозможным и абсурдным, то, собственно говоря, и является истиной. Воскресение Христа «является истиной, собственно говоря, потому, что оно невозможно»; можно и нужно верить в то, что для разума представляется недоразумением («верю, потому что абсурдно»). Эта формулировка приписывается Тертуллиану, хотя она в его работах не содержится. Для познания истины недостаточно усилий разума, необходимо еще приготовление сердцем к откровению.

2. Негативный взгляд на природу человека. Вместе с наукой Тертуллиан отрицал человеческий разум, который ее создал. На всю человеческую природу он имел негативный взгляд: отказывал человеку во всех высших способностях, так же как и в способностях творить добро, познавать истину, сохраняя за человеком лишь низшие, телесные и чувственные проявления. Какаято разумная римская трезвость подталкивала его к необходимости противостоять спекулятивной фантазии поздних греков, не знавших границ в наделении властью и способностями человеческой души. Однако прежде всего Тертуллианом руководила особая интенция — принизить человеческую природу. Принижая ее, он лишал ее всех врожденных способностей, для того чтобы освободить место для сверхъестественной любви и откровения. Он стремился показать, что вся мудрость и вся доброта, которые есть в человеке, не проистекают из его собственной природы, а являются божественным даром. Все, что телесно,— плохо, в человеке же нет ничего, кроме тела. Тертуллиан унижал человека, чтобы выявить всесилие и любовь Бога.

3. Материализм. Прежде всего в человеке Тертуллиан видел только материальную и чувственную сущность. Его психология была материалистической, а теория познания — сенсуалистической. Хотя он и был противником греческой философии, однако он использовал в своих работах и ее аргументы; в то время как большинство христианских писателей шло за Платоном, Тертуллиан пошел вслед за стоиками. По их примеру он предлагал аргументы в пользу телесности души: если бы она не была телесной, то не могла бы воздействовать на тело.

Материалистическая концепция применялась им не только к человеку,— как и стоики, любое бытие он считал телесным: «Поскольку это так, то оно является телом особого рода; нет ничего бестелесного вне того, что не существует». Следовательно, и Бога он понимал как телесное существо: «Кто же откажется от того, что Бог является телом, поскольку он есть дух? Значит, дух является телом по происхождению». Этот факт заслуживает внимания в силу того, что среди различных философских доктрин, которые пытались приспособить к христианству, не было недостатка и в материалистических доктринах; материализм был у ранних христиан философией меньшинства, однако пользовался у них все большим признанием.

Тертуллиан везде проводил ту трезвую точку зрения, которая характерна для римского разума. В то время как Отцы Востока воспринимали учение Христа как философию, он понимал его как право, и религия получила от него правовые формулировки. Римлянин, не склонный к буйным спекуляциям Востока, делал и в религии акцент на том, что связано с жизнью и деятельностью, с обыденными человеческими потребностями. В то же время в этом восприятии религии основным элементом был не Бог на небе, а Церковь на земле. В то время как на Востоке рассматривались догматы, касавшиеся природы Бога, Тертуллиан сконцентрировал внимание скорее на тех из них, которые имели своим объектом человека.

Сущность тертуллианского восприятия христианства составляло:

1. Противопоставление религии светской культуре — вопреки преобладавшей среди философов тенденции к согласию со светской культурой.

2. Опора христианской философии на материализм и сенсуализм — вопреки преобладавшей тенденции к опоре на спиритуализм и рационализм.

3. Восприятие религии с точки зрения практической жизни, права, обыденных религиозных потребностей — вопреки ее восприятию с точки зрения спекулятивной философии и перспектив вечности.

И, наконец и прежде всего,

4. Взгляд на мир, дающий возможность возвысить Бога за счет принижения человека,— вопреки преобладавшей среди христиан тенденции показать величие Бога через величие Его дела.

Оппозиция и влияние. Церковь не принимала концепцию Тертуллиана, хотя многие характерные особенности его взглядов она включила в свое учение. Церковь не пошла вслед за его крайним материализмом, как не пошла и за крайним имматериализмом Григория из Ниссы. Тертуллиан сам в конце жизни порвал с Церковью и присоединился к ереси монтанистов. В своей натуралистической концепции христианства он не был одинок: ее разделял, прежде всего, Арнобий (на границе III и IV вв.), который также имел сподвижников в своих выступлениях против эллинистической культуры.

Тертуллианизм никогда не был ведущей доктриной в христианской философии и теологии, однако как побочное течение он время от времени возвращался в различных видах: либо во враждебном отношении к науке (например, в антидиалектическом движении XI в.), либо в попытках согласовать христианство с материализмом и сенсуализмом (например, Гассенди в XVII в.), либо в юридическом и социальном понимании религии, либо в принижении человека ради покорности его Богу (наиболее крайнее выражение этого — у Паскаля в XVII вв.).

На Востоке христианские философы поддерживали старую греческую традицию, на Западе они пытались идти собственными путями; в то же время Восток сразу придал христианской философии высокую культуру, Запад же дал ей самостоятельность. Запад в большей степени был причастен к тому, что христианская мысль явилась новым началом в истории философии, не порывала с античной традицией (как того хотели Тертуллиан и другие эллинофобы), но также и не подчинялась ей (как это делали Ориген и его последователи). Запад выработал философскую концепцию, которая стала выражением особой христианской позиции по отношению к Богу и миру. Это произошло в конце IV и начале V в. и было заслугой Святого Августина.

Жизнь Августина. Св. Августин (354—430 гг.) родился в Тагасте, в Нумидии, у отцаварвара и материхристианки. На родине, а затем в Карфагене, Риме и Милане он был учителем риторики. Работы Цицерона разбудили в нем интерес к философским исследованиям. Хотя он был воспитан матерью в христианском духе, он был не очень с ним близок; вначале он признавал манихейство с его крайним выражением дуализма добра и зла. Позднее, открыв недостатки этой доктрины, перешел к академическому скептицизму. Только в 386 г. изучение работ неоплатоников привело его к догматической философии, а проповеди епископа Амвросия обратили к Церкви. Окрещенный в 387 г., он вернулся в Африку и там выполнял капелланские обязанности, а с 395 г. стал епископом в Гиппоне. Августин с жаром защищал учение Церкви и боролся с ересями, даже с теми, которые привлекали ранее его самого: манихейством, донатизмом, которые выступали против целостности Церкви, и пелагианством, ставящим в зависимость божественную милость от заслуг. Философские интересы Августина в конце жизни все больше и больше уступали место теологическим интересам.

Произведения Августина очень многочисленны. Наиболее ранняя из сохранившихся работ написана в 386 г. под Миланом: «Против академиков» — полемический трактат, направленный против скептицизма; «О блаженной жизни» — книга о зависимости счастья от степени познания Бога; «Монологи» — работа о методе познания сверхъестественной истины. Уже после посвящения, на пути из Милана в Африку, он написал трактат «О величине души» — об отношении души к телу. Большинство произведений Августина написаны уже в Африке. Наиболее крупными являются: «Исповедь», написанная в 400 г., представившая взгляды Августина в личностной, полудневниковойполумолитвенной форме; трактат «О Троице» (400—410 гг.), представлявший собой систематическое изложение теологических взглядов; «О граде Божием» (413—426 гг.) — основная работа Августина, которая содержит его историософские взгляды, и, наконец, «Исправления» — произведение, быстро написанное незадолго до смерти, в котором Августин собрал свои основные идеи и откорректировал их в церковном духе.

Жизненный путь Августина был достаточно бурным, его характер — неровным, страстным и непокорным, а разум быстро переходил от одной идеи к другой. О нем говорили, что «ни у кого из великих мыслителей не было такого расстояния между взлетами и падениями, которые были у Августина», а также, что среди Святых Церкви не было такого, который бы был так мало свят и настолько человечен, как он. В нем боролись потребность в чистой духовности и пламенная чувственность, чувство возвышенности духовной жизни и потребность в обычно ощущаемых фактах; в нем боролся философ, сторонник автономной интеллектуальной культуры, с христианином, который подчинен Церкви и ее догматам. То один, то другой брал верх, поэтому и нет целостной системы в его работах, нет ее даже в «Исправлениях»; как правило, один из соперничающих элементов его разума уступал другому. В его работах содержится необычное богатство содержания, из которого долгие века черпала идеи христианская философия.

Развитие. На первом этапе Августин стоял на позициях манихейства, затем — академического скептицизма. Позднее произошел поворот к догматической философии в духе Платона. После обращения он перешел от варварских доктрин к христианским. Но и в тот период Августин не придал своим идеям определенного вида: его идеи до конца жизни постоянно изменялись и развивались, переходя от автономной фи• лософии к ортодоксальной догматике, от натуралистической позиции к супернатурализму, уверенному в неустанном действии сверхъестественной любви.

Этапы, через которые прошла мысль Августина, не были случайными. Даже манихейство и скептицизм соответствовали определенной стороне его характера, и хотя он отказался от них, ему никогда не удалось полностью избавиться от манихейства и скептической неудовлетворенности относительно врожденного знания.

Предшественники. Философия Августина выросла на основании как христианских, так и античных философских доктрин. Из античных философов его главным источником был Платон. Платоновский идеализм в метафизике, абсолютизм в теории познания, признание особенностей духа, акцент на иррациональном элементе духовной жизни, дуализм совершенной и земной жизни — все это находило отклик у Августина и влияло на формирование его собственных взглядов. Он знал учение Платона, главным образом в том виде, который ему придали неоплатоники, однако их принципиальный взгляд — монизм и эманатизм — он отбросил и поэтому отделил христианскую философию от философии варваров.

I. Теория познания. 1. Познание души. Августин разделял исходную позицию с философами эллинизма: он признавал, что целью человека является обретение счастья и что философия должна его обнаружить. Однако он полагал, что дать счастье может только Бог. Такая позиция была естественной в религиозную эпоху и особенно для христианской философии, тем не менее, ее никто не проводил так последовательно, как это делал Августин.

Для счастья необходимо (вопреки скептикам) познание. Причем, недостаточно самого стремления к познанию, необходимо именно приобретение знания. Собственно говоря, необходимо не всякое познание, а лишь познание Бога и собственной души. Познание природы — это, как он писал по поводу астрономии, «...поиски очень интересные и — очень напрасные. Желаю знать Бога и душу. И ничего больше? Ничего больше». Это ограничение Августин передал столетиям, и оно продержалось все средневековье.

Вопреки скептикам, познание возможно. Действительно, чувства подвергаются заблуждениям, но они, вопервых, подвергаются им не сразу, а, вовторых, мысль не во всем зависит от чувств; она ищет собственные пути для понимания и может некоторые истины установить самостоятельно.

Августин искал такой метод познания, который не подвержен ошибкам и поэтому является независимым исходным пунктом для знания. Прежде всего он обнаружил, что ошибки появляются тогда, когда мы нечто высказываем о вещах, однако ошибок не бывает, когда мы говорим о явлениях. Даже и ощущение становится истинным, поскольку рассматривается его содержание, а не вещи, которые его вызывают. «Не говори ничего более того, чем то, какими вещи тебе представляются, и не будешь обманут».

Но Августин не остановился на феноменализме, он нашел еще одно необычное основание знания. Он обратил внимание, что обвинения скептиков в адрес познания касаются лишь внешних объектов, а не внутренних переживаний. Правильные ответы не ограничиваются в таком случае явлениями, а отражают также и внутренние переживания. В существовании внешних объектов можно сомневаться, сомневаться же в собственной жизни нельзя. Собственная мысль является наиболее истинным из всех фактов. Это знаменитый принцип Августина. По сравнению с психологическим знанием, которое обладает непосредственной истинностью, физическое знание о внешних объектах должно было показаться неистинным, скорее допущением и верой, чем знанием. «Тот, кто желает познать себя, знаешь ли ты, что существуешь? Знаю. Откуда ты это знаешь? Не знаю. Чувствуешь ли ты себя как простую или сложную субстанцию? Не знаю. Знаешь ли ты, что движешься? Не знаю. Знаешь ли ты, что мыслишь? Знаю». Все является сомнительным, кроме того, что я существую и что я мыслю. А в другом месте: «Либо ветер, либо огонь являются источником жизни, но по этому поводу люди сомневались, но кто может сомневаться в том, что он понимает, что желает, что мыслит, что знает, что рассуждает? Несмотря на эти сомнения, он тем не менее живет; если сомневается, то помнит, почему сомневается; если сомневается, то желает удостовериться; если сомневается, то думает; если сомневается, то знает или не знает; если сомневается, то считает, что нет необходимости утверждать».

И затем: «Войди в самого себя, в человеке содержится истина». Этот принцип известен как картезианский, но за множество веков до Декарта он был высказан Августином и явился выражением полного изменения взгляда на познание. Это был разрыв с объективизмом, за пределы которого античность не выходила; мысль, ищущая истину, мысль, которая до сих пор была постоянной и, несмотря ни на какие трудности, воскресала и обращалась к внешним объектам, была отвергнута и направлялась на внутреннюю жизнь познающего. И если до сих пор душа и ее проявления трактовались наподобие вещей, то теперь наоборот: вместе с изменившимися основаниями разума психическая жизнь должна была стать образцом для понимания природы объекта. Понятно, что это изменение оснований произошло в эпоху религиозно ориентированного философствования; в нем отразилось христианское равнодушие к существующим условиям жизни, оторванность от них и концентрация на спасении и на той внутренней жизни, которую человек ведет.

2. Познание идей и освещение их Богом. Что разум познает лучше всего? Внешние объекты? Нет, по Августину, лучше вещей он познает вечные истины. Это второе положение, которое выделяло его теорию познания: несмотря на то, что у него были предшественники в античности, Августин обосновывал ее особым образом, соединяя античные аргументы с новыми.

Мысля, разум — вопреки обыденному убеждению, но в соответствии со взглядом Платона — осознает для себя прежде всего общие и неизменные истины, однако он — это было убеждение, оставшееся от древних,— не является создателем истин, а только их воспринимает; в частности, ограниченный человеческий разум не может создать вечных истин. Но в то же время,— как утверждал Августин, рассуждая в соответствии с Платоном и вопреки сенсуалистам,— разум может воспринимать знание непосредственно, без посредничества тела и чувств. Поскольку разум является только приемником, вещи, которые он познает, должны существовать вне его; познанные вечные истины, по идее, являются отражением вечных истин, которые существуют объективно.

Аналогичным платоновскому методом,— обосновав рецептивную природу познания,— Августин пришел к пониманию идеального мира. Но этот мир в то же время отличался в его представлении от идеального мира Платона, поскольку у него, Августина, идеальный мир был связан с Богом. Вечное существование присуще только Богу, ибо вечные идеи существуют в Боге, являясь божественными идеями. Если душа познает истину, то только благодаря тому, что существует Бог, и Он ее наделяет своими идеями. Знания мы зря считаем властителями нашего ума, поскольку Бог наделяет души ими путем освещения (иллюминации). Эту теорию позже назвали иллюминизмом. В соответствии с ней разум так же непосредственно видит истину, как глаза видят вещи. Разумное познание имеет интуитивный характер, разум постигает истину непосредственно, без понимания. В то время как, например, для Аристотеля познание Бога было делом понимания, для Августина оно прежде всего акт непосредственной интуиции, созерцания. Понятие интуиции в тот религиозный период было, по вполне понятным причинам, основополагающим понятием теории познания; но не везде она понималась одинаково: для Филона, для Плотина это был экстаз без мысли, «восхищение»; для христианского философа — это, собственно говоря, усиление мысли. Потому что для первых интуитивное рассмотрение Божества было возможно путем объединения с ним, для второго же — через освещение, усиление познавательных сил. У первых рассмотрение Божества было результатом врожденного процесса: разум познает Божество, так как является его частью. У Августина напротив: освещение было понято как сверхъестественный факт, как проявление любви. Момент сверхъестественности и любви явился краеугольным камнем христианского учения об интуиции. Если «экстаз» может означать выход за собственные пределы и соединение с Божеством, то интуиция у неоплатоников была обусловлена экстазом, в то время как в христианском подходе интуиция не требует экстаза. Милость освещения дается добрым; подготовка к освещению является скорее тренировкой разума, чем очищением сердца. Августин делал акцент на этом, и познание на своей первой ступени перестало для него быть теоретической функцией — оно стало сугубо практическим действием.

Познание, в котором принимает непосредственное участие Божество, является мистическим познанием. Мистической была экстатическая интуиция Плотина, столь же мистической была и интуиция Августина, однако характер интуитивного познания был в обоих случаях различным. С помощью просветительского акцента (усиление естественных сил) и милости Августин создал основы для особого христианского мистицизма.

По примеру греков, Августин признавал, что познание проходит ряд уровней, прежде чем достигает своей цели; учение об уровнях познания он развил дальше. Кроме уровней познания, которые были известны Платону и Аристотелю, он установил,— как это соответствовало духу религиозной философии и как это делали неоплатоники,— еще более высокие уровни, имеющие уже не рациональный, а мистический характер. Эта доктрина, трактующая мистическое познание как завершение рационального, стала образцом для средневековой философии.

Взяв за исходный пункт априорное знание об идеях, Августин полурациональнымполумистическим способом доказывал исходные положения метафизики: существование Бога и бессмертие души. Мы имеем незапятнанное осознание вечных истин; все, что вечно, может существовать только в Боге, следовательно, Бог существует. Так же, как другие доказывали существование Бога как причины мира, так и Августин доказывал, что Бог есть источник истины. Аналогичным способом он доказывал бессмертие души: она должна быть вечной, поскольку, осознавая для себя вечные истины, она принимает участие в вечности. Это был совершенно иной путь, по сравнению с тем, который для доказательства тех же положений использовала, например, перипатетическая философия, принимавшая за исходный пункт опытное знание о реальных вещах.

II. Геоцентрическая метафизика. Августин реализовал то, что было целью его предшественников: он сделал Бога центром философской мысли. Он проводил в мировоззрении примат Бога над сотворённым и полную зависимость творения от Бога; его взгляд на мир был последовательно теоцентрическим. С этим был связан второй момент: примат души над телом. Итретий момент— примат чувства и воли над разумом. Везде перевес был трояким: он был не только метафизическим, но также эпистемологическим и этическим.

1. Власть Бога над миром. А) Бог является «наивысшим бытием», поскольку только он один существует в соответствии с собственной природой; всего остального могло бы и не быть. Он один есть независимое бытие; любое другое бытие существует только благодаря божественному предначертанию.

Бог являетсяне только самим бытием, но и причиной любого бытия. И не только причиной его становления, но также и всех его перемен; он не только создал мир, но и непрестанно сохраняет его, как бы творя вновь, вопреки взглядам ранних писателей, согласно которым мир, будучи сотворен только раз, развивается уже самостоятельно. «Если бы Бог у сотворенных вещей отнял свою творящую силу, то они распались бы»,— говорит Августин. Бог управляет миром даже в самом малом. «Не надо слушать тех, кто учит, что высшими сферами управляет Провидение, а низшие потрясают обстоятельства и случайные движения».

Б) Бог является наиболее важным объектом познания: познание преходящих явлений не имеет ценности по сравнению с познанием абсолютного бытия. Вместе с тем, Бог — причина познания, в соответствии с идеей иллюминизма, которая была провозглашена Августином, Он наделяет истинами человеческий разум, ибо самостоятельно сам человек истины обнаружить не может.

В) Бог является наивысшим благом и вместе с тем дичиной любого блага. Как любое бытие существует лишь благодаря Богу, так же и любое благо является благом только с помощью Бога. «Что стоит множество благ и то добро, и это? Освободись от того и другого и смотри, если можешь, на самоё благо, и тогда ты увидишь Бога, который является благом не благодаря иному какомулибо благу, а является благом всех благ». Поэтому Бог является,— сам по себе,— целью жизни. «Благо,— говорит Августин,— означает для меня только то, что означает принадлежность к Богу».

Стремление к Богу лежит в природе человека и лишь соединение с Богом может дать ему счастье: «Он создал нас для Себя, и наше сердце не спокойно до тех пор, пока оно не успокоится в Тебе». Так начинается «Исповедь» Св. Августина. Более того, блага и счастья человек может добиться не сам, а лишь с помощью Бога: они являются результатом Его милости... На чем основывается зло? На отторжении от Бога и на гордыне, которая мнит, что сотворение могло произойти и без Бога. Таким образом, вся этика Августина сконцентрирована в Боге: любое устремление к благу — так же, как и познание истины,— имеет в Боге в одинаковой степени как причину, так и цель.

Кроме этого преимущества, которым в ней обладает Бог, философия Августина выглядит как чистая теология. Но то же самое происходит и в других философских системах той эпохи. Достаточно заменить слово «Бог» «бытием» (абсолютным), чтобы найти аналогии между философией Августина и философией мыслителей предыдущих, религиозно менее ориентированных периодов.

2. Власть души над телом. А) Августин построил исключительно спиритуалистическую концепцию души, концепцию, которая была завещана еще Платоном и к которой тянулась христианская мысль. Душа является самостоятельной субстанцией; она не имеет в себе ничего материального, обладает такими функциями, как мышление, время, память; вопреки древним представлениям, она не имеет ничего общего с биологическими функциями. В пользу отличия души от тела говорили следующие взгляды: вначале считалось, что ее функции отличны от функций тела, поскольку они могут быть обращены лишь на себя (можно думать о себе, помнить о себе и т. д.), вовторых, в противоположность телу, душа не находится в одном месте, так как она чувствует беспокойство в силу того, что тело раздражено.

Душа не только отличается от тела, она более совершенна, чем оно; после греков это не было новостью. Новым было, скорее, обоснование: душа более совершенна, ибо ближе к Богу. Если тело тленно, то она вечна; душа бессмертна, потому что, познавая вечные истины, принимает участие в вечности.

Б) Душу мы знаем лучше, чем тело; знание души является истинным, а знание о теле — неистинным,— это был результат произведенного Августином изменения взгляда на познание. Более того, душа, а не тело познает Бога, которого «нельзя рассматривать телесными глазами, никакими другими чувствами». Тело служит даже преградой в познании: разноголосица ощущений достигает внутренностей мающейся души; отсюда трудность внутреннего видения и необходимость в отказе от телесной жизни, чтобы углубиться в свою собственную душу и обнаружить в ней истины.

В) Исходя из более высокого положения души относительно тела, необходимо заботиться о душе, а не о теле. Роскошь чувств должна быть отброшена, поскольку она возбуждает желание телесных благ и склоняет к возвышению их над духовными благами.

3. Власть иррациональных сил души над разумом. А) Принципиально важным видом духовной жизни для Августина был не разум, а воля. Для обоснования этого утверждения была дана следующая трактовка: собственная природа каждой вещи проявляется тогда, когда она является активной, а не тогда, когда она пассивна — это первая предпосылка. Разум же — согласно мнению всей античности — является пассивным,— это вторая предпосылка. Отсюда вывод: человеческую природу определяет не разум, а активная воля. Природа человека проявляется не в том, что он знает, а в том, чего он желает. Этим учением о примате воли Августин порвал с античным интеллектуализмом.

Свои положения Августин применял не только в психологии, но и втеологии:не только в человеческой природе, но и в природе Бога он видел власть воли. Его философия по всей линии перешла от интеллектуализма к волюнтаризму. Это была одна из самых выдающихся перемен, которые отделили новый взгляд на мир от старого.

Б) Иррациональные элементы преобладают не только в сфере действия, но и в сфере самого познания. Истину о Боге, которая перерастает возможности человека, может познать не разум, а вера. Вера является скорее проявлением воли, чем разума, а в еще большей степени делом чувств или, как говорил Августин, «сердца». «Не поймешь глядя, старайся понять веруя. Напряги острые глаза твоего сердца и смотри, обрати уши сердцу и слушай». Никто не делал такого акцента, как Августин, на участии веры в познании. У него речь не шла о замещении разума, но о его дополнении; вера и разум взаимно дополняемы. «Понимай, чтобы мог верить, верь, чтобы смочь понять». «Существуют явления, которым мы верить не будем, если мы их не понимаем, и существуют другие, которых мы не поймем, если не будем в них верить». Эта концепция далеко отошла от автономного знания, где естественный разум является единственным инструментом и мерой истины; это была концепция, приспособленная к духу христианства; на ней также строилась схоластика.

В) Если даже истина добывается не самим разумом, то уж тем более — благо; если познание является делом воли и чувства, то тем более,— действия. Если теория познания Августина имела волюнтаристский и в целом иррациональный характер, то в значительно большей степени таковой была его этика. Августин, наконец, порвал с древним этическим интеллектуализмом, который преобладал со времен Сократа. Все происходит не так, как утверждали древние, по мнению которых достаточно знать добро, чтобы его творить; необходимо добро любить. Только из любви проистекают добрые (благие) действия, особенно из любви к наивысшему благу, к Богу. Счастья можно достигнуть только через любовь, поскольку только через любовь, которая не требует даже усилий мысли, можно приблизиться к Богу.

4. Сверхъестественные элементы в естественном мире. Вся философия Августина была сосредоточена в Боге, едином, абсолютном и совершенном бытии; в соответствии с Ним преходящий мир утрачивает свое значение, а если он и имеет значение, то только как произведение и отблеск Бога. Без Бога нельзя ни действовать, ни познавать, ни существовать. Необходимо просвещение, чтобы познать истину, необходима милость, чтобы поступать хорошо и быть спасенным. Во всей природе ничего нельзя сделать без участия сверхъестественного влияния. Таким был сверхнатуралистический взгляд Августина на мир, который вызывал наиболее острое противостояние.

Все отрасли знания сливались воедино у Августина, ибо, в конечном счете, они имели одно и то же начало, один и тот же объект — Бога. Бог как единое бытие и истина — это содержание метафизики; Бог как источник познания — предмет теории познания; Бог как единственное благо и красота — это предмет этики; Бог как всесильная и исполненная любви ипостась — предмет религии. Старое разделение светского знания на логику, физику и этику сохранилось в силе, но его основание претерпело изменение: это все науки о Боге, но одна говорит о причине Его познания, вторая — о Его бытии, а третья — о Его благе. Огромное преимущество Бога над миром имело для Августина своим источником то обстоятельство, что любое сотворенное конечно, а Бог — бесконечен. Бесконечность была для Августина наиболее существенной Его характеристикой. Мир — ничто по отношению к Нему, поскольку то, что конечно, есть ничто по отношению к бесконечности, а для того, кто это понял, было бы ошибкой беспокоиться о конечном мире.

С инфинитизмом была связана вторая особенность взглядов Августина — персонализм. Бог есть не только бесконечное бытие, но и является ипостасью, которая способна к милости. Такое понимание отношения к бесконечному бытию выделило философскую основу христианства, в которой Августин выразил сущность Бога: по его мнению, ее составляет воля. Августин порвал с натуралистической концепцией Бога: Бог был для него не только вечным бытием и причиной мира, но также и руководителем мира и сердца. Это говорило об изменившемся взгляде на мир.

Не только Августин и не только христианство выработали теоцентрическое мировоззрение. Теоцентрическим был, прежде всего, неоплатонизм, но в нем Бог не был понят как ипостась. С этим было связано еще одно различение обоих взглядов: в неоплатонизме мир был эманацией Бога, конечным результатом естественного процесса, у Августина же он был свободным результатом божественной воли. Здесь имел место дуализм, а в неоплатонизме — монизм, поскольку в нем Бог и мир имели единую природу.

Для Августина мир, представляющий собой свободный результат творения Бога, является разумным результатом; он был создан в соответствии с планом, потому что Бог в своем разуме имеет идеи, в соответствии с которыми мир и был Им создан. «Идеи — это основные формы или принципы вещи, устойчивые и неизменные, которые находятся в божественном разуме». Это был христианский платонизм, августинский вариант учения об идеях, понятый в теологическом и персоналистическом духе. В Боге существует идеальный образец реального мира — это теологическиметафизическое учение было позже названо экземпляризмом. В таком случае существовали — как и у Платона — два равнозначных мира: идеальный — в Боге и реальный, существующий во времени и пространстве. Реальный мир появился через помещение идеи в материю.

III. Гетерономная этика. 1. Теодицея. Мир ничтожен по сравнению с Богом, но тем не менее он является его произведением и поэтому он добр. «Поскольку он существует, он есть благо»; всё, даже материя, которую платоники и гностики считали злом, имеет свое место в системе мира.

Мир является откровением наиболее глубокой божественной сущности, все в нем полно чудес: от обыденных явлений, от появления живых существ, их семени до хода истории. Только привычка притупила в нас ощущение чуда.

В оценке мира, в проблеме добра и зла лежала главная .трудность философии Августина. С одной стороны, мир как результат и проявление Бога не может не быть добрым. Однако, с другой стороны, существование зла является неслучайным; Августин обладал острым ощущением зла, манихейского дуализма — повторим это еще раз,— он никогда от него целиком не избавился.

Разрешение конфликта между добром и злом, предложенное Августином, заложило основания для христианской «теодицеи», или защиты совершенства творения. Первое его положение заключалось в следующем: зло не присуще природе, но является проявлением свободно сотворенных существ. «Бог наделил добром природу, но отравил ее злой волей». К этому положению присоединялось второе: зло не действенно, оно есть проявление отсутствия добра; абсолютного зла не существует, есть лишь абсолютное" добро. Свободные существа творят зло тогда, когда не творят добра, когда они отвращаются от добра или обращаются к меньшему добру, вместо того чтобы обращаться к большему. Злыми являются не низкие цели, а злом является отвращение от высших целей. Злом является либо высокомерие, либо вожделение; высокомерие — это стремление к самодостаточности без Бога, вожделение — забота о преходящем в вещах, не имеющих ценности.

Зло имеет только негативную природу — почему же Бог его не избежал? Этому вопросу Августин противопоставил третий аргумент своей теодицеи: зло не нарушает гармонии мира, напротив, оно ей необходимо. Покарание грешников так же относится к ней, как вознаграждение святости. Бог скорее стремился сотворить большее добро, но вместе со злом, чем меньшее добро, но без зла. Этого вполне достаточно для защиты совершенства божественного промысла и нет необходимости допускать, как это делали Ориген и Григорий, что зло является преходящим и исчезнет с концом мира, что злые будут обращены и произойдет апокатастаз.

2. Учение о милости. Особенностью этических взглядов Августина было то, что злу приписывалось иное происхождение, чем добру. Зло идет от человека, а добро — от Бога,

поскольку зло является результатом природы, а добро — результатом любви. Добрыми являются только те, кому доступна любовь, но они добры не сами по себе, а благодаря божественной милости. Милость доступна тем, кто ее не заслуживает, милость «дана даром» и не была бы милостью, если бы давалась по заслугам. В таком случае, человек ответствен за зло, а не за добро. Такой половинчатой предстает этика Августина: одна ее половина является выражением далеко идущего супернатурализма: без божественной милости человек не в состоянии подоброму поступить, а милости не может заслужить.

На этом основании шел спор Августина с Пелагием о милости — один из наиболее значимых, которые знала история христианской этики. Это была борьба супернатурализма с натурализмом в этике. Пелагий признавал реальное влияние милости, но понимал ее только как «помощь» и «просвещение» и утверждал, что она выделяется «в соответствии с заслугами», поэтому он фактически отодвигал «милость», замещая ее мерой справедливости и замещая религию этикой.

Для Августина не было заслуживших милости: признание человеческой свободы взаимодействия в спасении было бы принижением Бога. Милость нельзя обосновать, поскольку она является конечным фактом. Люди делятся на тех, кому она доступна, и тех, кому она недоступна, хотя ни те и ни другие ее не заслужили; но с ней одни добры, а другие — злы. Двойственным является предназначение людей: злым полагается наказание, и они будут наказаны и осуждены на вечные муки, а другие — спасены. В таком случае милость является причиной того, что человечество делится на две категории: проклятых и спасенных. Одна часть сотворенных идет с Богом, а другая — против Него, одна устанавливает «Царство Божие», а другая — «земное царство». Падение человека поставило его на противобожеской стороне. Однако Бог своей милостью обратил и спас часть человечества; и эта часть с тех пор принадлежит к Царству Божию.

Борьба обоих царств составляет историю мира. Августин разделил эту историю на шесть периодов; шестой период начинается с приходом в мир Христа, и им заканчивается земная история. После него остается время, текущее через вечность; те, кто принадлежат к Царству Божию, войдут в состояние вечного счастья, а другие же — в вечное забвение; история закончится необходимым и неотвратимым разделением людей. Такой конец был необходим, по мнению Августина, для того, чтобы продемонстрировать как справедливость Бога, которая карает, так и его милосердие, которое спасает. Августин боролся с манихейским дуализмом в понимании начала мира, но в то же время он принимал его как конец мира, как неотвратимый результат его развития.

За эту концепцию истории Августин был назван первым историософом. Действительно, как никто до него, он акцентировал внимание на всеобщем и разумном содержании истории мира. Через включение истории в философские рассуждения он добавил еще один мотив к тем, которые отличали философию христиан от философии греков. Христиане, например, были безразличными по отношению к преходящим событиям и в своих спекуляциях занимались исключительно вневременным .абсолютом; они говорили на самом деле о развитии и эманациях, но их понимали вневременно.

Антропологические и историософские искания отделяли Августина так же, как и других христианских писателей, от греческих Отцов Церкви, которые в своих спекуляциях стремились к познанию природы Бога. Августин же стремился к познанию природы человека, его намерений, свободы, спасения. Согласно известной формуле, он сводил христианскую догматику к земле. Августин соединил два крайних выражения, религиозно трактуемые в философии: учение о Боге и учение о человеке, о всесильном Боге и свободном человеке.

Сущность августинизма. Августин заложил фундамент новой христианской философии. Он порвал с классическими позициями греков, с их объективизмом и интеллектуализмом; его позиция носила интроспективный характер, а воля получила у него предпочтение перед разумом. Из изменившихся оснований проистекал и изменившийся взгляд на мир: греки склонялись к финитизму и натурализму. Августин же, напротив, понял Бога как бесконечность, а мир — как сверхъестественное творение и результат милости. Интроспективная позиция, трактующая даже Бога наподобие собственных переживаний, приводила к персонализму, побуждала видеть в Боге прежде всего ипостась, сущностью которой является воля; поэтому наступил отход от античного универсализма. Понимание Бога как бесконечного привело к тому, что мир по отношению к нему кажется ничтожным, и здесь проявляется — в противоположность эллинистическому монизму — крайний дуализм Бога и мира. В целом же, философская концепция Августина опиралась на большее доверие к воле, вере, любви и милости, чем к разуму и опыту. На этом основании он сформулировал оригинальные философские взгляды, которые были неизвестны античности, и в качестве создателя мировоззрения стоит рядом с Платоном, Аристотелем, Демокритом.

Из этих общих особенностей августинизма проистекали его отдельные теории: в метафизике — экземпляризм, являющийся христианской разновидностью платоновского дуализма идеального и реального миров; в теории познания — априоризм, утверждающий, что известные нам вечные истины не зависят от опыта, и иллюминизм — принимающий вмешательство Бога в познание; в этике — доктрина любви и милости, признание свободы и предназначения человека, негативная концепция зла, понимание истории как борьбы добра со злом.

Вводя новые принципы в философию, Августин не мог, однако, и не хотел освободиться от древних, старогреческих и раннехристианских взглядов. Он полагал истину доступной лишь отдельным личностям, однако, с другой стороны, считал ее привилегией Церкви. Он утверждал, что истина дана непосредственно, но вместе с тем усматривал в ней сверхъестественный дар. Он преодолел интеллектуализм, но тем не менее конечную цель понимал интеллектуал истеки, как созерцание Бога. Он настаивал, что тело не является злом, если оно есть результат творения, однако в телесной вожделенности он видел источник зла. Августин боролся с манихейским дуализмом добра и зла и поэтому его собственный дуализм был последним словом его историософии. Различные устремления раннего христианства, библейская мысль и спекулятивное мышление, религиозный дух и дух церковный, рационализм и мистицизм, верность Библии и любовь — все это соединилось у Августина. В соответствии с этим многообразием мотивов противоречия не могли быть сразу разрешены самостоятельной христианской мыслью, которая была явно отделена от античной, это стало задачей на века,

Влияние. Непосредственных последователей Августин имел немного, вскоре после его смерти наступил упадок просвещения. Но когда через несколько веков схоластики вновь начали строить христианское мировоззрение, они делали это на тех основаниях, которые были заложены Августином. Он стал наиболее влиятельным мыслителем христианства; среди латинских философов средневековья он был несравнимо более известен и почитаем, чем все Отцы Церкви Востока. Через него идеалистическое течение, вышедшее из платоновского источника, влияло на средневековье. В течение длительного времени августинская традиция не имела поддержки и представляла собой единственный тип ортодоксальной философии, и лишь в XIII в. Фома Аквинский противопоставит ей новый тип христианской философии, который по своей объективной и интеллектуальной основе окажется ближе к античной философии; однако влияние Августина проявлялось и впоследствии: имели место три наиболее значимых возвращения августинизма:

1. Во времена Каролингов, в VIII и IX вв., во время первого расцвета средневековой философии. С этого времени труды Августина стали решающим фактором средневекового мышления.

2. В XIII в. усилилось влияние Августина как реакция против аристотелизма и появился так называемый «августинизм ,ХШ в.».

3. С началом Нового времени, в XVII в., после Реформации, методы обновления христианства стали искать опять у Августина. Янсенизм был августинизмом XVII в., а великие христианские системы Декарта и Мальбранша по своим основаниям и результатам приближались к Августину.

Оппозиция против августинизма вынуждена была взять под защиту те факторы, которые были им умалены или опущены: бренные, телесные, врожденные, рациональные, эмпирические факторы. Августин сформулировал философские основания христианства, но сделал это крайним образом и, выдвигая на первый план одни характеристики жизни, умалял остальные. Необходим был, как отмечал Эукен, невыразимый труд, чтобы опять обрести жизненное равновесие.

Еще во времена Августина в лоне самой Церкви было распространено усилиями Пелагия течение, которое выступало против его крайнего супернатурализма. Августин несомненно победил, но, однако, противоположное течение сохранило свою жизнеспособность, особенно в его компромиссном виде «семипелагианства». Во имя эмпирических факторов выступал против чистого августинизма в XIII в. Фома Аквинский; Церковь стояла на томистских позициях.

I. Восток. 1. Среди христианских писателей Востока устойчиво сохранялось эллинистическое направление, основанное Оригеном и Григорием Ниссенцем, которое стремилось к согласованию христианской веры с греческой наукой.

В V в. произошло дальнейшее усиление неоплатоновских элементов в философии. Епископ Синесий считал аллегорией все то, что в Святом Писании не соответствовало неоплатоническим взглядам. Второй из епископов, Немезий Эмесский, защищал преэкзистенцию и правечность мира. Основным же представителем неоплатоническимистического течения был анонимный автор работ «О Божественных именах», «О мистической теологии», «О небесной иерархии». Этот автор известен под именем ПсевдоДионисия, или ПсевдоАреопагита, который выдавал свои работы за произведения Дионисия Ареопагита, непосредственного ученика апостолов и первого епископа Афин (это заблуждение продержалось все средневековье, пока его не прояснил гуманист Ренессанса Балла). Его работы, зависимые от поздних неоплатоников, Ямвлиха и Прокла, говорят о том, что он жил не раньше, чем в конце V столетия. В большей степени, чем другие христианские писатели, он делал акцент на а) трансценденции Бога, который находится вне бытия и разума, и Его удается понять только через мистическое уподобление Ему, а также на б) иерархичное строение бытия. У ПсевдоДионисия влияние неоплатонической абсолютной философии на христианское учение достигло вершины. Начиная с VII столетия его взгляды получили всеобщее распространение благодаря пропаганде и комментариям другого христианского писателя, ревностного платоника Максима Исповедника (580— 662 гг.). На многие века ПсевдоДионисий стал наибольшим авторитетом христианской мистической философии.

2. VI в. был свидетелем временного воскрешения аристотелизма. Вопреки преобладающей неоплатонической доктрине некоторые умы стали обращаться к реалистической философии Аристотеля и к его трезвой силлогистике. Перевод Аристотеля на сирийский язык вызвал реакцию, похожую на ту, которую семь веков спустя вызовет перевод его работ на латинский язык; уже в то время аристотелизм отвлекал от спекуляции, склонял к «схоластическому» пониманию проблем.

3. В V в. самостоятельная теологическая мысль прервалась. К этому привела политика Юстиниана, который закрывал школы, и не только афинскую, но и древние церковные школы в Александрии и Антиохии. Оказали свое влияние и многочисленные расколы в Церкви, особенно 431 и 451 гг., выделение несторианства и монофизитства и отделение от Церкви провинций Сирии и Египта, из которых, после того как Греция исчерпала себя, рекрутировались, собственно говоря, наиболее выдающиеся мыслители. Место философской спекуляции заняла, с одной стороны, мистика (в духе ПсевдоАреопагита), а с другой — то, что позже получило название «схоластики», или позиции, считающей истину установленной и стремящейся только к ее понятийной формулировке. Поэтому мысль христианского Востока, которая сначала развивалась очень живо, вошла в длительную стадию консервации и стагнации.

И всетаки восточная патристика получила в VIII в. свое завершение в работе Иоанна Дамаскина, наиболее крупного после Оригена и Григория систематика Востока. Его «Источник знания», работа, подытожившая предыдущие произведения христианских мыслителей в области философии, догматики и мистики, свела их в целостную и правоверную систему.

4. Позднее учение греческих Отцов Церкви нашло прибе жище в Византии, но там оно не развивалось. В то же • время, когда на Западе философия вступила в период бурного развития, на Востоке она стабилизировалась в том виде, который получила у Отцов Церкви. Византия же эту патристику передала России, которая ее сохранила до Нового времени.

II. Запад. 1. В конце IV в. (395 г.) произошло разделение Римского государства на восточное и западное, и с этого времени судьбы Востока и Запада разошлись еще дальше. Завершение патристики приобрело на Западе совершенно другой характер, чем на Востоке. Она зависела прежде всего от Августина. Историческая точка зрения этого Отца Церкви привела к тому, что его ученые последователи — такие как Тино Проспер, а позже Кассиодор, Исидор, Беда.— были в своем большинстве не систематиками, а историками. Второй особенностью,Запада было то обстоятельство, что главные интересы были здесь не теоретическими, как это было на Востоке, а практическими, моральными. Еще до Августина Амвросий сформулировал принципы христианской морали, использовав понятия стоиков. Фундамент этики заложил также Григорий Великий, единственный, кто по своему влиянию мог бы быть поставлен рядом с Августином.

2. Как бы то ни было, вскоре после Августина на Западе наступил упадок интеллектуальной культуры, несравнимо более быстрый, чем на Востоке. Рим еще в IV в. перестал быть интеллектуальным центром империи: в V в. он был дважды завоеван и уничтожен вандалами. V в. был уже веком власти варваров на Западе. В этих условиях нельзя было думать о развитии, а в лучшем случае, только о поддержании интеллектуальной жизни. Необходимы были самые простые школьные учебники, а не утонченные философские трактаты. Задача, которую поставили перед собой ученые этого периода, состояла в том, чтобы из работ Августина создать катехизис или доступную энциклопедию. В начале V в. Марциан Капелла создал школьный учебник свободных наук; Кассиодор, римский сенатор (477—562 гг.), составил энциклопедию божественных и человеческих промыслов, а после него аналогичные сборники информации, извлечений составил Исидор, архиепископ Севильи в VII в., и англосакс Беда в VIII в. Благодаря этим сборникам определенные интеллектуальные результаты, являющиеся плодом рассуждений древних, сохранились в наиболее горькие столетия, до того момента, когда в средневековье опять начала пробуждаться духовная жизнь.

3. Однако и Запад дал в эти горькие столетия одного необычного образованного и тонкого мыслителя Боэция (480— 524 гг.), который завоевал себе славу скорее не самостоятельными идеями, разработка которых была достаточно трудной в его эпоху, а переводами и комментариями. Он поставил перед собой громадную задачу перевода на латинский язык всех работ Платона, Аристотеля и неоплатоников. Боэций выполнил только часть этой программы, переведя некоторые работы Аристотеля и неоплатоника Порфирия. Но и это было выдающимся явлением: его переводы на долгие века стали единственным источником для знакомства с аристотелевской философией. Комментарии, которыми он снабдил свои переводы и теологические трактаты (эти трактаты разрешили давний спор о том, был ли Боэций христианином) стали образцом схоластического произведения. В своей работе «Утешение философией» (он написал ее, будучи узником Теодориха, который сначала обласкал Боэция, а затем лишил его всех привилегий, заподозрив во враждебной деятельности) он учил философскому отношению к жизни, дающему стойкость и спокойствие духа и приносящему успокоение в несчастье. Это было то наследие античности, которое Боэций передал средневековью.

В философии этого периода столкнулись различные традиции и культуры, Восток и Запад, варварство и христианство. Однако, несмотря на это, философские проблемы все• гда в общем плане были теми же, которые были выделены на общем интеллектуальном и религиозном основании. Каким является отношение Бога к человеку и человека к Богу? Как мир появился из Бога и как он может к Нему вернуться? Для того чтобы эти проблемы сформулировать и разрешить, объединились треческая и восточная традиции. Кроме их иерархического и эманационного решения, христианство предложило и свои собственные, основанием для которых явились дуализм вместо градуализма и сотворение вместо эманации. Бог и человек были двумя главными объектами философии этого периода.

1. Проблемы, касающиеся Бога. 1. Сущность Бога. Все мыслители этого периода склонялись к мнению, что Бог естественным путем непознаваем. В эллинистических системах было высказано мнение о Его сверхразумности, а на этой основе — Его непознаваемости; среди христиан установилось мнение, что Бога можно познать, но только с помощью откровения. Всеобщим было убеждение в Его не только эпистемологической, но и космической трансценденции: Он не только внеразумный, но и внемировой. Эллинистическими философами Он был понят как абсолютное бытие, а у христиан с пониманием Бога как бытия соединилось понимание Его как судьи.

2. Отношение Бога к миру. Среди греков шла борьба дуалистического и монистического понимания; монистическая эманация была последней эллинистической концепцией, а в христианстве преобладала дуалистическая концепция творения. Греки склонялись к мнению, что мир сформирован из вечной материи, а Отцы Церкви пришли к выводу, что он был сотворен из ничего, что мир имеет начало и будет иметь конец.

3. Опосредующие звенья между Богом и миром. Эти звенья были признаны всеми, но для греков это были абстрактные гипостазы, а для христиан промежуточным звеном является ХристосЛогос, Богочеловек; для греков звеном было природное бытие, а для христиан — внеприродная божественная сущность; для греков оно было результатом дедукции, а для христиан — результатом откровения.

4. Происхождение зла. В тех доктринах, которые всё выводили из Бога, объяснение зла явилось особенно трудной и важной задачей. Эллинистическая философия выводила его, в целом, из материи, а христиане, главным образом,— из свободы. Христиане защищали совершенство мира, указывая на негативность зла, на его целенаправленность как очищающего средства и на моральное значение полученной с его помощью свободы человека.

II. Проблемы, касающиеся человека. 1. Природа человека. Обобщенное понимание человека было общим для всей эпохи: его сущностью являлась душа, судьбой — падение, целью — соединение с Божеством, в частностях все же имелись расхождения во взглядах не только между греками и христианами, но и среди самих греков и самих христиан. Среди христиан спорным было даже то, какие из характеристик человека принадлежат его природе, а какие являются даром милости Божества.

2. Элементы человека. Эта проблема дискутировалась во всех направлениях: боролись дихотомические и трихотомические концепции, которые утверждали, что, кроме тела и души, человек обладает еще и наивысшим элементом — пневмой. Спорной была роль тела: среди греков преобладало мнение, что не существует естественной связи души и тела, что тело является «тюрьмой» души; среди христиан это мнение продержалось достаточно долго, но, в конечном счете, было отброшено.

3. Природа души. То, что душа нематериальна и бессмертна,— это мнение разделялось почти всеми; материалистические доктрины появились даже среди христиан, но они нигде не привились. Но является ли бессмертная душа вечной — эта проблема разделила философов: греки стояли на позиции преэкзистенции, вслед за ними этот взгляд признавал Ориген и многие христианские теологи IV—V вв., но в 553 г. этот взгляд был окончательно отвергнут Церковью. Следовательно, греческие эманационные системы склонялись к признанию божественности души, христианский же взгляд свидетельствовал о том, что душа является образом Бога, однако она имеет принципиально иную природу, чем Бог.

4. Возвращение души к Богу. Для всех мыслителей этой эпохи возвращение души к Богу было целью человеческой деятельности, познания, труда, творчества, это было естественным завершением теоцентрических систем: в соответствии с ними все началось с Бога и все должно к Нему возвратиться.

Такие метафизические основания представляли возможность для особых философских, эпистемологических, психологических и этических рассуждений. Анализ мистических состояний открывал новые проблемы психологии: признание откровения, божественного просвещения, веры как условия познания; ставил и новые эпистемологические проблемы; жизнь, отданная Богу, и ожидание милости — новая этическая проблема; выделение в исторических событиях борьбы божественных и земных сил направляло разум к размышлениям над философией истории.

Понятия и термины. В эпоху, которая предметом философских исследований имела непознаваемый и,невысказываемый абсолют, философская терминология должна была обладать особым характером: уметь высказать то, что невыразимо. Она делала это при помощи негативных и превосходных терминов (к ним принадлежит, например, термин «абсолют»). В эту эпоху были предложены различные способы выражения трансценденции, различные оттенки и разновидности понятий, которые обозначают надбытийность и сверхразумность; она была для последующих эпох сокровищницей терминов, которые обозначают внеземное бытие и сверхъестественное познание.

Философские термины, которыми пользовались христиане, немногим отличались по своему содержанию от общепринятых, но они всегда носили особый характер. Наиболее типичным примером является понятие Логоса.

Хронология. На территории Римской империи встречались философы, придерживающиеся самых разнообразных воззрений: греческих, восточных, христианских. В первой половине I в. новой эры одновременно разрабатывали свои теории стоики, среди них Сенека, неопифагорейцы, такие как Аполлоний из Тианы, скептики, а также грекоиудейские мыслители, такие как Филон. Во II в. количество философских направлений увеличилось еще больше: приблизительно в середине столетия одновременно со стоиками Марком Аврелием и Нумениемнеопифагорейцем выступили крупные гностики Василия и Валентин, и, кроме того, еще и ранние христианские апологеты во главе с Юстином. В конце столетия работали поздние гностики и еще более многочисленные апологеты Востока: Ириней, Афиногор, Теофил, Тациан; в Александрии были в это время разработаны как греческие, так и христианские философские системы; преподавал Климент Александрийский и одновременно с ним — Аммоний Сакк.

Из живого философского движения II столетия III в. сразу—в первой своей половине — собрал хороший «урожай». В это время с первой христианской системой выступил Ориген, с крупной неоплатонической философской системой — Плотин. В тот период и христианский Запад нашел свое выражение в доктрине Тертуллиана. Старые греческие школы имели еще своих представителей (в этот период жил Секст Эмпирик), и восточная мысль была представлена такими именами, как перс Мани, основатель манихейства.

В дальнейшем III в. развивал только те идеи, которые были высказаны в его начале. Среди греков в тот период задавал тон неоплатонизм. В ГУ в. дело дошло до противостояния между двумя философскими направлениями: неоплатонизмом и христианством. Кроме них, все остальные философские направления утратили свое значение. Собственно говоря, теперь неоплатонизм развивался в сирийской школе, которая была основана Ямвлихом. Христианство же в этом веке вошло в новую фазу: после Неаполитанского эдикта 313 г. оно перестало преследоваться, а в 380 г. было признано государственной религией. После Никейского собора оно консолидировало свое учение и дало миру в этом столетии своих великих мыслителей: на Востоке — Отцовкаппадокийцев во главе с Григорием из Ниссы, а на Западе — Амвросия и в конце века — Августина.

До сих пор центром философии была цветущая Римская империя. Но уже при жизни Августина обстановка радикально изменилась. В V в. Рим становится государством вандалов. В 476 г. Западное царство пало. В то время, когда на Западе варварские народы получили власть, Восток еще оставался центром культуры; V в. дал Прокла и афинский неоплатонизм, мистику ПсевдоДионисия и течение «возобновителен» аристотелизма.

Однако в VI в. уже и на Востоке также упал уровень культуры. В 529 г. Юстиниан закрыл после девятивекового существования афинскую Академию. В это время на Западе работали Боэций и Кассиодор, типичные для западных условий энциклопедистыкомпиляторы; несколько позже на Востоке творил Максим Исповедник. Затем наступил полный застой как на Востоке, так и на Западе.

Социальные события. Перемена, которая в этот период произошла в философии, явилась следствием этнических, политических и религиозных изменений. Пришли новые народы, которые уничтожили Римскую империю и древнюю цивилизацию. В частности, два факта имели неисчислимые последствия для истории Европы: в 375 г. началось Великое переселение народов, а в 395 г. произошло разделение Римского государства на Западное и Восточное.

Вся культура этого периода развивалась двумя путями, один из которых уже завершался, а другой только начинался. Точнее говоря, в ней шли три процесса: 1. Внутренний процесс, который завершился упадком античной цивилизации. 2. Давление новых народов, их победа над Римом и уничтожение его цивилизации. 3. Развитие христианства, которое на месте уничтоженной цивилизации создало новую.

Некоторое время плоды античной и христианской цивилизаций сосуществовали друг с другом. В I в. философские работы Сенеки и роман Петрония появились в то же время, что и письмо Св. Павла (примерно 60 г.); во II в. сатиры Лукиана — в то же время, что и работы христианских апологетов и гностиков (приблизительно 170 г.). В III в. в александрийской школе Катехетов во времена Климента и Оригена произошло полное приятие христианами античной интеллектуальной культуры. Первая христианская церковь (Эдесс, 201 г.) была построена тем же поколением, которое строило Термы Каракаллы (215 г.).

До III в. античная грекоримская цивилизация еще имела вес и влияние. I в. дал миру ту материальную культуру, которая нам известна из раскопок Помпеи и Геркуланума, засыпанных в 79 г. вулканическим пеплом, а в области интеллектуальной культуры — работу Квинтилиана об ораторском искусстве (ок. 75 г.), «Естественную историю» Плиния, поэзию Марциала. II в. мы обязаны историческими произведениями Тацита (приблизительно 98—118 гг.) и Плутарха (приблизительно 100 г.), сатирами Лукиана и Ювенала (приблизительно 105 г.), географическими и астрономическими работами Птолемея (приблизительно 160 г.). III в. подарил миру также великих римских правоведов Папиниана и Ульпиана. Эти три века, которые использовали великие плоды античной цивилизации, прошли спокойно, люди жили зажиточно и с удовольствием.

Вся эта материальная и духовная цивилизация вначале оказалась под угрозой, а затем была уничтожена набегами варваров. В 268 г. Афины, Спарта и Коринф пали под натиском готов, а в 410 г.— под натиском вестготов пал Рим, в 455 г. он был завоеван вандалами. Два века шла борьба Рима с набегами новых народов, которая завершилась победой варваров, падением Рима и всей античной цивилизации. Уже в V в. появились новые государства: остготов — в Италии, вестготов — в Южной Франции и Испании, вандалов — в Северной Африке; в VI в.— государство лангобардов в Италии. Симптоматичной стала дата — 395 г.— последних Олимпийских игр. От античной культуры осталось только то, что было сохранено Церковью и Византией.

Тем временем христианская религия распространилась по всей Европе. С 260 г. она была принята в альпийских и придунайских странах, после 300 г. прошла быстрая христианизация Британии, в 380 г.— признание христианства государственной религией Рима, в 496 г.— крещение франков, в 589 г.— крещение вестготов и лангобардов. Христианство не только распространялось, но и внутренне развивалось, сформулировав новое мировоззрение. И если в начале рассматриваемого периода представителями высшей интеллектуальной культуры были Плутарх и Плиний, то в конце — Амвросий и Августин. Закрытие платоновской Академии произошло в том же 529 г., что и основание предназначенного для интеллектуальной деятельности ордена бенедиктинцев.

После краха античной культуры прошло несколько столетий политического беспокойства и интеллектуального мрака, прежде чем приблизительно в IX в. в новой среде, на западе Европы, вновь начала пробуждаться философская мысль.

Эта новая христианская философия имела такие же религиозные основания, как и философия предыдущего периода, однако носила совершенно иной характер. В противоположность патристике, она получила название схоластики. Если патристика вырастала на основе античности, то схоластика стала христианской средневековой философией. Ее начало приходится на IX в., а развитие шло вплоть до XIV в.

1. Схоластика имела абсолютно религиозный характер. Основным убеждением ее было то, что мир не имеет самостоятельного значения по отношению к Богу, а обыденная жизнь несамостоятельна по отношению к вечности. В ней главенствовал тот дух, который имел место на закате античности. Однако патристика устанавливала догматы, схоластика же получила их в готовом виде. Религия в тот период была не только потребностью души,— она являлась основой государственного устройства, и тот, кто стремился в ней чтолибо изменить, ничего не мог сделать.

Тем не менее, несмотря на это обстоятельство, философия религиозной эпохи всетаки была не только теологической. Собственно говоря, потому, что религиозные чувства были столь сильно развиты, они проявлялись не только в теологии, не только в исследованиях Бога, но и в исследованиях божественного творения, природного мира. Не всегда в средние века философия была «служанкой теологии». Такая концепция соответствовала программе папства, а не взглядам великих схоластов. Наука была ограничена лишь там, где она соприкасалась с верой; однако ее значительные разделы, которые охватывали большой круг проблем логики, эпистемологии, космологии, не могли дать научных результатов, основываясь на догматах веры, и в целом эти разделы сохраняли свою самостоятельность.

2. Невежды употребляли схоластические понятия в формальном и педантичном смыслах, и это означало, что они распространяли на весь период то, что было характерным для их эпигонов. Сущностью средневековой философии, называемой схоластикой, было нечто иное — это была философия, которая разрабатывала догматы веры. Многие исходные истины не доказывались, а принимались как подтвержденные Божественным откровением: схоластика в своих основах была гетерономной. В то же время она стремилась эти истины прояснить, объяснить и систематизировать, то есть в своих стремлениях она была рациональной. Гетерономность вместе с рациональностью являлись ее характерными чертами.

Интерпретированная таким образом схоластика не была только исключительной собственностью средневековья. Аналогичные начинания имели место задолго до нее, еще в античности, а впоследствии и в новое время как среди византийских эрудитов, так и среди протестантских теологов. Однако в то же время никогда еще этот тип философствования не достигал такой распространенности и не был столь представителен, как в средние века.

Но в этот период схоластика не была единственной философией. В средние века существовали неправоверные философские течения, которые достигали теологических истин независимым от откровения путем. Однако и они, и правоверные философские течения не обязательно были течениями схоластического типа: не были схоластиками ни мистики типа св. Бернара или Экхарта, ни гуманисты, ни натурфилософы, которых в XII в. объединила школа в Шартре.

3. Термины «схоластика», «схоластический», а также «средневековье» довольно часто среди дилетантов употреблялись в уничижительном значении. Такую оценку им дал XVIII в., философы которого придерживались совершенно иного мировоззрения. Подобным же образом оценивались и другие достижения средневековой культуры; например, название средневекового искусства «готика» также получило подобное значение. Однако «готика» со временем его утратила, постепенно его теряет и термин «схоластика».

То, что средневековая культура имела свои недостатки и слабые стороны, не подлежит сомнению. Частные науки в течение долгого времени находились в упадке. Для решения научных проблем не хватало социальной заинтересованноcти, еще не была разработана научная методология. Средние века еще не научились ни эксперименту, ни настоящей индукции; они немногого достигли в области фундаментальной науки и еще меньше — в области ее практического применения. Подругому дело обстояло в философии. Автономная наука, что было существенно, не была единой. Необычное увлечение ее проблемами и необычная утонченность их разрешения не позволяют нам говорить об упадке философии в средние века. Никогда ранее философия, которая долго и последовательно развивалась в одном направлении, не достигала такой завершенной системы понятий. Вопреки обыденному представлению внетеологическая работа схоластиков не ограничивалась логическими тонкостями, ибо она охватывала не только формальные, но и реальные, вещественные проблемы. Известный спор об универсалиях (общих понятиях) касался фактически не самих понятий, а их объектов. Центр этого спора имел метафизическую природу.

4. Подобно средневековому искусству, которое имело цеховой характер, средневековая философия была традиционной и безличностной. Ее доктрины передавались из поколения в поколение, и часто очень трудно было обнаружить их первого творца.

Несмотря на то, что философия разделялась на борющиеся друг с другом направления и школы, в своих основополагающих позициях она имела устойчивые основания, которые не поддавались изменению и пересмотру. В нее не вошли ни релятивистские доктрины (ибо существует Бог, который является абсолютным бытием), ни материалистические (поскольку Бог нематериален), ни монистические (так как Бог является бытием иного рода, чем сотворенное им бытие), ни механистические (ведь Бог и душа свободны), ни сенсуалистические (невозможно Бога и душу познать с помощью чувств). Бог, вечные истины, разумные души — это бытие иного рода, по сравнению с естественно существующими вещами, ибо природный мир не мог быть в глазах средневековых философов единственным бытием, будучи, правда, для некоторых из них истинным бытием, однако, в лучшем случае, носящим образный или символический характер.

Отцы Церкви не сразу обнаружили, какие истины соответствуют Евангелию, и их попытки создания христианской философии шли по различным направлениям. Со временем они всетаки отказались от пантеизма в пользу дуализма, от материализма — в пользу спиритуализма, от эманатизма — в пользу креационизма; этих взглядов уже не было в средневековье. Однако некоторые проблемы остались нерешенными, и в средние века все еще шел спор между идеализмом и реализмом, фидеизмом и эмпиризмом, диалектикой и мистикой, интеллектуализмом и волюнтаризмом.

5. Многовековая история средневековой философии распадается на три периода:

1) период развития и формирования этой философии, длившийся до XII в. включительно;

2) период завершенных средневековых философских систем в XIII в., классический период схоластики;

3) период средневековой критики, начиная с XIV в.

Подобно античной, средневековая философия также завершилась распадением на школы, однако, в противоположность античности, ее школьный период не обогатил философию новыми идеями.

1. Античные источники и авторитеты. Средние века не создали своей философской и научной культуры, как это сделала Греция, но также и не восприняли ее в целостном виде из предыдущей эпохи. Они начали свое развитие с фрагментов философии и науки античности, которые случайно сохранились после падения античной культуры, после бурных веков брожений и переселения народов. Только в XII и XIII вв. схоластики обнаружили наиболее значительные работы античных философов.

Культ античной философии, сформировавший средневековье, шел параллельно с нарастающим невежеством. Греческие тексты были известны очень мало; в конечном счете, они могли бы немного помочь в освоении наследия античности, если бы знание греческого языка не было редкостью. Все средневековое научное сообщество могло пользоваться только латинскими переводами. Все то, что было известно из античной философии, можно было найти далеко не во всякой средневековой библиотеке.

Из трудов Аристотеля, который не вполне заслуженно считался духовным отцом схоластики, до XII в. были известны лишь логические работы, причем наименее важные: «Толкования» (с X в.) и «Категории», сохранившиеся в переводах Боэция. Знание логики Аристотеля в первые столетия средневековья было дополнено только «Эйсагоге», то есть «Введением», Порфирия, сведениями из комментариев Боэция и Порфирия к работам Аристотеля, а также собственными произведениями по логике Боэция. Кроме того, было опубликовано изложение логики, данное в «Диалектике» Августина и в учебниках Марциана Капеллы и Кассиодора. Остальные части «Органона», прежде всего «Аналитики», содержащие теории вывода и доказательства, стали известны лишь в XII в. в переводе в 1128 г. Якоба из Венеции. Два бывших ранее известными трактата отделяли так называемую впоследствии «Старую логику» от всех остальных, которые назывались «Новой логикой». Аристотель в раннем средневековье был авторитетом только в области логики. Его естественнонаучные, метафизические и другие работы стали известны лишь в XII в., а до XIII в. знакомство с ними не было широко распространено в латинской Европе.

В других разделах философии, особенно в теологии и космологии, авторитетом пользовался Платон. Но, несмотря на это, непосредственное знакомство с его взглядами было неслыханно убогим. Из его работ издавна был известен лишь фрагмент «Тимея» в переводе Цицерона и Халкидия, христианского писателя IV в. Больше стало известно о Платоне из работ Августина, хотя это и не было уже непосредственным учением Платона. Лишь в XII в. появились переводы «Федона» и «Менона».

Неоплатонизм был известен из работ, главным образом, ПсевдоДионисия и Максима Исповедника, которые Иоанн Скот Эриугена перевел в IX в. И в этом случае знание источников улучшилось только в XII в.

Заинтересованность греческой философией в ранней схоластике ограничивалась тремя доктринами: перипатетической, платоновской и неоплатоновской. Другие философские доктрины — эпикурейцев, стоиков, скептиков — непосредственно не были известны, а на основе опосредованных знаний ранняя схоластика не сумела ими воспользоваться. Перемены здесь внес XII в., который сделал доступными работы Лукреция, Секста Эмпирика и других.

В средневековье были известны Цицерон и Сенека, но их считали скорее информаторами об античных взглядах, а не авторитетами. Посредниками между античностью и средневековьем были также латинские писателиэклектики периода заката античности, такие как Марциан Капелла, Кассиодор или Халкидий. Но более значимым, чем они, источником считался Боэций. Он, сам по себе, для средневековья являлся авторитетом, особенно в формальнологических проблемах: у него брали постановку проблем, определения, принципы объяснения и понимания.

2. Христианские источники и авторитеты. Кроме античных («философов»), вторым источником были христианские писатели периода патристики («Отцы»). Знание Отцов Церкви было также ограниченным, в частности, греческих Отцов Церкви. Из философски значимых работ в переводе была известна основная работа Оригена. В своей поздней, дефинитивной форме греческая патристика становится доступной Западу только в XII в., когда была переведена часть произведений Иоанна Дамаскина.

Латинская патристика была известна лучше. Прежде всего, были хорошо известны работы Августина, который для всего раннего средневековья был наиболее авторитетным источником и обладал несравнимо более высокими достоинствами, чем другие авторы. У него заимствовали как то, что было известно как его оригинальная мысль, так и то, что являлось платонизмом. У него была взята вся философия: теория Бога и мира, психология, теория познания, этика и философия истории.

3. Исходное состояние средневековой философии. Задача философии по отношению к науке ограничивалась в первые столетия средневековья спасением и собиранием фрагментов античной науки. Намерения в области науки были энциклопедическими, энциклопедии составили три самых прославленных писателя Запада, жившие друг за другом с интервалом в сто лет и писавшие в начале VII, VIII и IX вв.: Исидор из Севильи (ок. 570—636 гг.), испанец, автор «Источников, или Этимологии», Беда Достопочтенный (672—736 гг.), англичанин, автор работы «О природе вещей», и Рабан Мавр (776—856 гг.), майнцкий епископ, автор работы «О мире, или О природах вещей».

Работа «О мире, или О природах вещей» Рабана, хотя и была написана в более благоприятные для науки годы, по своему содержанию и характеру не выходила за пределы энциклопедических работ Исидора и Беды. Это теология, в которой говорилось о Святой Троице, о Святом Писании, синодах, праздниках и таинствах; антропология, занимавшаяся природой тела и всем тем, что касается жизни и смерти человека; зоология, в которой описывались змеи и черви, рыбы, птицы и насекомые; физика в античном значении этого слова, трактовавшая об атомах и стихиях, о небе и свете, Солнце, Луне и звездах, ветре, тучах, молнии и громе, бурях, снеге, льдах и росе; затем следовала география, в которой описывались Земля, известные в то время страны и города, вместе с тем, что в них находится; история философии, повествовавшая о платониках, о Новой Академии, перипатетиках, стоиках, киниках, эпикурейцах и киренаиках; в ней описывалась также истинная, по мнению каппадокийских Отцов Церкви, философия; в конце приводились трактаты о геологии и минералогии, о весах, мерах и числах, о музыке и медицине, о земледелии, о военном и морском искусстве, о ремеслах и пище. Это было произведение компилятора античности, который читал Овидия, Вергилия и других римских поэтов, Лукреция, Цицерона, Сенеку, Плиния Старшего, и, вместе с тем, произведение христианина, искавшего мистический смысл в высказываниях духовных и светских авторов и смешивавшего античные и христианские идеи. Все это принималось за философию. Дословно бралось античное (стоического происхождения) определение этой науки, гласившее, что она является «познанием человеческих и божественных дел», однако философия, теология и наука в тот период еще не были разграниченны.

4. Расцвет философии в раннем средневековье. А. В первые столетия средневековья наука не развивалась. В то время удалось лишь сохранить отдельные фрагменты античной науки. Эти столетия представляют собой пропасть между периодами развития античной науки и науки средневековья. Первый расцвет интеллектуальной культуры средневековья наступил лишь на рубеже между VIII и IX вв., во времена Каролингов, когда Карл Великий, вполне уверенный в значении знания, объединял при своем дворе ученых, основывал школы, поддерживал науку.

Душой интеллектуального движения этого времени был Алкуин, выполнявший функции своего рода министра образования при дворе Карла Великого. Он оставил после себя трактаты по теологии («О вере»), этический трактат («О ложных добродетелях»), трактат по логике («Диалектика»), психологический трактат («О разуме души»). На него ссылались другие ученые того времени, такие как Рабан Мавр, Серватус Лупус, деятельный гуманист, Фредегизус, который занимал крайне реалистическую позицию в логике, Пасхазий Ратберг, автор трактата о соотношении знания и веры, Готшальк, организовавший теологическую дискуссию о Предназначении. Этот период дал единственного крупного философа — Иоанна Скота Эриугену.

В этот период, на закате VTII в., началось развитие средневековой философии, которая в XIII в. достигла своей вершины. Развитие не было длительным. Неспокойные времена во второй половине IX в. и в X в. спровоцировали упадок и, в большей степени, застой в деятельности Карла Великого.

Б. Только к концу XI в., во времена Георга VII, возроди лась интеллектуальная жизнь и ожила теологическифилософская культура. Она ожила более или менее одновременно с художественной культурой: схоластика появилась одновременно с готикой. В XII в. ее развитие быстро пошло вперед. После столетия застоя в середине XII в. появилось поколение выдающихся ученых: приблизительно в одно время жили Бернар из Клерво, Гуго из монастыря св. Виктора, Абеляр, Жильбер Порретанский, Петр Ломбардский. XII в. был бурным веком разнообразных философских, теологических, гуманистических интересов, веком сбора материалов, поиска античных образцов, выработки метода исследования и терминологии, веком появления и исчезновения новых концепций. Однако он был периодом почкования, а не расцвета, поскольку не создал достаточно полной философской концепции. Тем не менее он всетаки подготовил расцвет и создал условия для того, чтобы в XIII в. система средневековой философии сразу появилась готовой и завершенной.

Вначале рубеж VIII и IX вв., а затем XII в. стали в раннем средневековье теми веками, которые были значимыми в развитии философии.

5. Философские центры. Центром интеллектуальной культуры в первые годы средневековья были Британские острова. Позже, во времена Карла Великого, центром становится Франция. Она сохраняла свое значение центра особенно в XII в., который был временем расцвета этой страны. Со всей Европы сюда съезжались на учебу: Алкуин, организатор науки во время правления Карла Великого, был англичанином, Иоанн Скот, первый самостоятельный философ средневековья,— ирландцем, св. Ансельм, один из творцов схоластики,— итальянцем, Гуго из монастыря св. Виктора, крупный представитель мистики,— немцем; все они жили во Франции, учились и обучали во французских школах. Собственно говоря, известный спор об универсалиях в раннем средневековье шел между французами. Наиболее оживленные научные отношения связывали Францию с Англией. Рабан, учитель немцев, распространил философские и научные исследования на немецкие территории. Своим путем шла интеллектуальная жизнь в южной Италии.

Основные школы, ведущие свою историю со времен Каролингов, сложились во Франции: в Туре, Орлеане, Реймсе, Корбе, Шартре, восточнее они существовали в монастыре Галена, Рейхенау, Фульде. На XI в. приходится расцвет школ в Беке, в Нормандии, в XII в. особое место занимали школы в Шартре и Лионе. В Италии наиболее высокое положение занимали школа в Салерно и бенедиктинский монастырь в Монтекассино.

6. Школы находились в руках духовенства. Это были или монастырские школы (из них до X в. наиболее значительными были бенедиктинские; в XI и XII вв. значение монастырей уменьшилось), или епископские, кафедральные или капитульные школы, которые известны с VIH в. Изначально в них вел преподавание сам епископ и наиболее выдающиеся члены капитула, а впоследствии специальные «учителя» (магистры). Существовали и дворцовые школы, доступные для . светских людей, но они также управлялись, как правило, духовенством, наиболее известные из них находились при французском дворе. Школы были центрами не только обучения, но и научных исследований. При них были организованы библиотеки, в качестве преподавателей работали ученые и создавались научные сообщества.

Система обучения была следующей: низший уровень представляли светские науки, высший — теология. Светские науки носили название «искусств» (что соответствовало греческому «техне»); в школах обучали семи так называемым «свободным искусствам», изложение и программа которых в средние века отражали идеи христианских писателей последнего римского периода, Боэция и других. Свободные искусства делились на две группы: группу из трех (тривиум) гуманитарных искусств, которая состояла из грамматики, риторики и диалектики, и группу из четырех (квадривиум) естественноматематических искусств, в которую входили арифметика, геометрия, астрономия и музыка. Вот весь перечень светских наук (которые только в некоторых школах имели более широкий объем), и преподавалась теология. Светское обучение понималось как пропедевтика теологии. Среди свободных искусств преимущество имел тривиум, а в нем — диалектика.

7. Положение философии. Философия не предствляла собой отдельного раздела обучения. С IX в. она перестала быть не только энциклопедией наук, но и обобщенным познанием человеческого и Божественного промысла (хотя еще в XII в. совокупность свободных искусств иногда называлась «философией»); философия начала поиск своих собственных — логических, космологических, психологических — проблем. В XII в. большинство из них было сформулировано, но они еще не были описаны систематически. Как бы то ни было, старая программа обучения не была изменена: метафизические, психологические и этические проблемы трактовались в связи с теологией, а логические же излагались в тривиуме как диалектика. Диалектика явилась обособлением светской философии, и если философию и противополагали теологии, то только в смысле применения диалектики и логической трактовки проблем, которые противопоставлялись Откровению. Другую, отличную концепцию философии создали только в следующий период средневековья.

Формы обучения, а также литературные форм ы средневековья были созданы не сразу. Собственно говоря, раннее средневековье явилось периодом их выработки. Оно их создало и передало следующему периоду. Но само оно по своим формам было индивидуальным, поскольку не знало схем. Раннее средневековье было временем становления не только упомянутых форм, оно разработало также программу и методы средневековой науки. Эта программа и эти методы получили название схоластики, они были разработаны только в конце XI — начале XII в., до того времени наука носила досхоластический характер.

8. Философские направления раннего средневековья были очень разнообразны. Вначале существовало как пантеистическое направление, так и направление, стоящее на позициях дуализма Бога и творения. Первое имело в античной философии готовые образцы и поэтому выделилось раньше; уже в период первого расцвета культуры в IX в. оно имело главного во всем средневековье представителя. Второе направление постепенно сформировалось и выкристаллизовалось только в период второго расцвета культуры раннего средневековья. Первое направление было сразу признано гетеродоксальным, не соответствующим учению Церкви, второе было выражением ортодоксальной философии.

Ортодоксальная философия, в свою очередь, развивалась также в двух направлениях: схоластическом и мистическом. Эти направления взаимно не исключали друг друга, напротив, у некоторых мыслителей они объединялись и дополняли одно другое: схоластика была сильна спекулятивным, а мистика — созерцательным познанием истины. Оба направления имели выдающихся представителей в начале XII в.

Кроме этих направлений, тесно связывавших философию с теологией, были и другие, которые трактовали их относительно самостоятельно или в соединении с «искусствами». Это было либо гуманистическое направление, которое возрождало античное знание, либо специальное изучение диалектики, которое получило широкое распространение, особенно в XI и в начале XII в. Их необходимо охарактеризовать в следующей последовательности:

1) пантеисты, особенно их выдающийся представитель Иоанн Скот Эриугена;

2) схоластики, особенно Ансельм Кентерберийский;

3) мистики, особенно Бернар из Клерво;

4) создатели синтеза схоластики и мистики, в частности, Гуго из монастыря св. Виктора;

5) диалектики, особенно Абеляр;

6) гуманисты, сгрупировавшиеся, главным образом, вокруг школы в Шартре.

Все перечисленные философы вышли из среды римской культуры. Эта среда не была, в любом случае, единственной: философия развивалась одновременно и среди арабов. Ар а бская философия являет собой равнозначное явление с философией латинян и должна быть здесь также рассмотрена.

Наиболее близкой к пантеизму была философская система, которая появилась в самом начале IX в. Она была детищем Эриугены.

Предшественники. Система Эриугены была неоплатонического типа, она принадлежала к тому развивающемуся направлению, которое было основано Плотином. Произведений самого Плотина Эриугена не знал, но был знаком с работами христианских неоплатоников, в частности, греческих Отцов Церкви — Григория, ПсевдоДионисия, Максима Исповедника, использовал их идеи, ибо они были непосредственными его предшественниками. Он знал также и римских Отцов Церкви, пользовался идеями Августина, но их использовало все раннее средневековье, в то время как духовная связь с греческими Отцами Церкви была особенностью Эриугены.

Жизнь и произведения. Иоанн Скот Эриугена родился в начале IX в. в Британии, точнее, в Ирландии (Эриугена — происходящий из Эрина). За несколько лет до середины столетия он был приглашен ко двору Карла Лысого, где с тех пор считался первым придворным ученым. В свое время он пользовался очень большим научным авторитетом. Несмотря на то, что он был светским человеком, церковные власти обращались к нему по теологическим проблемам, прежде всего, когда шел крупный спор о предназначении (предистинации). Для своего времени Эриугена был необычайно образован, знал греческий язык и даже писал стихи на греческом. Он перевел на латинский язык произведения ПсевдоАреопагита и Максима Исповедника, прокомментировал Боэция. В эпоху младенчества науки этот тонкий философ был действительно непонятным явлением, анахронизмом, «живой загадкой». В эпоху, когда, в лучшем случае, умели собирать скромные научные знания в энциклопедии, он был единственным, способным к систематическим рассуждениям и обладавшим спекулятивными способностями. Основные оригинальные произведения Эриугены следующие: трактат «О предназначении», ставший вкладом в религиозноэтический спор о предистинации, и трактат «О разделении природы», главное метафизическое произведение.

Развитие: 1) в ранний период, когда было написано «Предназначение», Эриугена еще не знал греческих Отцов Церкви, а неоплатоническую концепцию воспринял по намекам, рассеянным в произведениях римских Отцов Церкви, особенно у Августина; 2) период после знакомства с греческими Отцами Церкви. В это время была разработана собственная философская система и написан трактат «О разделении природы»; 3) завершающий период, когда он обратился к Боэцию, стал как бы отказом от раннего пантеизма.

Взгляды. 1. Концепция Бога. Подобно древним восточным Отцам Церкви, Эриугена утверждал, что между откровением и разумом существует согласие. Но Святое Писание, содержащее откровение, он понимал не дословно, а аллегорически. Эриугена придерживался гностической концепции Писания, приспосабливая его смысл к результатам рассуждений, которые были полной противоположностью концепции, развиваемой в схоластике, и приспособил эти рассуждения к содержанию Библии. С ее помощью Эриугена искал свободу для философии. Он был настоящим философом, в то время как в большинстве своем мыслители этого периода средневековья были теологами. Ему принадлежат эти слова: «Никто не достигнет небес, кроме как с помощью философии...»

Концепция Бога, найденная таким способом, отличалась от дословного изложения учения Библии и уводила на путь абстракций, который был проложен неоплатонизмом. Собственную природу Бога, в целом, непознаваемого, теология может определить в лучшем случае негативно, через то, чем Бог не является. То, что мы знаем о Боге, это не Его собственная природа, а лишь Его откровение. Сам Бог выше любых категорий, и о Нем нельзя сказать ни того, что Он является субстанцией, ни того, что Он является любовью, ни даже того, что Он действует: здесь Эриугена развил следствия своей негативной философии дальше, чем ктолибо другой из христианских писателей.

Эриугена писал, что Бог есть «ничто», а это означает, что Он ничто из того, что мысль не способна схватить. Но одновременно Он есть «всё»: источник, из которого появляется вся Вселенная. Творя мир, Он не выходит за собственные пределы, но реализует то, что заключено в Нем самом; творчество Бога является только развивающимся становлением самого Бога. Творение мира является не волевым актом, анеобходимым процессом, поскольку сверхмера бытия и доброты, которая в Нем содержится, должна быть реализована. Система Эриугены, в таком случае, была типично эманационной, трактующей мир как необходимый результат Божественного развития. Он признавал, что мир выводится из Бога и Бог является «сущностью Вселенной», является «всем во всём»,— а это формула пантеизма. Правда, не все высказывания Эриугены звучат подобным образом, однако пантеистические высказывания преобладают. В средние века его считали пантеистом, и он оказывал соответствующее влияние в качестве такового.

2. Концепция сотворения. Весь этот эманационный процесс, в котором мир выделился из Бога и возвращается к Богу, Эриугена разделил в удобном для запоминания виде (деление было не вполне оригинальным, поскольку было подготовлено стоиками, Филоном и другими) на этапы. Он не ограничился обычным разделением на Бога и мир, или на творящую природу и сотворенную, но в обоих природах выделил еще по два вида. Он создал четвероякое разделение природы, в котором каждая из четырех природ представляла собой не столько вид бытия, сколько этап его эманиционного развития.

1. Природа творящая, но не сотворенная,— это Бог как наивысшее первичное бытие, превышающее все категории и непознаваемое (Бог, Отец Святого Писания).

2. Природа творящая и сотворенная — это комплекс идей, выделившихся из Бога, через которые Он являет себя и дает познать (отождествление с Сыном Божьим, с Логосом).

3. Природа сотворенная и нетворящая — это реальный мир, являющийся дальнейшей эманацией Бога, реализацией идей.

4. Природа несотворенная и нетворящая — это Бог как предел Вселенной, идентичный в конечном счете с началом, поскольку мир возвращается к Тому, из Чего он вышел. История мира — это исход из Бога и возвращение к Нему.

Концепция мира у Эриугены соответствовала традициям и следствиям эманатизма. Вещи появляются из прототипов, поскольку единичное появляется из видов, виды, в свою очередь, предваряют единичное; они являются не абстракциями разума, а напротив, теми реальными силами, которые создают отдельные явления. Отсюда следовало убеждение в реальности понятий (так называемый понятийный реализм).

Единичные вещи постольку обладают реальностью, поскольку они обладают своей идеей. Материальная единица является не самостоятельной в своем бытии, а лишь ее преходящим проявлением. Материю удается разложить на элементы, и в таком случае она оказывается набором тех особенностей, которые являются нематериальными; собственно говоря, материальный мир, по сути дела, сводится к нематериальному. Это была законченная им материалистическая концепция реальности, та же самая, которую когдато провозгласил Григорий из Ниссы.

О существовании внешнего мира нам говорят чувства, но если рассудить о нем разумом, то окажется, что он есть ничто, реально же существуют только общие идеи. Вещи существуют только потому, что они участвуют в идеях, а идеи — потому, что они участвуют в Боге, на самом же деле существует только Бог, а мир является его откровением. Вещи сами по себе не реальны, а являются только откровением реального Бога. Мировоззрение Эриугены было символического типа: мир, который мы знаем, не является реальным, а выступает только символом реальности.

3. Концепция познания Эриугены соответствовала его концепции бытия. Она Ъыяатеоцентрической: вне Бога не существует никакого объекта познания, ибо ничего не существует, кроме Бога. Но сам Бог непознаваем, и только его откровение является предметом философии.

Познание имеет ту же эволюционную природу, что и бытие; оно развивается в ряде уровней. Начинается познание снизу: с низших сил, исходит от внешних чувств. Собранный ими материал воспринимают высшие силы, в соответствии с воспринятой Эриугеной от греков иерархией: за внутренними чувствами следует разум, который познает уже не вещи, а их идеальные прототипы в Боге, в наивысшем своем виде познание через идею приходит к неизменной и единой природе Бога.

4. Учение о предназначении. Увлеченный созданием большой системы, Эриугена меньше занимался частными вопросами теологии и философии. Тем более значимо он высказался по проблеме предназначения, приняв по просьбе духовенства участие в ведущемся в это время споре. Его привлек Готшальк, придерживавшийся августинского взгляда о двойном предназначении: желание предопределяется Богом, так же, как и грех; избранным предписано быть добрыми и обрести вечную жизнь, а отверженным — быть злыми и заслуживающими вечную смерть. Епископы Рабан Мавр из Майнца и Хинкмар из Реймса опирались на это учение как отрицающее свободу и ответственность человека; однако в то же время, принимая во внимание, что оно отводило должное место Божественной милости, его отрицали другие духовники, такие как Ратрамнус из известной школы в Корбе и воспитанный в духе гуманизма Серватус Лупус. В это самое время Хинкмар и обратился за помощью к светскому ученому Эриугене.

Эриугена стоял на позиции, признающей единственное предназначение. Бог един и поэтому не может быть причиной противоречия сторон, добра и зла, спасения и отвержения. Существует Божественная милость, но существует также и человеческая свобода. Негодным является такое учение, которое отрицает или одно, или другое, поскольку в одинаковой степени как спасение, так и Страшный суд являются результатом откровения и, возможно, спасения без милости, но какой смысл имел бы суд без свободы?

Осуждение не может быть предметом предназначения, поскольку предназначение есть знание, которое дано от Бога, а знание может касаться только того, что есть, а грех не является таковым (он есть только отсутствие добра, подобно тому, как смерть есть только отсутствие жизни). О том, чего не существует, не может быть и знания, следовательно, не может быть для того, чего не существует, и предназначения. Поэтому предназначение только одно — оно для избранных.

Значение. Эриугена не создал особого типа философии: его эманационная система по своей сути не отличалась от неоплатонизма. Это наиболее неоплатоническая из всех христианских философских систем, даже в еще большей степени, чем философия Оригена или ПсевдоДионисия. Однако западный, римский дух и особенно влияние Августина привели к тому, что философская система Эриугены была более рационализированной и менее мистической, чем философская система греческих Отцов Церкви.

Компромисс пантеизма Эриугены с догматами христианства был поверхностным. В своей основе философская система Эриугены была чужда духу христианства. Родственные ей христианские системы были и в патристике, но, несмотря на это, схоластика пошла другим путем.

С точки зрения содержания, важно то, что философская система Эриугены не могла быть принята правоверным средневековьем, однако она продемонстрировала ему — в том, что касается формы,— образец целостной, некомпилятивной системы.

Оппозиция. Философская система Эриугены должна была столкнуться с противодействием Церкви, поскольку своей гностической концепцией Святого Писания, монистическим пониманием отношения Бога и мира, а также идеалистической трактовкой реальности она не соответствововала основам христианства. Сразу же ее отрицание коснулось учения о предназначении, правда, Собор в Керси (853 г.) признал позиции Эриугены. Но Собор в Валенсии (855 г.) отменил решения предыдущего Собора, а Синод в Лангре (859 г.) неожиданно напал на Эриугену. Сторонники Готшалька обвинили его в возвращении к ересям Оригена и Пелагия. Однако ни одно положение учения не было принято повсеместно, и христианство разделилось на различные направления. Церкви, провинции и страны готовы были к борьбе за теорию свободы и предназначения.

Позднее еще более серьезное противостояние встретил трактат «Разделение природы», который был осужден Львом IX в 1050 г., а Гонорий II в 1225 г. приказал этот трактат сжечь.

Влияние. Несмотря на осуждение, произведения Эриугены читались современниками. Они оказали влияние, но такое, которое проявилось вне главного русла средневековой схоластики; в то же время они были образцом для неосхоластических и гетеродоксальных начинаний: Эриугена в средние века был почитаем, главным образом, как «отец антисхоластики», а именно — пантеизма и пантеистического мистицизма. (Особое место среди работ Эриугены занимали его поздние обращения к Боэцию, и их влияние было другим: они для последующих столетий стали, собственно говоря, примером схоластического метода рассуждений.) Пантеистические идеи Эриугены в большей мере были возрождены в XII и начале XIII в. и повлияли настолько сильно, что вызвали — по прошествии трех столетий после смерти Эриугены — запрет (интердикт) его работ в 1225 г. Влияние Эриугены охватило не только цвет европейской учености того времени, каким была школа в Шартре, но также и народные религиозные движения, например ереси амальрикиан.

Амальрик из Бено происходил из окрестностей Шартра и находился под влиянием шартрской школы. В конце XII в. он преподавал в Париже сначала диалектику, а затем теологию. Он был близок к Эриугене, но был настроен еще более радикально и ярко представлял его позицию. Решительный пантеист, убежденный в имманентности Бога в Творении, он говорил о том, что «все является одним», а коль скоро это так, то является Богом, что каждый является таким же, как и Христос, откровением Бога и к каждому из нас относится то, что Святое Писание говорит о Боге. Более того, «не может быть спасен тот, кто не верит, что он является частью Христа». Этическим следствием его учения было убеждение в том, что лишь Бог творит в нас волю и чувства, и не может быть вне Его воли морального добра и зла, поощрения и вины. Идеи Амальрика стали основой секты амальрикиан, которая в соответствии с его учением отрицала некоторые догматы, например Страшный суд и искупление. Перед смертью в 1204 г. Амальрик под давлением отрекся от своего учения. Но идеи, хотя и отвергнутые, не утратили своего влияния. Создавались секты, которые действовали и учили о том, что человек является Божественным инструментом, Святым Духом, возвышающимся над греховностью. Синоды 1210 и 1215 гг. осудили амальрикиан, но те создали новые, родственные по духу секты. Одной из них была секта «вечного Евангелия», организованная в Италии Иоахимом Флорским, которая отождествляла периоды человеческой истории со становлением божественных особ.

Амальрикиане, преследуемые Церковью, ушли на юг Франции, в центр ереси Вальденсы. Вальденсы, столкнувшись с ними, подчинились их идейному влиянию и восприняли учение о том, что каждый человек является таким же Сыном Божьим, как и Христос, что Воплощение, Воскресение и Вознесение на крест касались не только Христа, но и каждого человека. Влияние амальрикиан проникло также на восток и достигло прирейнских земель, население которых оказалось очень восприимчивым к пантеистическим доктринам. Эти доктрины были распространены в сектах «братьев и сестер свободного духа», они широко действовали в XIII в., имели центры в Кёльне, Майнце, Страсбурге. Секты просуществовали до времен Экхарта и достигли значительного развития мистическипантеистических спекуляций в XIV в. Через секты и религиозные течения, широко распространявшиеся среди простого народа, удается проследить длинную цепь традиций от Эриугены до заката средневековья.

Самое сильное течение средневековой философии, то, которое выражало схоластику в наиболее точном значении этого слова, не сразу нашло свое собственное выражение, поскольку не имело, подобно пантеизму, готовых образцов и должно было самостоятельно создавать свои методы и теории. Великий философ появился лишь на рубеже XI и XII вв. Им был св. Ансельм, «отец схоластики». .

Предшественники. Ансельм был последователем Августина. В средние века его называли «вторым Я» Августина. Ансельм воспринял от него очень многое, и, прежде всего, принципиальную концепцию отношения веры к разуму и принципиальную концепцию Бога. После Августина он был первым мыслителем, усиленно продвигавшим вперед христианскую мысль в направлении, которое им же самим и было основано. В то время, когда раннее средневековье механически повторяло формулировки Августина, Ансельм, будучи по своему интеллекту конгениальным Августину, вникнув в дух его учения, сумел самостоятельно воспользоваться его идеями.

Непосредственные предшественники. Появлению Ансельма предшествовал спор о ценности диалектики, или о достижении истины только разумным путем. В то время противостояли друг другу крайние взгляды. Если одни выступали за использование исключительно диалектики, то вторые отказывали ей в какойлибо ценности. Диалектика, примененная к теологическим проблемам и одновременно лишенная возможности доказать свои результаты, по сути дела, легко становилась софистикой. В XI в. распространился тип «диалектиков» (называемых также «философами» или «софистами»), которые переезжали с места на место и зарабатывали своим искусством. Их опусы не приносили пользы науке, но и не были для нее безвредны. В то же время диалектика, когда ею начали пользоваться теологи, неоднократно не подтверждала истины веры. Например, Беренгар Турский (ок. 1000—1058 гг.), диалектик, признающий высший разум и стремящийся все объяснить рационально, в трактовке Евхаристии порвал с правоверным учением, поскольку диалектика не позволяла ему признать изменение субстанции без изменения акциденций.

Такие замыслы вызвали соответствующую реакцию. Еще Фульбер, учитель Беренгара, предостерегал от недооценки диалектики и светского знания в целом. Тем не менее реакция оказалась быстрой: гипердиалектизм вызвал антидиалектизм. Это было движение, которое отрицало знание в пользу веры, являлось консервативным движением, имеющим большое количество сторонников среди старых орденов бенедиктинцев и цисцерциан. В Германии его распространяли Отлох из Регенсбурга (1010—1070 гг.) и Мангольд из Лаутенбаха, странствующий учитель (ум. в 1103 г.). Наиболее известным представителем движения был Петр Дамиани (1007—1072 гг.) в Италии. Он считал, что принципы диалектики, не исключая и принцип противоречия, касаются только человеческой, а не Божественной деятельности. Бог, обладая неограниченной властью, мог бы, если захотел, сделать так, чтобы уже то, что существует, не существовало. В действительности это не соответствует принципу противоречия, следовательно, является только человеческим принципом. Петр Дамиани не занимал по отношению к диалектике крайней позиции, отрицающей все ее притязания на дело веры, к которой приблизились некоторые мистики XII в., но он говорил о том, что диалектика должна полностью подчиняться догматам веры. Он был тем, кто философию назвал «служанкой теологии».

Ни одна из крайних позиций не сохранялась в схоластике надолго. Уже в период наиболее значительных дискуссий в XI в. пытались найти равнодействующую между Святым Писанием и диалектикой. К этому стремился, прежде всего, Ланфранк (ок. 1005—1089 гг.), итальянец, осевший на севере, вначале бродячий софист, а после обращения в веру — руководитель монастырской школы в Беке, в Нормандии, с 1070 г.— архиепископ Кентерберийский в Англии. Он был признанным повсеместно диалектиком и вместе с тем решительным противником деструктивной диалектики Беренгара.

Ланфранк был учителем и непосредственным предшественником Ансельма, предшественником только в диалектике, поскольку никто другой из современников Ансельма не мог быть ему примером, и он вынужден был обращаться к Августину.

Жизнь Ансельма. Анселъм (1033—1109 гг.) родился в Аосте, в Пьемонте. Зрелые годы, после 1060 г., провел во Франции, в Беке, куда он приехал, привлеченный славой Ланфранка. Уже через три года он становится приором монастыря, а затем аббатом. Последующие годы, с 1093 г. до самой смерти, он занимал архиепископскую кафедру в Кентербери, почему и получил имя Ансельма Кентерберийского. Его жизнь распадается на два очень разных периода: в Беке он вел тихую жизнь ученого и преподавателя, в Кентербери — жизнь церковного деятеля, который обязан был бороться с английским королем за права Церкви. По силе интеллекта он был близок Августину, но принципиально отличался от него характером: в противоположность страстному французу, он был натурой, наполненной спокойствия и кротости.

Произведения. «Монолог» и «Прибавление к рассуждению» трактуют об основных проблемах теологии, о существовании и природе Бога. «Диалог о грамматике» и «Об истине» — небольшие работы логического содержания. Это работы первого периода, когда Ансельм был аббатом. Во второй период, будучи епископом, он писал только специальные теологические и религиозные работы, среди которых трактат об искуплении, известный под названием «Почему Бог является человеком». Форма работ Ансельма была достаточно своеобразной и свободной, как и у Августина. Он был схоластом, если иметь в виду метафизическое содержание его работ и метод мышления, но в то же время — схематиком, поскольку еще не обладал схоластическим методом рассуждения в полной мере.

Взгляды. 1. Вера и разум. На соотношение веры и разума, Библии и диалектики Ансельм разработал взгляд, который стал мерилом для средневековой философии. Согласно ему, «христианин должен через веру прийти к пониманию, а не через понимание к вере». «Стремись какимлибо образом понять Божественную истину, в которую верит сердце и любит ее: не потому стремись желать понять, чтобы верить, но верить для того, чтобы понять».

Это не было ни чистым фидеизмом, ни чистым рационализмом, но чемто средним между ними,— непосредственно схоластической позицией. В соответствии с ней для познания истины необходимы как вера, так и разум. С одной стороны, понимание является высшим уровнем познания по сравнению со слепой верой. Он писал: «Мне кажется это несуразным — не обращаться после утверждения в вере к пониманию того, во что веришь». Но, с другой стороны, вера предваряет понимание и является для него нормой. Результат понимания определен свыше через веру и должен быть с ней согласован. Разум не является той инстанцией, которая могла бы подтвердить истины веры. Задача понимания не подтвердить, а обосновать веру, не получить истину, а объяснить истину Откровения. Это объяснение Ансельм трактовал достаточно обобщенно. Речь шла у него о том, чтобы придать смысл и сделать необходимым для разума то, что вера дает как факт. Он считал, что его произведения «более всего предназначены, чтобы... истина была наполнена необходимым смыслом, без обращения к авторитету Писания». Вера должна быть исходным и конечным пунктом в понимании, но из операций разума она должна быть устранена, поскольку не может служить аргументом. Святое Писание говорит о том, что такое истина, но не дает объяснения, для чего она существует. Разум свободен и самостоятелен, но только в границах догмата. Суть взгляда Ансельма выражена в его девизе: «Вера, ищущая разумения». В действительности, это девиз всей зрелой схоластики. По мнению Ансельма, и до него функционировали теология и христианская философия, но он сформулировал задачу философии, которую она с тех пор сознательно выполняла. В этом смысле он был первым схоластом.

2. Рациональность Бога и мира. Ни один схоласт не применял диалектику в более широкой области, чем Ансельм: он старался доказать, что Бог не только существует, но и обладает какимито характеристиками, что мир сотворен из ничего, что душа бессмертна и свободна, он даже пытался обосновать «таинства» веры, Троицу, воплощение и искупление. Основанием, которое ему давало возможность для такого понимания истин веры, была идея о рациональности Бога и мира.

Со времен Отцов Церкви шел постоянный процесс р ационализации мировоззрения, в частности, рационализация идеи Бога. Деятельность Ансельма представляла собой один из наиболее важных этапов этого процесса. У ПсевдоДионисия и Эриугены, которые были зависимы от неоплатонизма, Бог был сверхлогичным, у Августина он был непознаваемым уже только для нас, но сам по себе он не был сверхлогичным. У Ансельма природа Бога всецело соответствует логическим законам. Он применял также для познания природы Бога принцип противоречивости, в то время как все мыслители в силу сверхлогичности Бога исключали возможность применения к нему логических правил.

3. Реальность понятий. Обоснование рациональности бытия придало диалектике Ансельма платонический вид. Основанием послужил крайний понятийный реализм: реальность соответствовала не только единичным, но и общим понятиям. «Истина» имеет место не только в разуме, но и является чемто реально самостоятельно существующим. Другие понятия он трактовал аналогично, например понятие «справедливость»: поступки являются справедливыми, поскольку в их осуществлении участвует сама справедливость. Соответственно, суждения являются истинными, поскольку в них заключена сама истина. Поздние схоласты пытались обосновать понятийный реализм, а Ансельм без сомнений применил его в своих философских исследованиях. В данном случае он поступал подобно Эриугене, с той лишь разницей, что тот понимал реализм эманационно, по примеру Плотина (индивидуумы появляются из видов), а Ансельм — экземплярно, по примеру Августина (виды — это образцы, по которым Бог создал индивидуумы).

Особенно выдающимся был способ применения Ансельмом реалистической доктрины в теории искупления: он не утверждал, как древние теологи, что Христос своей жертвой спас человечество от сатаны, к которому люди попали в зависимость со своим первородным грехом, но дал удовлетворение Богу за ту обиду, которую этот грех Ему нанес. Основанием для такой трактовки греха и спасения было то, что все люди являются единым видом, что они имеют одну и ту же общую сущность,— все они являются лишь индивидуальными разновидностями одного и того же «человека вообще». Все человечество провинилось в лице Адама и, в целом, спаслось благодаря Христу. Таким образом, это положение веры было объяснено при помощи платоновского реализма. В таком же духе Ансельм писал по поводу догмата Святой Троицы: «Тот, кто не понимает, каким образом большинство людей по своему виду является единым человеком, как же, рассуждая об этой таинственной природе, он поймет, что каждая из ипостасей, являясь совершенным Богом, является и единым Богом?». Классическое, в конечном счете, применение диалектики и крайне реалистическая теория понятий Ансельма нашли свое применение в доказательстве существования Бога.

4. Доказательства существования Бога из всех идей Ансельма имели наибольшее значение; благодаря им он обрел славу философа.

а) Доказательство, которым он пользовался в «Монологе», было следующим. Если существуют вещи, которые — по отношению к какойлибо вещи — обладают относительно сравнимой характеристикой, то должна существовать и эта другая вещь. Имеются относительные блага, которые более или менее благие, обосновывающие существование того, что является абсолютно благим. А абсолютное благо — это Бог. Аналогично этому, каждая относительная величина свидетельствует о том, что является абсолютно большим, или о Боге. Любое относительное бытие обосновывает собой абсолют, или существование Бога.

Основание этого доказательства было взято у Августина и нашло свое развитие у Ансельма. Ансельм дополнил его своим самостоятельным вариантом (в «Монологе»). Сотворенные существа не одинаково совершенны. Они составляют ряд с возрастающим совершенством, но этот ряд, как и каждый реальный ряд, не может идти в бесконечность. Должна существовать сущность, которая обладает наибольшим совершенством, больше которого нет, и эта наиболее совершенная сущность — Бог.

б) Кроме этого, Ансельм был автором вполне самостоятельного доказательства, которое он изложил в «Прибавлении к рассуждению». В действительном, реальном мире имеются основания для предположения, что существует Бог; здесь Ансельм предпринял попытку доказательства существования Бога безотносительно к миру, но исключительно только на основе понятия Бога. В теологии обыденным делом было выведение из понятия Бог его характеристик: либо они свидетельствовали, что он един, либо — что он вечен. Ансельм на этом пути искал доказательства существования Бога. Он опирался на понимание Бога как наиболее совершенного существа, или, как он говорил, «наивысшего» существа.

Ансельм проводил доказательство следующим образом: если мы постигнем понятие наиболее совершенной сущности, то оно будет существовать в нашем мышлении. Но существует ли оно только в нашем мышлении или оно есть в реальности? Если наиболее совершенная сущность существует в реальности, то она обладает той характеристикой, которой она была бы лишена как наиболее совершенная сущность, существующая в нашем мышлении, именно — особенностью реального существования, поскольку она более совершенна, чем все остальное, обладающее этой особенностью. Поэтому наиболее совершенная сущность, если бы она существовала только в мышлении, не была бы наиболее совершенной, ибо она была бы чемто противоречивым. Следовательно, наиболее совершенная сущность не может существовать только в мышлении, а должна существовать и в действительности,— это следует из понятия Бога. Это доказательство, которое исходя из логического понятия предполагает существование его объекта, известно под названием онтологического доказательства.

Значение Ансельма. Ансельм сформулировал метод средневековой философии в соответствии с принципом «веры, ищущей разумения»; начал строить средневековую метафизику. Эта метафизика была такой же теоцентричной, как и у Эриугены, однако от нее совершенно отличной. Бог в ней не был идентичным с миром, но являлся его троякой причиной, образцом, создателем и целью. Эта метафизика была дуалистической, но не в духе Плотина, а в духе Августина.

Влияние. 1. Идеи Ансельма не сразу нашли отклик. Его современники и непосредственные последователи были только диалектиками: они не понимали метафизических проблем. В XII в. только Гуго из монастыря св. Виктора был единственным его продолжателем. Многих последователей дал только XIII в., когда в схоластике преобладало стремление к созданию метафизики как таковой.

2. Прежде всего оказывали влияние методологические установки Ансельма. В школах, где до сих пор учили либо диалектике, либо догматической теологии, начали теперь, по его примеру, трактовать теологию диалектически.

Больше всего он повлиял на теологическую школу в Лионе, которую возглавлял его ученик Анселъм из Лиона (ум. в 1117 г.). Эта школа сделала очень много для создания литературного типа зрелой схоластики. Она нашла те формы, которые соответствовали устремлениям, материализованным Ансельмом. Вначале это были сборники «сентенций», извлечений из Святого Писания и Отцов Церкви, позднее появились целостные «суммы», которые давали на основании сентенций систематическое изложение учения, признанного Церковью.

Эти формы окончательно закрепились в XII в. Среди сборников, которые тогда появились, наибольшим авторитетом пользовался сборник Петра Ломбарда «Четыре книги сентенций», изданный приблизительно в 1110—1152 гг. Петр Ломбард был итальянцем, который после обучения в Париже, в монастыре св. Виктора, с 1140 г. сам преподавал в Парижской кафедральной школе, ас 1159 г. был парижским епископом.

В своих произведениях он ориентировался, главным образом, на св. Августина и других Отцов Церкви, на Иоанна Дамаскина, на таких писателей, как Кассиодор, Боэций, Исидор, Беда, и исповедовал идеи мыслителей XII в., таких как Гуго и Абеляр. Его работы были исключительно теологическими. Философией он занимался лишь походя и трактовал ее в духе главенствующих в его время августинских теорий. Это была заурядная «сумма», каких было много в XII в., не самая большая и не самая лучшая: ее особенностью были простота и ясность. Поразительный успех, выпавший на ее долю, объяснялся тем, что во главе парижского теологического факультета в течение тридцати восьми лет стоял верный ученик Ломбарда, Петр из Пуатье, который воспитал на этом учебнике несколько поколений своих учеников. Работа Ломбарда, хотя и была мало философской, сыграла значительную роль в истории философии. Примерно с конца XII в. вошло в обычай высказывать философские и теологические взгляды в виде комментариев к «Сентенциям» Ломбарда. Сохранилось до настоящего времени более двухсот сорока таких средневековых комментариев, среди которых .были комментарии отцов схоластики, таких как Альберт Великий, Фома Аквинский, Бонавентура, Дуне Скот.

3. Особыми были пути онтологического доказательства. Оно не сразу было принято. Теологи того времени не только его не приняли, но часто даже не вспоминали о нем. Однако в XIII в. оно было признано повсеместно. Его защищали Александр из Гэльса, Бонавентура, Дуне Скот и многие другие, а i противниками были в то время только Фома Аквинский и часть его учеников. В XIV в. популярность этого доказательства уменьшилась. Но еще в новое время его развивали выдающиеся философы: Декарт, Мальбранш и в молодые годы Лейбниц (различие между ними было чисто терминологическим: высказывание «существо, превыше и больше которого невозможно помыслить никакого другого» Декарт заменил на «самое совершенное», а Лейбниц — на «самое необходимое»). Даже в XIX в., несмотря на критику Канта и отрицание Церковью, оно нашло сторонников среди католических философов.

Оппозиция. Ее вызвал реализм Ансельма и особенно его онтологическое доказательство.

1. Крайний реализм боролся с воззрениями номиналистов и, начиная с Абеляра, борьба шла с позиций умеренного реализма, который был поддержан авторитетом Аристотеля. В конце XII в. он нашел поддержку большинства философов.

2. Онтологическое доказательство вызвало реакцию еще при жизни Ансельма. Критиком выступил Гаунило из монастыря Мармутье в работе «Книга в защиту безумца против Ансельма, рассуждающего в «Прослогионе», который обвинил его в том, что из полученного разумом понятия совершенной сущности вовсе не следует вывода о ее существовании в действительности и поэтому отпадают и дальнейшие следствия, которые получены Ансельмом. Он также обвинил его в том, что для того, чтобы вывести характеристики вещи из ее сущности, необходимо предварительно установить, что эта вещь существует. Трактуя же так, как Ансельм, можно доказать существование любой фикции. Ансельм ответил Гауниле в своей работе «Апологетическая книга против выcтупающего в защиту безумца», но он не смог развеять сомнения, и аналогичные обвинения выдвинули впоследствии классические критики онтологического доказательства: Фома Аквинский в XIII в. и Кант в XIX в.

Мистицизм в средневековой философии представлял второе после схоластики крупное ортодоксальное течение. Он имел с ней общие задачи: познание сверхъестественных истин. Однако в то время, как схоластика усматривала путь к ним в мышлении, мистицизм видел его в созерцании и чувстве. На основе отношения к схоластике возникли две разновидности средневекового мистицизма: одна из них, обособленная разновидность, должна была заместить схоластику, а вторая же — только ее дополнить. Уже в раннем средневековье, в начале XII в., обе разновидности сформировались. Выразителем обособленного мистицизма был св. Бернар.

Жизнь и работы. Св. Бернар (1090—1153 гг.) происходил из бургундского рыцарского рода, с ранних лет был цисцерцианцем, затем аббатом монастыря в Клерво. Бернар был известным проповедником своего времени. Он целиком посвятил себя делам религии и Церкви, был непреклонным истребителем ересей. Этот «религиозный гений XII века» был душой влиятельного религиозного движения, созданного цисцерцианцами, которое нашло свое выражение во втором крестовом походе.

Св. Бернар написал ряд работ философского содержания: «О ступенях смирения и гордости» (приблизительно в 1221 г.), «О почитании Бога» (около 1127 г.), «О благодати и свободе воли» (1127 г.), «О размышлении» (1149—1152 гг.).

Предшественники. Августин был основным источником для средневековой мистики, так же как и для схоластики. Однако в то же время Бернар не использовал идеи мистиковпантеистов, вдохновлявшихся Плотиной, таких как ПсевдоДионисий и Эриугена. Главным источником для него были исключительно религиозные, а не философские произведения, в особенности работы св. Иоанна и св. Павла.

Взгляды. 1. Мистика и мистицизм. Среди многих средневековых мистиков, стремящихся непосредственно к общению с Богом, только немногие занимались теорией мистики, обосновывая возможности своих усилий. Бернар принадлежал к тем из них, которые соединяли теорию с практикой. Он не только использовал мистику, но и развивал мистицизм как теорию, в которой утверждалось, что общение с Богом является наилучшим и даже единственным средством познания истины. С точки зрения этой теории познания, Бернар принадлежит не только к истории мистики, но и к истории философии. Он и другие правоверные христианские мистики не создали нового мировоззрения — они развили собственный мистический взгляд на познание.

2. Уровни мистического познания. К познанию, по мнению Бернара, вел другой путь, не тот, который избрали светские ученые и теологидиалектики. Нет необходимости усиливать разум, нужно лишь заслужить Божественную помощь. Но поскольку силы человека недостаточны, ему должна помочь любовь к Богу. Любовь Бога мы приобретаем покорностью и милосердием, и они познающему более необходимы, чем мышление. Обретение истины возможно лишь при возвышенном и углубленном состоянии духа.

Это очень длинный путь. В теории, которая была как бы аналогией платоновской эротики, Бернар выделял четыре уровня любви; вслед за св. Бенедиктом он принимал двенадцать уровней покорности. Вершина смирения была первым уровнем познания: она позволяет нам познать собственную нужду. Только после этого мы достигаем второго уровня: через познание собственной нужды мы приходим к сочувственному пониманию нужды ближних. В таком случае наступает третий уровень: терпя собственные лишения и сознавая лишения других, мы очищаем сердце и делаем его способным к восприятию Божественного промысла. Первый уровень мы достигаем покорностью, второй — сопереживанием, а третий— посредством созерцания. Вершиной созерцания в познании является экстаз, когда разум видит Бога, проникнутый удивлением Его величия, забывая о себе. В это время душа вырывается не только из тела, но и как бы из самой себя, и растворяется в Боге. По сравнению Бернара, душа является как бы каплей воды, которая, вливаясь в большое количество вина, теряет свои качества и приобретает качества вина. Она, как ветер, подогретый солнечным теплом, сама кажется светом. Душа обретает свои лучшие характеристики и уподобляется Богу.

3. Правоверный и пантеистический мистицизм. Мистический характер этой теории познания приближал ее к пантеистической теории Плотина или Эриугены, поскольку им всем была обща оппозиция против рационализма. В любом случае мистицизм, представляемый Бернаром, имел несколько другие лозунги:

— душа в экстазе уподобляется в действительности Богу, но она с ним не тождественна, оставаясь отдельной субстанцией. Христианскому мистицизму был чужд пантеизм, поскольку он защищал дуализм Бога и сотворенного мира, так же как и схоластика;

— для пантеизма мистическое познание является естественным фактором. Человек может отождествиться с Богом, ибо он имеет ту же природу. В христианском же учении Бог имеет иную, чем человеческая, природу, и поэтому непосредственное познание Его естественным путем невозможно. Для мистического познания необходима сверхъестественная помощь, особая Божественная милость;

— для пантеистов мистическое познание является вполне разумным действием, в христианской же мистике оно представляется соединением с Богом посредством чувства и воли, обретенных с помощью смирения и милосердия.

4. Мистика и схоластика. С другой стороны, эта теория познания противопоставлялась схоластике. 1. Методом схоластики было понимание, а инструментом мистики — интуиция и созерцание. В акте созерцания разум встречается со своим объектом, и эта непосредственность делает мистику более близкой к опыту, а не к диалектике, которая оперирует абстракциями. Природу познания и природу бытия мистики представляли себе на основе внутреннего опыта. 2. Согласно мистикам, истина достигается не только самим бесстрастным и нелицеприятным разумом, но и непосредственно чувством и страстью: смирением, любовью, сочувствием и святостью. 3. Она достигается не в соответствии с установленными правилами, которыми пользуется схоластика, а более индивидуальным и личностным способом, поскольку каждый должен посвоему искать дорогу к Богу. 4. Схоластика стремилась истины Откровения понять естественными силами разума, мистики же опирались на сверхъестественное познание: они считали, что вера и созерцание являются сверхъестественным даром. Как говорил один из последователей Бернара, человек в состоянии созерцания выходит за пределы самого себя, переступает границу человеческого разума.

5. Осуждение науки. Видя, в таком случае, ничтожность чисто разумного знания и будучи убежденным, что высшего знания нельзя достигнуть без сверхъестественной помощи, Бернар был противником как светского, так и теологического учений. Он опирался на диалектические усилия своего времени и употребил весь свой авторитет, который имел в Церкви, на то, чтобы победить философовдиалектиков Абеляра и Жильбера. Он был противником науки, так как она стремилась быть, вопервых, исключительно рациональной, вовторых, автономной, и особенно потому, что она, втретьих, стремилась стать целью для самой себя. Знание ради знания является «вредным любопытством». Бернар ценил тех, кто ищет знание для того, чтобы осчастливить других, ибо это и есть проявление милосердия; или для счастья самих себя, поскольку это разумный поступок.

Влияние. Бернар был творцом средневекового мистицизма в таком же смысле, как и Ансельм был создателем схоластики. Бернар дал импульс для дальнейшего развития мистики. Его влияние на развитие философии было специфическим: с одной стороны, он ее отрицал, а с другой — развивал. Он отрицал ее в цисцерцианском ордене, а ордена, которые в то время были естественной сферой развития наук, отвлекались от науки. Согласно взгляду, который в то время преобладал, монастыри должны были заботиться о благочестивой жизни, а не о знании. Если они и могли использовать философию, то только как безжизненное созерцание.

С другой стороны, мистическая философия Бернара из Клерво имела множество сторонников. Одним из выдающихся его учеников был Исаак Стелла. Мистицизм достиг расцвета в XII в., прежде всего, в аббатстве св. Виктора под Парижем. Из викторианцев же первым и наиболее влиятельным учеником был Гуго, который отошел от эксклюзивизма Бернара.

Синтез схоластики и мистики был предпринят уже в XII в. Местом, где он был произведен, было аббатство св. Виктора под Парижем, а главным инициатором стал Гуго СенВикторский.

Биография. Гуго( 1096—1141 гг.) родился в Саксонии, происходил из рода Бланкенбург, с 1115 г. был монахом в монастыре св. Виктора — вначале на обучении, а с 1120 г.— в качестве магистра. В ИЗО г. он становится руководителем школы. Умер он достаточно молодым. Современников привлекала в нем необычная для того времени универсальность ума, одинаково сильного как в светских, так и в теологических науках, как в спекуляции схоластического типа, так и в мистике. Он был как бы предназначен для согласования и связи усилий философов и теологов различных направлений. В философии он работал в области логики и теории познания, психологии и космологии. Он занимался также и специальными науками: математикой, грамматикой и историей. Его светлый ум сочетался с необыкновеным смирением и набожностью. Характер и развитие своего интеллекта он описал в «Учении».

Произведения. «Дидаскалион» («Учение»), наиболее важная из философских работ Гуго, является блестяще изложенной энциклопедией не только свободных, но и теологических наук. Первую часть он издал под названием «О таинствах христианской веры» (1136—1141 гг.), его главное теологическое произведение было одной из первых теологических сумм. Он оставил после себя множество мистических работ и перевод «Небесной иерархии» ПсевдоДионисия, геометрию, грамматику и исторические хроники.

Предшественники. Предшественником Гуго в мистике был Бернар из Клерво, а в схоластических спекуляциях — Ансельм; сам он объединил усилия обоих. В светских науках его предшественниками были энциклопедисты раннего средневековья, такие как Кассиодор, Исидор, Рабан Мавр, и их поздние последователи, например такие, как Радульф Арденс, автор «Универсального зеркала» конца XI в. В решении методологических проблем Гуго был склонен к аристотелизму и подготовил его восприятие, но самого Аристотеля он знал мало, главным образом, по Боэцию.

Орден правоверных каноников св. Августина, к которому принадлежал Гуго, имел аббатство св. Виктора у стен Парижа. В этом аббатстве с 1108 г. существовала школа, которая была основана Гийомом из Шампо. Основатель был искусным, увлеченным и прогрессивным в светских науках человеком, а в делах теологии принадлежал к консервативному августинскомистическому направлению. Эта двойственность отразилась на школе и произведениях «викторианцев».

Взгляды. 1. Светское знание. В противоположность обособленному Бернару, Гуго был горячим сторонником рациональной науки. Его лозунгом было: «Учи всему, а затем увидишь, что ничего лишнего нет».

Науки он разделял на четыре группы: теоретическую, практическую, механическую и логическую. Это разделение он унаследовал, в принципе, от Аристотеля (через Боэция), дополнив его логическим разделом, который Аристотель оставил за пределами философии, и механическим, который Аристотель включал, как правило (под названием «поэтический»), в практический раздел. Эти большие разделы науки он раздробил еще больше. Теоретическое знание, или ищущее истины, охватывало три подраздела (также в соответствии с классификацией Аристотеля): теологию, математику и физику. Практическое знание, управляемое обычаями, делится на индивидуальную этику, домашнюю и политическую, или на собственно этику, экономику и политику. Механическое знание, управляющее действиями, охватывает «несвободные» искусства, которых семь,— столько же, сколько и свободных. В разряд несвободных искусств Гуго относил следующие ремесла: ткачество, морское дело, земледелие, рыбную ловлю, медицину, а также особое искусство, которое Гуго называл «театрикой», или умение развлекать людей, организация для них зрелищ, игр, забав. Наконец, логическое знание, которое учит говорить; оно делится на грамматику, искусство дискуссии, включающее в себя теорию доказательства, риторику и диалектику. В этой классификации светских наук, составленной Гуго, не было ничего из того, чем занималась античность в свой классический период. В то же время в средние века не хватало ученыхспециалистов, которые бы дополнили эту классификацию философа.

Гуго считал, что науки имеют эмпирическую основу. Знание мы должны основывать на опыте и развивать его при помощи абстракций, как это было установлено еще Аристотелем. Математика не составляет исключения: ее числа и прямые абстрагируются из опыта.

В то же время Гуго отрицал, что наука ограничивается только собиранием опыта. В действительности не существует прямых без плоскостей и тел, о которых говорит математика, поскольку они необходимы для того, чтобы запутанную и невыразительную действительность сделать ясной и выразительной. Подобную же роль играет и физика: она стремится к тому, чтобы то, что в действительности переменно, выделить и определить. В действительности существуют только сложные тела, наука же ищет их простые элементы.

Внутренний опыт Гуго считал более истинным, чем внешний. Мистические позиции склоняли его к непосредственному рассмотрению собственной души, и он утверждал, как когдато Августин, что самопознание дает нам незамутненную истинность, если дело касается существования, особенностей и субстанциональности души.

2. Мистическое знание. Сколь бы ни были важны для Гуго светские науки, еще более важной для него была теология; более важным, чем рациональное знание, было мистическое знание.

Знание имеет двоякое предназначение: либо оно служит земной жизни (наука), либо приводит к уподоблению с Богом (это он называл «разумом»). Необходимо иметь тройные глаза, чтобы познать бытие как целое: глаза тела, разума и созерцания. При помощи первых душа видит внешний мир, вторыми — себя, а третьими — Бога. Иначе говоря, есть три способа рассмотрения бытия: мышление, рассуждение и созерцание. Первый способ имеет своим объектом внешне существующие вещи, являясь чувственным и образным познанием; второй — имеет уже понятийный характер; третий, наивысший способ — всеохватывающая интуиция.

Созерцание также имеет ряд уровней. Их, в свою очередь, приблизительно шесть. Низшие охватывают только сотворенный мир, высшие достигают Творца. Низшие уровни начинаются с того, что они соответствуют воображению, высшие достигают Его потому, что находятся над разумом и вне его. Созерцание вначале производит «расширение разума», затем — его «возвышение» и, наконец, «изменение», когда разум выходит за свои пределы и соединяется с Богом. Здесь Гуго шел по пути св. Бернара, развивал его начала психологии мистических состояний. Он не приписывал душе фантастических сверхъестественных способностей, а искал естественные способности, которые служат для углубления и сосредоточения разума: только так человек в состоянии сделать себя сам, а то, что касается изменения разума, когда он выходит за свои пределы, то можно только подготовиться и ждать, когда снизойдет Божественная милость.

3. Вера. О Божественных деяниях невозможно полное знание, поскольку оно основывается на понимании вещей как наличных. Для такого понимания Божественных деяний у нас нет условий. Понастоящему действуют только наши телесные глаза, глаза же разума темны, тем более темны глаза созерцания. Поскольку мы не можем видеть эти истины, мы должны принимать их на веру. Гуго, который оставил после себя много ценных догадок о знании, дал также глубокий анализ веры. Вера — это знание будущих деяний, которых еще нет в действительности. Она менее истинна, чем знание, но более истинна, чем домысел. Объект имеет совместимую со знанием, но иную природу; она проявляется не рациональным путем, а с помощью волевого побуждения. Вера необходима там, где знание невозможно, поскольку знания во многих случаях мы получить не можем. Это происходит не только в силу слабости нашего разума, но и в тех случаях, когда некоторые истины по своей природе не могут быть доступны разуму и не могут стать объектом знания. Истины по своей природе четверояки: выводящиеся из разума, соответствующие разуму, превышающие разум и сопротивляющиеся разуму. Истины, которые выводятся из разума, являются объектом знания, и вера по отношению к ним не нужна. Не могут же быть объектом веры истины, которые противны разуму и которые разум отбрасывает. Объектом веры могут быть, в то же время, истины, которые соответствуют разуму, и те истины, которые существуют над разумом. В первом случае вера может быть со временем заменена знанием.

Не все можно объяснить и понять. Нельзя искать, прежде всего, объяснения для Божественной воли. «Воля Божья не потому истинна, что она стремится к истинным вещам, а потому, что Бог хочет, чтобы они были истинными». На вопрос, почему то, что истинно, является таковым, необходимо отвечать: «Потому, что все это соответствует воле Бога, которая является истинной». А когда впоследствии будет поставлен вопрос, почему воля Бога истинна, необходимо отвечать, что «первопричина, которая сама по себе является тем, чем она является, не имеет причины».

Существует два пути познания Бога: с помощью разума и с помощью веры на основе Откровения. Разум, в свою очередь, двояко познает Бога: на основании либо того, что он обнаруживает в себе, либо того, что он видит во внешнем мире. Подобно этому и Божественное Откровение является двояким: оно познается либо через внутреннее просвещение, либо через поучение, которое идет извне и проникнуто чудесами. Так различными путями происходит познание Бога: посредством разума и мистических состояний, с помощью внутреннего и внешнего, через природу и благодаря милости.

Значение Гуго. Он был выдающимся философским умом, которому выпало жить в период между творческой деятельностью Ансельма и расцветом средневековой философии в XIII в. Гуго был творцом синтетической системы схоластики и мистики так же, как Ансельм являлся творцом схоластики, а Бернар — средневековой мистики. Своей доктриной, которая объединила два крупных философских течения, он оказал влияние на каждое из них: 1) существенно повлиял на то, что мистика приняла участие в развитии схоластики. В чистой схоластике, пользовавшейся дискурсивным мышлением, не уделялось внимания интуитивным и интроспективным элементам в познании. Если более поздние системы схоластики дополнили диалектическую трактовку явлений интуицией, а спекуляцию — опытом и интроспекцией, то это произошло благодаря сближению с мистикой; 2) благодаря своей философии, основывавшей истинность на самопознании и провозглашавшей абсолютную свободу Бога, он принадлежал к тому ряду христианских мыслителей, которые строили философию на внутреннем опыте, на воле и свободе и представляли собой важное историческое звено между Августином, Бонавентурой и Дунсом Скотом; 3) отдельные идеи Гуго имели значительное влияние. В схоластическую традицию вошли его схема систематической теологии, определение веры и отделение ее от знания. Его классификация светских наук сохранила свое значение и для XIII в.

Ученики. Учеником и последователем Гуго был Ришар СенВикторский (ум. в 1173 г.), второй великий викторианец, который по силе ума был равен Гуго. Он был, с одной стороны, прекрасным диалектиком, которого по силе интеллекта оценивали выше, чем других мыслителей XII в. Он стремился обосновать свои догматы рационально, заместить веру разумом, ценил опыт как основу знания и пытался еще до Фомы Аквинского доказать существование Бога на эмпирической основе. Но, с другой стороны, это был ревностный мистик, систематик мистических состояний, теоретик созерцания, который делал акцент на чистоте сердца как на условии познания (из его догматических работ основной была «Троица», а из мистических — «Приготовление души к созерцанию»).

В следующем поколении, в личности Уолтера СенВикторского, викторианцы опять обратились к эксклюзивной мистике в духе св. Бернара. Выражением недоверия к науке был памфлет Уолтера «Против четырех лабиринтов Франции», в котором он боролся с четырьмя знаменитыми мыслителями того времени: Абеляром, Петром Ломбардским, Жильбером Порретанским и Петром из Пуатье. Диалектику он трактовал как «сатанинское искусство», нападал на науку, заботясь о вере.

В XIII в. мыслителем, который стремился гармонически соединить веру и разум, мистику и схоластику, был св. Бонавентура. Он писал: «Августин был князем теологии, Григорий — этики, Дионисий — мистики, а св. Ансельм пошел дальше всех вслед за Августином, св. Бернар — за Григорием, Ришар СенВикторский — за Дионисием, а Гуго — объединил их всех».

Кроме метафизиков, еще один тип философов раннего средневековья представляли диалектики, которые провели не созидательную, а аналитическую работу. Метафизики основывали свои теории на том принципе, что понятиям соответствует реальность, диалектики же возвели этот принцип в основополагающую философскую проблему. Поэтому и появился известный средневековый спор об общих объектах, о природе всеобщего, или об универсалиях. Возникнув ранее, он стал понастоящему актуальным в конце XI и в первой половине XII в. В этот период он привлек к себе большинство выдающихся умов. Среди них наиболее решительную позицию занял Абеляр.

Античные предшественники спора. Сутью спора об универсалиях было следующее: с о ответствуют ли реальные объекты общим понятиям,, а если соответствуют, то каким. Этот спор был инициирован диалектиками, но в любом случае не имел диалектического характера, а был по сути метафизическ.им, поскольку имел отношение не к природе понятий, а к природе их объектов. Центром дискуссии было следующее: состоит ли реальность из непосредственных единичных и конкретных объектов или имеют место также другие, общие и абстрактные, объекты.

Эту проблему схоластика получила в наследство от античности. Ее источник лежал в платоновскоаристотелевской философии, которая придерживалась мнения, что предметом понятия являются не единичные вещи, а обобщенные. Для средневековых мыслителей, говорящих не о конкретных фактах природы, а о сверхъестественных объектах, о Боге и его атрибутах, как и о том, что их можно воспринять только через понятие, а не через опыт, эта проблема имела особое значение. Вместе с тем, идея о том, что реальность охватывает еще нечто, кроме единичных объектов, была для •• них менее парадоксальной, чем для мыслителей других эпох и другого интеллектуального типа мышления.

1. Средние века восприняли проблему универсалий не непосредственно от великих философов античности, а с помощью комментаторов, в частности, Порфирия. Аристотель в дополнение к своему списку категорий выделял пять видов атрибутов, среди которых были роды и виды, как могущие нечто сказать об объектах (вещах). Эти атрибуты Порфирий описал, главным образом, в своем «Введении к категориям Аристотеля» и поставил троякий вопрос: «Что касается родов и видов, то необходимо рассмотреть: 1) существуют ли они (в природе), или только в разуме, который мыслит; 2) если они существуют в природе, то они телесны или бестелесны; 3) существуют ли они отдельно от чувственно воспринимаемых вещей или существуют вних?» Порфирий только поставил вопрос, но ответа не дал. Схоласты всетаки поняли значение этого достаточно случайно и второстепенно поставленного вопроса.

«Введение» Порфирия было доступно средним векам в латинском переводе Боэция. Боэций, который также писал комментарии к «Категориям» Аристотеля, пошел дальше, чем Порфирий, и дал ответ на его вопрос. Этот ответ, по образцу Аристотеля, был дан в синтетическом духе, не говорил явно ни «да», ни «нет» и не был достаточно простым и ясным для того, чтобы его могла использовать зарождающаяся схоластика. Но в связи с вопросом Порфирия Боэций сам поставил вопрос: являются ли категории, выделенные Аристотелем, видами реальных вещей или они являются лишь языковыми знаками? Этот вопрос был инспирирован стоической традицией, которой Боэций придерживался наравне с аристотелевской: у стоиков логика имела дело исключительно с высказываниями. По аналогии со стоиками, Боэций противопоставлял только вещи и высказывания, а высказывания и понятия не разделял.

В ответе на свой вопрос Боэций склонялся к языковой интерпретации: он полагал, что в работе Аристотеля о категориях говорилось не о реальных вещах, а о высказываниях, поскольку Аристотель приписывал категориям способность обозначать вещи, а обозначать их могут только высказывания.

Ответ Боэция средневековые мыслители соединили с вопросом Порфирия, но таким образом: если виды, понимаемые как общие, не являются чемто реальным в природе, то они являются понятиями. Так появилась альтернатива: либо вещь, либо понятие. Отсюда выделилась противоположность понятийного реализма, который признавал, что видам соответствуют реальные вещи, и номинализма, отрицающего наличие таких вещей, и в видах видели только понятия.

Термин «реализм», так часто применяемый в философии, имеет в ней два различных значения. В одном из них он означает утверждение, что физические предметы являются реальными, что они не есть наше воображение. В этом понимании «реализм» противопоставляется идеализму, субъективизму и больше всего применяется в новейшей философии. Но в то же время во втором значении «реализм» означает утверждение, что, кроме физических, единичных предметов, реальными являются также и виды, обобщающие объекты. Это «понятийный реализм», присущий средневековью. Его противоположностью является номинализм. От ранее упомянутого реализма он принципиально отличается тем, что о реальности видов либо ничего не говорит, либо их просто отрицает.

2. Крайние реалисты брали пример с Платона. По Платону, понятиям соответствуют идеи, которые: а) являются реальными; б) существуют вне вещей; в) не только не зависят от вещей, но и вещи не зависят от них. Поэтому, с точки зрения логического и метафизического порядка, идеи в соответствии с этим взглядом предшествовали вещам, существовали до вещей.

, Непосредственно Платона философы раннего средневековья знали мало, но они были знакомы с работами мыслителей, которые испытали его влияние, такими как Августин и Плотин. Они брали пример с Августина, придавшего платоновскому учению об идеях религиозную интерпретацию: он трактовал их как Божественные идеи. Вещи он считал зависимыми от идей потому, что идеи были для Бога определенными образцами для создания вещей. В духе такого крайнего платоновскоавгустинского реализма понимал универсалии Ансельм.

Реалисты также брали пример с Плотина, который идеи полагал не только предваряющими вещи, но и считал их причинами, из которых проистекает эманация вещей. Эриугена, в свою очередь, в духе такого плотиновского реализма понимал универсалии.

Примером умеренного реализма был Аристотель: он считал, что понятия имеют реальные и отдельные предметы, но они не находятся вне вещей, поскольку кроме , конкретных вещей ничего не существует и существовать не может. Понятия находятся в вещах в видовой форме и сущности каждой вещи. Предметом понятия «человек», например, является сущность, которая присуща каждому человеку и является общей для всего человечества. Эта умеренная концепция была известна в средневековье не непосредственно из текстов Аристотеля, а благодаря Боэцию.

Античность также имела свою номиналистическую доктрину в школе стоиков. Однако стоическая традиция прервалась перед средними веками, и схоластика не получила готовых образцов номинализма, ибо она знала о нем только в целом, благодаря Боэцию.

Исходная фаза спора. 1. Реализм был преобладающим течением с самого начала средних веков не только потому, что имел готовые и авторитарные образцы, но, скорее, еще и потому, что был единственной основой для философатеолога, ориентированного на непосредственно понятийное исследование. Эти исследования на основе реалистической позиции получали все большее и существенное значение. Мыслители того времени не допускали мысли, что крупные понятийные концепции, которые им дала философия, могли быть субъективным результатом деятельности разума. Они были склонны, скорее, считать разум пассивным, способным только открывать не приведенные в систему богатства реальности. В то же время реализм был естественной позицией раннего средневековья, которую он занял без какихлибо дискуссий. Это был догматический реализм. Наиболее известные мыслители, такие как Герберт и Фредегизиус, Эриугена и Ансельм, осознанно занимали и определяли свою позицию, другие же, даже не определяя ее, наивно применяли в ходе своих рассуждений. Этот реализм имел исключительно крайний платоновский вид. Умеренное аристотелевское понимание еще недостаточно укрепилось в научном мышлении того времени. Спор об универсалиях начался тогда,, когда наряду с этой реалистической концепцией появился номиналистический антиреализм.

2. Становление номина/гизма. Первая фаза антиреализма приходится еще на IX в. Номиналистические позиции занимал Эрик из Ауксе (841—876 гг.), ученик Эриугены. Но в его времена и реализм имел своих сторонников: к ним принадлежал Ремигий из Ауксе (841—908 гг.), преподаватель школы в Реймсе и Париже. Спор стал явным только в XI в. Реализм имел явную связь с гипердиалектическими устремлениями этого столетия, поскольку доказывать в это время умели то, что хотели. Те же, кто все умел доказать, сами не допускали того, чтобы все, что они доказывали, существовало в действительности, так как они и не думали считать истинной ту теорию, которая приводит к таким следствиям. Номиналист ское движение возникло не как неожиданная реакция на реализм; напротив, номинализм выделился из реализма, но реализма аристотелевского типа, умеренного по своему характеру. Средние века черпали обе доктрины из одного и того же источника — из Боэция. Ядром номинализма было то, что настойчиво повторял реалист Аристотель: не существует ничего, кроме единичных вещей. Но номинализм получил и еще одно следствие: если отдельные виды не могут быть реальными вещами, то они являются только результатами речи.

3. Столкновение этих доктрин в острой форме произошло только на пороге XII в. в Париже. Ведущим представителем номинализма был в то время Росцелин (1050—1120 гг.), правовед из Компьена, где он преподавал с 1087 г. Его работы, за исключением одной, не сохранились, и его взгляды известны только из вторых рук, и то только из дискуссий, в которых он участвовал. Росцелин учил, что не существует ничего, кроме единичных вещей: нет ни цвета вне цветных тел, ни мудрости вне мудрой души. Отсюда он делал вывод, что эти виды понятий являются только высказанными нами звуками, или, как он говорил, «голосами». Росцелин если не создал, то, во всяком случае, развил «теорию голосов» и основал секту номиналистов. Начиная с него, антиреалистическая позиция проявилась уже в явно выраженном номиналистическом виде. Исходя из этих позиций он трактовал теологические положения — в частности, таинство Троицы — и пришел к доктрине, известной под названием «тритеизма». Суть ее в том, что если существуют три Божественные ипостаси, то нет одного, а есть три Бога. Эта еретическая доктрина в 1092 г. была осуждена Синодом в Суассоне. Номинализм, который служил для нее основанием, был отвергнут большинством ученых того времени.

Противником Росцелина выступал реалист Типом из Шампо (1070—1121 гг.), епископ в Шалони, преподаватель в Париже. Его работы также не сохранились, а взгляды известны из дискуссии (Абеляр). Несмотря на то, что он был учеником Росцелина, он остался верен реализму, однако, борясь с новым течением, вынужден был для старого, реалистического подхода искать обоснования, и это вынуждало его модифицировать свою доктрину. Вначале он учил, что все элементы, составляющие вид, имеют такую же сущность, а затем — что они имеют только похожую, но не совпадающую сущность. Более поздние варианты его учения все больше приближаются к компромиссным решениям.

Поиск компромисса стал в споре об универсалиях ведущей идеей XII в. Окончательные решения были уже достаточно простыми для философского мышления, которое в этом веке неожиданно двинулось вперед. С одной стороны, теория всеобщего бытия не нашла поддержки в беспристрастном понимании, но, с другой стороны, если бы виды были только именами, тогда не должна была существовать та или иная основа в вещах, которая бы делала необходимым и важным создание общих имен. Несмотря на то, что XII в. имел очень решительных сторонников реализма (это был чисто платоновский реализм, который не использовал августинскую интерпретацию, появившуюся под влиянием классического обучения в Шартрской школе), всетаки преобладали попытки объединения этих интерпретаций. Они стали принципиальным фактом в истории средневекового спора об универсалиях.

Между тем, примером могла служить античная философия: компромисс произошел в целом в духе Аристотеля. В этом споре принимали участие многие ученые XII в., но первое место, с точки зрения хронологического первенства, а также по характеру исторического влияния, принадлежит Абеляру. Он находился в центре этой дискуссии, борясь с обеими партиями, выступал с критикой, направленной как против Росцелина, так и против Гийома.

Абеляр. 1. Биография. Для средних веков Петр Абеляр (1075—1142 гг.) был исключительной личностью. Он прожил особенную и полную событий жизнь, которая была наполнена литературными и преподавательскими успехами, церковными преследованиями и драматическими приключениями. Абеляр родился в Бретани, в западной Франции. Изучал диалектику в различных школах: вначале в провинции, а затем в Париже, в кафедральной школе на холме св. Женевьевы, которая благодаря Абеляру получила большую известность. Впоследствии изучал теологию под руководством Ансельма из Лана и сам, в свою очередь, преподавал теологию в Лане, а затем, с 1113 г.,— в Париже, где его лекции пользовались большой популярностью. В этот период, когда он поднялся на вершину своей славы, его судьба неожиданно изменилась, и началась череда несчастий. В 1118 г. несчастная любовь к Элоизе заставила его бросить все и бежать из Парижа. В 1121 г. его учение было осуждено Синодом в Суассоне. Некоторое время он провел в монастыре, затем долгие годы — в пустыни. В конце жизни, в 1136 г., Абеляр вернулся к деятельной жизни и с большим успехом обучал учеников в школе на холме св. Женевьевы. В 1141 г. он вновь был осужден Собором в Санси.

Свою писательскую деятельность он начал в 1118 г. произведением «О единстве и божественной троичности», которое было осуждено в 1121 г., а также первым вариантом «Диалектики». Из «Теологии», основной теологической работы, осужденной в 1141 г., сохранился лишь единственный фрагмент, известный под названием «Введение в теологию». Повидимому, это была новая редакция ранней «Христианской теологии» в пяти книгах, которая сохранилась полностью. Работа «Познай самого себя» содержала этику, а «История моих бедствий» — автобиографию Абеляра (это единственная автобиография ученого, которая сохранилась со средних веков). Обе последние работы написаны в период между 1133 и 1136 гг. «Да и нет» — сборник замечаний по теологическим проблемам — представляет собой классический пример применения схоластического метода рассуждений. «Словарь по Порфирию» и найденный по прошествии многих веков «Словарь большого Порфирия» были частями его погибшей «Диалектики».

2. Положение в истории философии. Сложный жизненный путь, наполненный событиями, конфликтами и романтическими приключениями, обратил на Абеляра особое внимание историков и сделал его популярной личностью. В течение длительного времени он считался главным философом средних веков, пока не появился Фома Аквинский. Этот философ обладал исключительным умом, не типичным для своего времени. Особым явлением была его этика: он утверждал, что желания (интенции) и убежденность говорят о ценности человеческой деятельности.

Однако, прежде всего, он шел собственным путем в теологии. Веру Абеляр трактовал сугубо рационалистически. Он считал, что разум вполне может обойтись без веры, вера же, в свою очередь, не может обойтись без разума. Диалектика позволяет понять истины веры, поскольку разум проникает и освещает даже таинство. Антагонист Абеляра, Бернар из Клерво, говорил о нем, что для него не было тайн. Несмотря на то, что может показаться, будто Абеляр выпадает из основной линии развития схоластики, однако, в его учении содержалось только то, что было получено из радикальных следствий ансельмовского положения «вера нуждается в разуме». Его эрудиция в большей мере распространялась на классических авторов, чем на церковных. Он был теологом, который Святой Дух интерпретировал с греческого как мировой дух; который Троицу понимал модально, как три особенности Бога; который творение считал необходимым, поскольку Бог ничего другого, кроме добра, сделать не мог.

Как прекрасный диалектик Абеляр очень большое значение придавал методологическим проблемам для обоснования теологического метода. Он не придумал, действительно, метода противопоставления и согласования отдельных положений, но блестяще применил его в своем трактате «Да и нет». Его заслуги и влияние следовало искать не в сфере теологии, а в сфере диалектики. В частности, проблему универсалий он трактовал тонко и всесторонне.

3. Взгляд на универсалии. Абеляр был учеником Росцелина и вначале разделял его крайне номиналистическую позицию, но вскоре от нее отошел, осознав, что общие понятия не Могут быть только звуками, поскольку звук так же является единичным, как и каждая реальная вещь. В то же время он нашел следующее решение: универсалии не являются голосами, а представляют собой выражения (не голос, а речь). Это означало, что они принадлежат к речи, но не как обычные звуки, которые имеют некоторое значение. Следовательно, общим в терминологии того времени является не только физический знак, или десигнат, а значение знака. Эта умеренная позиция Абеляра была когдато, в отличие от номинализма, названа сермонизмом.

Абеляр также поставил вопрос: какова в единичных вещах основа для высказывания о них общих понятий? Он отвечал на него следующим образом: единицы одного вида обладают общей формой, и она является основанием для того, чтобы дать этим единицам общее название. Это было решение в аристотелевском духе. Универсалии, собственно говоря, нужны для того, чтобы быть объектом выражения; им непосредственно не соответствует ни один объект, но опосредованно соответствуют те, которые являются субъектом высказывания, а они служат предикатом. Различение понятий, выступающих как субъект и как предикат, явилось новым мотивом, который был введен Абеляром в дискуссию об универсалиях.

Эти логические решения Абеляр дополнил психологическими, и они также были выдержаны в духе Аристотеля. Общие понятия являются не врожденными, а благоприобретенными; они являются той основой, на которую опирается ряд логических операций разума. Процесс познания всегда начинается с ощущения, но образы вещи, которые даются чувствами и воображением, являются только материалом для понятийного познания. Разум путем абстракции выделяет из них особые элементы и создает общие представления.

Дальнейшее разрешение спора. Помимо сермонизма в XII в. предпринимался еще целый ряд попыток умеренного решения проблемы универсалий, попыток, достаточно близких к решению Абеляра и в основном от него зависящих.

1. Концептуализм. Суть этого взгляда в том, что универсалии находятся не в вещах, а в разуме. Общими являются не вещи и не имена, а понятия, воспринимаемые как определенные психические состояния. Это было выражением психологического взгляда: он приписывал универсалиям не физическое и не идеальное, а психическое бытие. Этот взгляд имел в XII в. своих сторонников, о нем пишет. Иоанн из Солсбери, известный хроникер спора, но ни один выдающийся сторонник этого взгляда не известен. Абеляр, вопреки распространенному мнению, не был концептуалистом.

2. Теория «состояний» и теория «взгляда». В первой теории утверждалось, что каждый объект является одновременно как единицей, так и видом и родом. Например, Платон был одновременно и человеком, и греком. Единое и общее — это только различные состояния объекта. Очень похожей была теория «взгляда», представляемая Аделардом из Бата: отдельный, единичный объект является представителем или рода, или вида, в зависимости от того, с какой точки зрения его рассматривать. Согласно этим двум теориям, единое является общим, когда оно понимается обобщенным образом; обобщенность же зависит от точки зрения.

3. Индифферентизм. Этот взгляд имел давнюю традицию. Когдато к нему склонялся еше Рабан Мавр, а впоследствии — Типом из Шампо. В XII в. он был разработан в трактате, который до сих пор остается анонимным. Все, что существует, единично, но каждое единичное содержит в себе, кроме своих особенностей, видовые характеристики других единиц того же вида. Эти характеристики говорят о том, что единицы одного вида составляют определенную целостность и эта целостность является объектом общего понятия.

4. Теория набора. Провозглашена в трактате «Порождение видов», автором которого был, повидимому, Иосцелин из Суассона. Эта теория утверждала, что не существует никаких объектов, кроме единичных, более того, даже природа каждой вещи является единичной. Однако среди предметов есть такие объекты, которые обладают подобной природой. Набор этих подобных объектов является содержанием общего понятия. Черта общности не присуща ни одной единичной вещи, она присуща их набору (совокупности).

5. Конформизм был представлен Жильбером Порретанским и был близок двум предыдущим теориям. В соответствии с ним существуют единичные субстанции, каждая из которых отлична от других, однако они подобны друг другу, имеют общую форму, и она является объектом общих понятий. Форма имманентна вещам, и ее удается выделить только путем абстракции. Она трактуется как самостоятельная и становится фикцией разума. Это было решение, наиболее близкое перипатетической доктрине.

Резюме. Развитие спора об универсалиях прошло в раннем средневековье следующие этапы: 1) превалирование реализма платоновского типа являлось естественной позицией схоластики; 2) появление номинализма: его первые ростки возникли в IX в., его резкое усиление произошло в конце XI в.; 3) создание в первой половине XII в. объединенной позиции в духе аристотелевского реализма.

Проблема универсалий не была не только единственной, но даже и наиболее обсуждаемой, однако она была наиболее философичной проблемой в ранней схоластике. По примеру формальной, логической проблемы, в ней рассматривались основные метафизические и эпистемологические вопросы, которые касались природы бытия и познания. Спор об универсалиях явился проявлением борьбы натурализма и идеализма, эмпиризма и априоризма.

Дальнейшее развитие. Эта проблема долгое время будоражила умы, но в конце концов перестала их занимать. Иоанн из Солсбери, летописец проблемы, который сам попытался дать ее решение (подобно Жильберу), в конечном счете, сказал, что «не стоит седеть над этой проблемой», ибо есть множество других, которые не менее важны. Во второй половине XII в. спор затих. В XIII в. было найдено готовое компромиссное решение, заимствованное из XII в. и углубленное изучением работ Аристотеля. Умеренное реалистическое решение, которое было классически сформулировано Альбертом Великим и Фомой Аквинским, объединило всех без исключения мыслителей, и спора об универсалиях в XIII в. уже не было. Однако неожиданно он возобновился в XIV в., и его течение, вызванное быстрым ростом номинализма, ознаменовало конец схоластики.

В XII в., в период расцвета ранней схоластики, в то время, когда Париж воспитывал теологов и диалектиков, вторая крупная школа, школа в Шартре, объединила вокруг себя гуманистов. Эта школа, мыслящая филологически и ретроспективно, в философии не дала новых результатов, но в то же время значительно повысила общую научную культуру средневековья и тем самым сделала возможным дальнейшее развитие философии. Школа в Шартре является свидетельством того, что научные начинания раннего средневековья не ограничивались только схоластическитеологическими работами.

Представители школы в Шартре. Древняя школа в Шартре приобрела свое значение с тех пор, когда в 990 г. ее руководителем стал выдающийся ученый того времени — Фульбер. С этого времени весь XI в. стал ее «золотым» веком. В начале XII в. она приобрела ту особенность, которая ее отличала от других школ: она стала центром ученыхспециалистов. Ее руководители и ученики были, в массе своей, людьми, которые обладали более критическим, чем конструктивным, более научным, чем метафизическим, темпераментом. Это были гуманисты, влюбленные в античность и черпавшие из античных источников естественнонаучное и математическое знание.

Школа блистала, главным образом, при трех канцлерах: Бернаре, Жильбере и Тьерри. Бернар из Шартра, канцлер школы с 1Г19 г., умерший приблизительно в 1130 г., был «наиболее совершенным платоником нашего века», как писал о нем один из современников. После него канцлером до 1141 г. был Жильбер Порретанский, впоследствии епископ в Пуатье (ум. в 1154 г.). Он был наиболее философским умом школы. Жильбер занимался Боэцием, писал к нему комментарии, поддерживал, следуя за ним, платоновский реализм, которому поклонялась школа. Однако он стремился согласовать его с Аристотелем и таким образом подготовил условия для последующего восприятия Аристотеля и расцвета схоластики в XIII в. Жильбер был первым средневековым автором, который после себя оставил логическое произведение, оказавшееся действительно самостоятельным. Это была «Книга о шести принципах», которая представляла собой дополнения к «Категориям» Аристотеля. Говорили даже об особой «Порретанской школе», в которую входили такие выдающиеся ученые, как Радульф Арденс, автор одной из первых классификаций наук в средние века, и Аллан Лилльский, теолог и поэт, «универальный доктор». Тьерри Шартрский, младший брат Бернара, канцлер с 1141 г., умерший между 1150 и 1155 гг., также был «наиболее строгим научным исследователем». Он составил учебник свободных наук, типа научных записок, известный под названием «Гептатейхон». Он значительно дополнил Шартрскую библиотеку, разыскав для нее до того времени не известные науке античные тексты, и расширил астрономические и медицинские исследования. Он был выразителем научных интересов школы.

Учеником школы был Гийом из Конша (1080—1145 гг.), «самый способный после Бернара из Шартра грамматик», который проводил широкие исследования в области астрономии, физиологии, психологии, философии природы. К этой школе был близок (хотя и не принадлежал к ней непосредственно) Аделард из Бата, англичанин, который получил образование во Франции. В своих путешествиях по Италии, Греции и арабским странам он собрал обширные для того времени естественнонаучные, математические и философские знания. Аделард переводил арабских математиков и Евклида с арабского на латинский язык.

Второй известный англичанин, который учился непосредственно в самом Шартре, а позже стал там епископом, Иоанн из Солсбери (род. прим. в 1110 г., учился во Франции с 1136 по 1148 г., ум. в 1180 г.), был самым первым гуманистом своего века. Он обладал выдающейся интеллектуальной культурой, был знатоком классики и одновременно известным политическим деятелем, любимцем Фомы Бекета, короля Генриха и папы Адриана IV. Кроме того, он был летописцем современной ему интеллектуальной жизни, а его «Поликратикус» (1155 г.), включавший в себя теорию общественной жизни, и «Металогикон» (1159 г.), представлявший теорию логики на фоне современных ему научных отношений, остаются единственными в своем роде памятниками XII в.

Иоанн из Солсбери был врагом вербализма, который постоянно угрожал решению как абстрактных, так и конкретных проблем, которые были на первом плане в философии и теологии средних веков. Иоанн считал, что людям необходимо реальное, широкое и всестороннее знание. Только отрицающий это имеет ответы на все вопросы, поскольку знает только одно решение проблемы и не знает других подходов и решений. Философию он понимал не только как научное знание, но также как жизнь, которая соответствует этому знанию. Из представителей Шартрской школы он пошел дальше всех в трактовке Аристотеля.

Взгляды школы. 1. Платонизм. Гуманистическая влюбленность в античную литературу повлияла не только на форму, в которой ученые из Шартра высказывали свои идеи, но и на их содержание. Это вызвал особый культ Платона, который стал наиболее влиятельным философом раннего средневековья. Однако это был христианизированный Платон, в интерпретации Августина. Как раз в Шартре в XII в. произошел поворот к подлинному платонизму. Из работ Платона в то время был известен только «Тимей», и из этого диалога в Шартре была выведена теория мира. По примеру «Тимея», Тьерри интерпретировал «Книгу бытия». Тьерри и Гийом так же, как и Абеляр, отождествили Святой Дух с мировым духом. У Тьерри с платонизмом соединялся, как это часто бывало в античные времена, пифагореизм, но теперь он выступал в особом, христианизированном виде, и на основе числовых спекуляций доказывались единство и троичность Бога. Дальше всех в увлечении античностью продвинулся близкий к Шартрской школе Бернар из Тура, поэма которого «О всеобщности мира, или Большой и Малый мир» провозглашала только лозунги античного мировоззрения и не давала никаких специально христианских идей.

2. Поиск логики Аристотеля и эмпиризм. Гуманистическая культура школы была также стимулом для поиска редких и неизвестных рукописей и научных произведений античности. В области логики школа значительно расширила знание Аристотеля. Тьерри в «Гептатейхоне» опубликовал впервые наиболее важные части из «Органона», которые до этого времени не были известны схоластам: первую «Аналитику», «Топику» и «Опровержения софистических умозаключений», которые с тех пор получили известность в совокупности под названием «Новой логики».

Аристотель со своей умеренно эмпирической теорией познания явился логическим вдохновителем школы. В духе его взглядов ученые из Шартра пытались исходя из единого метода разрешить спор об универсалиях. Особенно увлекался Аристотелем Жильбер: он дополнил неразвитые части его «Категорий» и под влиянием «Аналитик» специально занялся проблемой принципов знания, подчеркивая их индуктивное происхождение. Аналогично, Иоанн из Солсбери, который развивал теорию знания Аристотеля, описывал его как естественное представление о том, что ощущение является основой, а абстракция и индукция являются путем, идя по которому, можно прийти к научным принципам. В конечном счете, эти взгляды были вполне в духе времени, поскольку их придерживались и за пределами школы в Шартре, так, их одновременно провозглашали диалектик Абеляр и мистик Гуго. После многовековой власти априоризма эти голоса, взывающие к эмпиризму, были явлением большого значения.

Основания школы были в то же время двойственными: она исходила из платоновской метафизики и аристотелевской логики. Эта двойственность не могла не вызывать, определенных несоответствий в философских доктринах школы. Например, в споре об универсалиях школа, в целом, была твердыней консервативного реализма, но ее отдельные представители, такие как Жильбер и Иоанн, стали сторонниками новых идей. В Шартре сложились два направления: одно делало акцент на спиритуалистической и идеалистической теории Платона, другое — на критической и эмпирической теории Аристотеля.

3. Естественнонаучные и исторические интересы. Гуманистическая позиция в средние века не противоречила естественнонаучной: они составили единый фронт ученыхспециалистов, выступающих против абстрактных теологическифилософских спекуляций. Ученые из Шартра были одновременно и гуманистами, и естественниками. Найденные ими античные произведения в значительной мере расширили область математического, естественнонаучного, астрономического, физиологического, медицинского знания и направили мыслителей к этим, собственно говоря, специальным исследованиям в большей мере, чем к обобщенным конструкциям и теологическим поискам. Эта позиция определила для школы в Шартре ее собственное место в истории средневековой учености.

Тьерри, Гийом и Жильбер первыми в латинской Европе познакомились с естественнонаучными работами Аристотеля. Более того, некоторые ученые из Шартра, такие как Аделард и Гийом, использовали в физике демокритовскую атомистику, с которой XII в. познакомился благодаря арабскому трактату, переведенному Константином Африканцем. Было очень важно, что в тысячелетнем финалистском понимании мира нашлись всетаки сторонники чисто причинной и механистической концепции.

Стоит также обратить внимание на то обстоятельство, что во времена, занятые вечными проблемами и смотрящие на мир с точки зрения вечности, то есть абсолютно внеисторически, школа в Шартре интересовалась историческими явлениями и событиями. В первую очередь в этой связи необходимо упомянуть имя Иоанна из Солсбери.

Наконец, во времена засилия догматизма эта школа не стыдилась признаваться в незнании и занимать по некоторым вопросам скептическую позицию. Гийом из Конша говорил, что он «является христианином, а не ученым», но там, где религия не вмешивалась, как, например, в вопросы диалектики, там он представлялся ученым. Тем более «ученым» был Иоанн из Солсбери.

Оппозиция. Научные теории Шартрской школы могли провозглашаться беспрепятственно и без противодействия со стороны теологии, ибо только теологические теории в то время подвергались строгой цензуре, наука же развивалась свободно. Только случайно такие запальчивые антиинтеллектуалы, как Гуго СенВикторский, разоблачали атомистику как еретическое учение. Но в то же время теологические взгляды, разрабатываемые Шартрской школой, не смогли избежать осуждения. Как бы то ни было, Амальрик смог создать свои ереси не без влияния этой школы.

Дальнейшие пути и последователи школы. Во второй половине XII в. и особенно в XIII в. школа в Шартре утратила свое значение. Она не смогла выдержать конкуренции Парижа и его университета. Интересы столетия пошли в ином направлении, чем то, которое представляла эта школа. Из крупной школы мирового значения она превратилась в заурядную провинциальную школу, которая готовила слушателей для парижских факультетов. Однако тот способ обучения, который культивировался в школе, не пропал, изменилось только его применение.

Естественнонаучное и гуманитарное образования, достигшие расцвета в Шартре в XII в., обрели свое место в XIII и XIV вв. в Англии, в Оксфорде, и сохранялись там так долго, что в XV в. повели за собой весь научный мир и вышли за пределы преобладавшей в то время философии.

В период раннего средневековья в Западной Европе одновременно с латинской христианской философией развивалась еще одна философия — философия арабов. Она развивалась в иных условиях, чем христианская, так как арабские мыслители лучше знали произведения греческих философов и, используя их опыт, шли дальше.

Восприятие греческой философии с помощью арабов. Когда в Греции не стало условий для сохранения и развития науки, греческая наука нашла прибежище в Персии. При персидском дворе состояли члены платоновской Академии, после того как в Афинах она была закрыта Юстинианом. Но, однако, в Персии философия не нашла благоприятных условий для своего развития. Лучшие возможности и перспективы открылись в Сирии. Многие известные впоследствии греческие философы имели сирийское происхождение: Ямвлих, Порфирий, вся «сирийская» школа неоплатоников. Сирийцы сделали переводы основных произведений греческой фи_v лософии, в частности, «Органона» Аристотеля и других работ неоплатоников.

Когда в VII в. начался расцвет арабских стран, сирийские ученые нашли теплый прием при багдадском дворе. При АльМамуне (в начале IX в.) работы Аристотеля были переведены с сирийского на арабский язык. В X в. был основан институт переводов, в котором заново перевели ряд научных произведений, непосредственно с греческих текстов. Был переведен весь Аристотель (возможно, без «Политики»), большинство работ Платона («Государство», «Законы», «Тимей», «Федон») и многие работы неоплатоников, и среди них анонимное произведение, которое хотя и называлось «Теология Аристотеля», но включало в себя, фактически, и неоплатонические философские доктрины. Кроме того, были переведены произведения греческих ученых, таких как Теофраст и Гален, а также произведения астрономов и математиков. Научное наследие греков арабы присвоили себе в очень широкой сфере. Среди философов, бывших очень знаменитыми и известных как «арабские философы», АльФараби и Авиценна, например, были не арабского происхождения, ибо были выходцами из Средней Азии. Они писали свои произведения поарабски, а этот язык играл в тот период ту же роль, что и латинский язык на Западе.

Интеллектуальная культура арабов. Научное движение среди арабов началось приблизительно во времена деятельности Иоанна Скота Эриугены. Весь период, начиная с VIII до XII в. (период становления научных начал на Западе), был периодом расцвета у арабов, сначала на Востоке, а затем на Западе, в Испании. Вначале Багдад, а затем Кордова были тогда научными столицами мира.

1. Этот расцвет был прежде всего расцветом прикладной (полезной) науки. На IX в. выпадают разработки начал тригонометрии, логарифмического счета, алгебры и даже попыток приложения алгебры к геометрии. В XI в. появился трактат по оптике АльХайсама, который через пять веков вдохновил Кеплера и одновременно явился началом экспериментальных психологических исследований. Две астрономические обсерватории были организованы АльМамуном в Багдаде и Дамаске, в которых, кроме всего прочего, производились наблюдения за изменениями эклиптики. В это время появились астрономические работы АльБаттани, АльЗуфи, которые были переведены, напечатаны, прокомментированы в Европе еще в XII в. Реформа календаря была проведена арабами в 1079 г., за пять веков до проведения в Европе григорианской реформы. Были проведены химические исследования экспериментального характера, географические, зоологические, ботанические, медицинские исследования. Многочисленные школы и академии появились как на Востоке, так и на Западе, в Испании.

2. Часто астрономию отодвигала на второй план астрология, химию — алхимия, над специальными исследованиями брали верх абстрактные религиознофилософские теории. Арабы были не только поклонниками науки, религиозные начала всегда занимали ведущее место в их культуре.

Теологические дискуссии начались еще до знакомства с греческими учениями. Они касались природы Бога и представляли собой попытки решить следующие проблемы: обладает ли Он качествами чувственного, человеческого характера, или, например, можно ли высказываться о Его атрибутах только критически («сифатиты», «джабриты»)? Эти дискуссии касались также отношения человека к Богу: проистекают ли злые и благие поступки из предопределения свыше или из свободы («джабриты» и «кадариты»)? Только начиная с IX в. среди арабов появляются гипердиалектики. Это были инакомыслящие, которых называли «мутазилитами», выступавшие в рационалистическом духе. Они придали рационалистический характер всей теологической дискуссии.

Прежде всего, в арабской философии существовали три течения:

1. Когда арабы познакомились с греческими учениями, их теологические дискуссии не прекратились, а соединились с другими, более философскими. С тех пор большинство арабских ученых начало рассматривать свои проблемы в греческом духе. Предпочтение отдавалось Аристотелю. Но перипатетизм арабов был искажен неточными переводами и произвольными комментариями. Они опирались на Аристотеля, но фактически пользовались в большей мере трудами неоплатоников. Среди арабов были перипатетики и платоники, но даже перипатетики испытывали влияние идей Плотина. Было широко распространенным явлением, когда в рамки аристотелевского дуализма вкладывались опосредующие уровни и их связывали в единую эманационную систему.

Причина неоплатонических предпочтений у арабских философов была двоякой. С одной стороны, она носила чисто внешний характер, поскольку философские источники арабы получили от сирийцев, среди которых преобладал неоплатонизм («сирийская школа»). С другой стороны, причина имела внутренний характер, так как среди арабов были сильно развиты теологические интересы, которым больше соответствовала система неоплатоников. Наконец, это преобладание платоновского источника над аристотелевским было для арабской философии общим явлением с христианской философией того же периода.

2. Этой аристотелевскиплатоновской концепции, получившей явный перевес среди арабских философов, противостояли ортодоксальные теологи мутазилиты, которые предложили собственную концепцию мира, основанную на иных, негреческих принципах, которая, по их мнению, больше соответствовала Корану. Они составили второе течение в арабской философии.

3. Наконец, третье течение, относящееся к мистической группе суфиев, появилось в XII в. под руководством выдающегося философа АльГазали, который развивал антифилософскую, исключительно религиозную концепцию. Это течение было поддержано сектой ашаритов, которая начала кампанию против философии и уже в том же столетии привела арабскую философию к гибели.

I. Арабские перипатетики. 1. Зарождение арабского перипатетизма. С VIII по XII в. к группе перипатетиков принадлежало огромное большинство арабских философов на Востоке и на Западе. Непосредственным инициатором этого направления был Алкенди, современник Эриугены (ум. ок. 870 г.), переводчик и комментатор Аристотеля. Справедливости ради необходимо отметить, что этот первый арабский аристотелик сразу же отошел от подлинного аристотелизма к неоплатонизму. Он, вопреки взглядам перипатетической школы «критической теологии», разрабатывал неоплатонизм в наиболее крайней форме.

В X в. главным аристотеликом был АльФараби. Он начал эманативно интерпретировать систему Аристотеля. Его кон < цепция мира носила не мистический, а эманационный характер. Он полагал, что любое бытие исходит из Бога, но не может с ним соединиться. В аристотелевской доктрине АльФараби делал акцент на том, что было существенно важно для религиозно настроенного философа: на Боге и на «деятельном» разуме. В силу этого, среди арабских философов было принято аристотелевское доказательство существования Бога (в таком виде: мир не случаен, поскольку вне себя он должен иметь причину, а этой причиной является Бог), и поэтому постоянным объектом дискуссии становится проблема «деятельного» разума.

После АльФараби в X в. появилась целая секта братьев чистоты и щедрости — религиозная и мистическая секта, исповедовавшая перипатетизм и неоплатонизм и пытавшаяся согласовать греческую философию с Кораном. Центральное место в ней занимала неоплатоническая идея: мир трактовался как исходящий из Бога и возвращающийся к нему.

С этими началами арабский перипатетизм вступил в эпоху расцвета. В это время действовали наиболее известные его представители: в XI в. преподавал Авиценна, самый прославленный арабский философ на Востоке, в XII в.— Аверроэс, самый известный философ на Западе.

2. Авиценна (ИбнСина, 980—1037 гг.), энциклопедически образованный и всемирно известный философ и не менее прославленный врач, иранец по происхождению, родился в окрестностях Бухары и работал в ней до падения Саманидов в 999 г. Начиная с этого времени, он вел жизнь странника, некоторое время провел в Исфагане, а умер в Хамадане. Авиценна оставил после себя произведения энциклопедического характера: «Книгу исцелений» в 18 томах, которая содержала логику, физику, математику, метафизику (часть работы, коi торая включала в себя физику, схоласты называли «Основами»).

Он также написал учебники по различным дисциплинам, среди которых «Канон медицины» пользовался постоянным признанием, а также комментарии к Аристотелю. Эти комментарии были обширными параграфами собственных текстов Стагирита, а не построчным комментарием, как это сделал впоследствии Аверроэс. Поздние схоласты в своих комментариях заимствовали то одну, то другую форму изложения: Альберт Великий писал парафразы по образцу Авиценны, Фома Аквинский — буквально комментарии. И только Роджер Бэкон предложил третью разновидность комментариев — комментарии по отдельным проблемам.

Типичным для арабов способом Авиценна в системе Аристотеля перенес центр тяжести с проблемы мира на Бога и на Его отношение к миру. По этим вопросам у Аристотеля можно было найти только частные и поверхностные указания. Авиценна был вынужден их дополнить и сделал это в духе неоплатонизма:

А. В метафизике Авиценны мир понимался теоцентрически, но совершенно не так, как в христианской метафизике. По Авиценне, вопервых, в мире изначально присутствует проявление Божественной мысли, а не воли (в явном противопоставлении христианам, в метафизике арабов воля считалась исключительно человеческой характеристикой, которую нельзя приписывать Богу). Вовторых, мир рассматривался сотворенным из материи (а не из ничего). Втретьих, он был вечным, реально сотворенным, но вечным. Все это соответствовало Аристотелю. Но в то же время порядок становления мира Авиценна трактовал уже неоплатонически.

Мир, по его мнению, был сотворен не сразу и не весь непосредственно Богом. Бог является единым, а из единого может произойти только единое. Любая множественность может быть лишь результатом дальнейших актов творения. Вначале появился только единый высший разум и лишь после него — более низкие умы (которые смешивают и приводят в движение небесные сферы), а затем — еще более низкие (разум, помещенный в человека) и, наконец, формы материальных вещей.

Верный античному универсализму, Авиценна во всех областях отдавал предпочтение обще м у, единичному же придавал несамостоятельную роль. Даже Божественное знание не касалось материальных сущностей, поскольку оно концентрируется на уровне общего. В силу этого, Провидение управляет только судьбой видов, отдельными же событиями — лишь постольку, поскольку они подчиняются общим законам и поскольку их индивидуальные судьбы влияют на судьбу их видов.

Б. Теория познания Авиценны явилась аналогом его метафизики. В ней он использовал терминологию Аристотеля, который придавал несколько иной смысл учению о разуме. Разум он считал бессмертным и лишь пассивный разум включал в индивидуальные силы человека, активный же разум трактовал как сверхиндивидуальный принцип. Активный разум не является составляющим элементом души, поскольку существует вне душ и является одним и тем же для всех людей. Вечности пассивного разума вполне достаточно для того, чтобы подтвердить бессмертие отдельной человеческой души. Но для познания истины пассивный разум непригоден: его лишает этого сверхчеловеческий разум, который имеет активный характер. Чувства и ощущения служат только для подготовки разумного познания. Однако его можно случайно обнаружить и без подготовки. В этом случае познание .носит мистический характер.

В. Авиценна был не только метафизикоммистиком, но и высоко ценимым логиком и методологом. В частности, его классификация наук нашла признание и среди латинских философов. Она была очень похожа на классификацию Гуго СенВикторского (который был моложе его на век), но это произошло еще и потому, что оба они имели один и тот же источник — Аристотеля.

Зрелая схоластика также использовала те решения, которые Авиценна дал проблеме универсалий. Он признавал, что универсалии имеют троякое бытие, утверждая, что они существуют, вопервых, как априорные в Божественном разуме, вовторых, выступают как сущность вещи, и, втретьих, они есть результат абстракции. Только в последнем значении объекты понятий являются общими, общность же есть результат деятельности разума. Если же общее является продуктом разума, то вещи — сами по себе — не являются таковыми. В то же время они не единичны, а поскольку они не общи и не единичны, то их формирует еще одна, третья природа.

3. Авврроэс (ИбнРушд, 1126—1198 гг.), араб из Кордовы, теолог, правовед, врач, математик, был последним крупным арабским философом. Он занимал высокие государственные посты в правительствах ряда халифов, но в конце жизни, во время правления Альманзора, был осужден и изгнан из страны за свои философские взгляды. Он был признанным автором комментариев к Аристотелю, четырех трактатов о единстве разума, о соответствии религии и философии, полемики с противниками философии АльГазали («Опровержение опровержения»). Его работы, отвергнутые мусульманами, сохранились благодаря испанским евреям. Аверроэс считал Аристотеля самым великим из людей, которыми Провидение одарило человечество. Он говорил, что выше разума Аристотеля человеческий разум вознестись не может. Свою задачу Аверроэс видел в комментировании его работ. Эти комментарии принесли ему мировую славу. Позднее средневековье называло его «Комментатором», также как Аристотеля называло «Философом», без какихлибо дополнительных характеристик.

Аверроэс стремился очистить от платонических наслоений взгляды, которые преобладали в арабской философии, но фактически не выполнил эту задачу, поскольку оставался верным традиции и его интерпретация Аристотеля была далека от аутентичной. Прежде всего, общую иерархическую концепцию мира — иерархию видов бытия между Богом и человеком — он перенял с небольшими видоизменениями у Авиценны.

По отдельным проблемам Аверроэс имел оригинальные воззрения, среди них один взгляд имел большое значение — это был взгляд на природу разума и бессмертие души.

То, что Авиценна говорил о деятельном разуме, Аверроэс распространил на весь разум. Он считал, что разум един и безличен. Им обладают все человеческие души, и во всех душах он один и тот же. Он бессмертен, но безличен, и его бессмертие не является бессмертием для отдельных душ. Индивидуальные души умирают вместе с физическими телами, и только человечество, как целое, бессмертно.

Эти и им подобные теории привели Аверроэса к самостоятельному взгляду на соотношение философии и религии. Он утверждал, что они, в принципе, соответствуют друг другу, поскольку религия говорит о том же, что и философия, но говорит образно. Не многие умы способны понять истину философии, для иных истина доступна лишь в виде религии. Религиозные тексты поразному понимают философы и простые люди, теологи также достаточно часто интерпретируют их посвоему. Этот взгляд весьма удачно был определен как учение о двойственной истине. И всетаки самой совершенной для Аверроэса была философская истина.

II. Мутакаллимы. Эти арабские ортодоксы хотя и не стремились ни к чему иному, кроме того, чтобы придерживаться Корана, тем не менее, создали оригинальный взгляд на мир. Они представляли мир как состоящий из атомов, которые ничем друг с другом не связаны и удерживаются вместетолько с помощью Бога. В деталях их концепция представляется следующим образом:

1. Вещи состоят не из формы и материи, а складываются из материальных атомов. То, что происходит в мире, не является проявлением материи, как это считали перипатетики, а есть соединение и разъединение атомов. Атомизм такого рода был основополагающей теорией мутакаллимов.

2. По своей природе все атомы однородны, если же они отличаются друг от друга, то только случайными характеристиками (акциденциями). Если, например, какаято одна вещь имеет определенную характеристику, то эту же характеристику может иметь и любая другая. Каждая вещь может обладать любой характеристикой. Она может изменить ее на любую другую, поскольку все особенности вещи являются преходящими. В мире не существует ни законов, ни постоянных элементов, поскольку существующие в мире возможности неограниченны и в нем неограниченно властвует изменчивость. Если вещь обладает какойлибо особенностью больше, чем на момент, то она должна воссоздаться вновь.

3. Вещи лишены способности к действию. Было бы хорошо, если бы они обладали такой постоянной способностью, но они таковой не имеют, следовательно, и не являются причиной того, что происходит. Значит, причиной всего может быть только Бог. Это означает также, что любое действие является Божественным действием. Это Он в каждый момент наделяет атомы их особенностями и разобщает их. То, что касается вещей, имеет отношение и к человеку, поскольку сам по себе он не способен ничего сделать, за него действует Бог, в руках которого человек является лишь пассивным орудием.

4. Между вещами нет устойчивых связей. Если какиелибо события являются причиной и следствием, то это происходит не потому, что между ними имеет место реальная связь, а потому, что Бог привык эти события вызывать друг за другом.

5. Поскольку любая вещь может иметь любую особен» ность, Бог может делать с ними все, что хочет, ибо он соединяет атомы произвольно. Каждая сущность может быть иной, не такой, какая она есть. Так как нет определенных возможностей, которые должны были бы реализоваться, то вследствие этого мутакаллимы отрицали положение перипатетиков о том, что существует вечная материя, ограничивающая свободу Бога.

6. Свобода Бога не ограничена предписаниями мудрости и справедливости: Бог не потому так поступает, что это мудро и благостно, а это мудро и благостно, потому что Он так поступает. Он мог бы действовать иначе, и это было бы также мудро и благостно. Результатом доктрины мутакаллимов было в этом случае отрицание объективности этических правил.

7. Раз действует только Бог, а сотворенное — нет, следовательно, человеческая воля не может противостоять Божественной и нельзя противиться Божественным решениям. Не будучи в состоянии противиться Божественным действиям, люди должны их воспринимать как неотвратимую судьбу. Мутакаллимы провозглашали фатализм.

III. Скептические мистики. АльГазали из Багдада был одновременно известным философом и противником философии. Он был современником Ансельма и на поколение старше Бернара из Клерво, к которому был близок по взглядам. АльГазали оставил после себя два основных произведения: «Цели философов» и «Опровержение философов». В первой работе он описывал, а во второй критиковал философские доктрины.

1. Методически тем же способом, который впоследствии был популяризован Декартом, он подверг критике все то знание, которое имелось в его время. В математике, логике, физике он нашел определенные успехи, а в философии — только ошибки и заблуждения.

АльГазали пришел к убеждению, что рациональный метод в философии имеет ограниченное применение и не дает надежного результата, не говоря уже о том, что он ориентирован на внешние характеристики вещи и не проникает в суть истины. Кроме того, он пришел, как и мутакаллимы, к скептицизму по отношению к принципу причинности. АльГазали полагал, что нет никакой необходимости в том, чтобы из причины вытекало следствие, если же оно имеет место, то только благодаря Божественному вмешательству. Огонь не может быть причиной пожара, поскольку он является мертвым телом, которое действовать не может. Пожар вызвал Бог, огонь же был только предшественником по времени, а не причиной. Такие рассуждения привели АльГазали к отрицанию философии. Они стали критическискептической частью его учения.

2. Вторая часть его философии быяамистической, поскольку позитивный путь познания он обнаружил в мистике и Откровении. Наиболее вредными ошибками в философии он считал те ошибки, которые не соответствуют Откровению и отрицают сотворение мира Богом, Его всесилие и справедливость, Его провидение. Способом получения Откровения он полагал, подобно христианским мистикам, преодоление чувств, овладение желаниями, сосредоточение воли и мысли в Боге. Отбросив доводы философов и опираясь на Откровение, АльГазали пришел к концепции мира, которая была полна чудес и таинственности.

Сохранение арабской философии иудеями. В XII в. и особенно в двух последующих столетиях среди арабов возобладал враждебный философии дух. Наступил период преследования философии арабскими властителями. Преследования не смогли ее уничтожить, но принизили ее значение. Арабская философия в этот период нашла прибежище среди евреев Испании и южной Франции. Это можно было сделать достаточно легко, поскольку евреи имели богатые философские традиции, подобные арабским. Их традиционное учение, называемое «Каббалой», содержалось в двух книгах — «Сияние» и «Книга творений» (книги основывались на древних источниках, но были прокомментированы только в IX и XIII вв.) и было эманационной системой, которая включала в себя старые иудейские философские доктрины, сдобренные, однако, платоновскими и неоплатоническими идеями.

Кроме этого, некоторые еврейские мыслители стремились к философии чистого неоплатонизма и перипатетизма. Наиболее выдающимся представителем неоплатонического направления был ИбнГабироль, живший в первой половине XI в., которого схоласты ошибочно считали арабом и называли Авицеброном; он был автором произведения «Источник жизни». Его произведение было одним из, наиболее последовательных изложений эманационной системы, которые создало средневековье. По большому счету, попытку согласовать еврейскую теологию со взглядами Аристотеля предпринял Моисей Маймонид, современник Аверроэса (1135—1204 гг.), автор «Путеводителя колеблющихся», который, в конечном счете, как и Аверроэс, трактовал Аристотеля в духе Платона.

Влияние арабской философии на христианскую. Философия арабов, хотя и была современницей схоластики, однако имела с ней меньше совпадений и аналогий, чем с патристикой. Например, философская система Авиценны была сходна с системой Оригена. В отличие от схоластики, которая старалась объяснить истины веры, она стремилась к самостоятельным теоретическим построениям. Арабы были более радикальны: либо чистый Коран, либо чистая философия. Схоластические попытки объединения веры и разума были для них, в целом, не характерны.

Философия арабов долгое время не взаимодействовала с латинской философией. Однако на пороге XIII в. она включилась в ее развитие. Арабы и иудеи предоставили схоластам тексты греков, а вместе с ними собственную их интерпретацию. Арабские и аналогичные им еврейские идеи сильно повлияли на христианских философов, особенно на ф»илософов первого поколения XIII в. Различные арабскоеврейские идеи стали использоваться средневековьем: концепция универсалий Авиценны; доказательство существовав ия Бога АльФараби, восстановленное Авиценной; теория зрительных восприятий АльГазали и т. д. Более того, вся неоплатоническая философская система, которая не имела сторонников в христианской философии после Эриугены, возродилась под влиянием Авицеброна в XIII в. Наиболыщее количество сторонников, начиная с середины XIII в., приообрела формальноперипатетическая доктрина, однако на самом деле она была пантеистической, заимствованной уАв«иценны и особенно у Аверроэса. Ее сторонников называли «латинскими аверроистами».

Влияние мутакаллимов и АльГазали на христианскими) философию, особенно вначале, было не очень значительным. Однако в XIV в. их идеи, связанные с теорией двоойственной истины Аверроэса, оказали влияние на появленше скептического направления среди схоластов. В любом слпучае, влияние АльГазали было противоположным его шамерениям. Его работы, которые привели арабов к борьобе с философией, для христиан стали информационным Источником о ней.

Если главным направлением европейской философиисч:штать то, которое развивалось вначале в Греции, а затем! ззападной, латинской Европе, то философия арабов, выдаиившись из этого основного направления, нашла в нем ш«ой исток.

Проблемы раннего средневековья. Философские проблемы этого периода представляли собой достаточно небольшой перечень, поскольку некоторые разделы философии в это время были полностью или почти полностью забыты. Выделились две группы проблем: теологические (трактуемые на основе Святого писания) и проблемы светских наук (относительно независимые от него).

1.Проблема метода вызвала затянувшийся спор между теологами: можно ли истины, которые касаются Бога и вечных проблем, получить с помощью диалектики естественным человеческим разумом? Вопрос вызвал наиболее разнообразные ответы — от крайнего рационализма до крайнего иррационализма. В итоге, преимущество получил умеренный взгляд: разумом истины веры нельзя ни открыть, ни подтвердить, но если они получены путем Откровения, то их можно объяснить с его помощью.

2.Проблемы теологии приобрели философское значение. Например, как можно доказать существование Бога? Раннее средневековье сохранило доказательства Августина, изобрело онтологическое доказательство, воскресило космологическое доказательство (Аделард из Бата). Каково отношение Бога к сотворенному им миру? Пантеисты представляли сотворение мира эманационно (Эриугена), а философыестественники стремились его понять «в соответствии с законами физики» (Тьерри из Шартра), правоверные теологи говорили о том, что мир сотворен из ничего. Спрашивали также, можно ли объяснить природу мира (например, Тьерри из Шартра) или является ли Божественная воля конечной истиной, которая не поддается объяснению?

3. Некоторые отдельные проблемы догматики, разрешенные диалектически, также имели связь с философией: так было с догматами Троицы (номинализм Росцелина приводил к тритеизму), Евхаристии (диалектические приниципы Беренгара влекли за собой отрицание транссубстанции), с догматом Воплощения (Ансельм), а также с проблемами божественной милости и предназначения (которые в IX в. втянули в дискуссию практически весь ученый мир).

Проблемы светской философии раннего средневековья принадлежали исключительно к сфере теоретической философии. Наиболее жизнеспособными были методологические, логические и психологические проблемы. Логические проблемы носили либо формальный характер, либо находились на границе логики и метафизики (проблема универсалий). Проблемы философии природы решались достаточно редко (школа в Шартре). Этические и другие проблемы практического характера чаще всего интерпретировались, скорее, как проблемы катехизма, чем науки.

1. Проблема классификации наук. Основная методологическая проблема звучала следующим образом: каковы состав и система светского знания? Эта проблема решалась в соответствии с двумя традициями: а) платоновским делением (на логику, физику и этику), созданным в Академии и признанным стоиками. Оно также было признано Отцами Церкви (Ориген, Августин) и использовалось постоянно до времен Боэция и Кассиодора, в средневековую науку было введено Исидором, Алкуином, Эриугеной и еще применялось в XII в. (например, Иоанном из Солсбери); б) аристотелевским делением (на теоретические и практические науки), которое было развито комментаторами, особенно Александром из Афродизи, и сохранено сирийцами и арабами, было передано средневековью Боэцием и представлено, главным образом, Гуго СенВикторским. Проблема классификации наук имела особое значение в периоды быстрого роста знания, особенно в начале средневековья, а затем в XII в.

2. Проблема ценности светской науки. Вопрос о том, имеет ли она ценность сама по себе, отвергался многими мыслителями этого периода, которые считали ее только «служанкой теологии» (Петр Дамиани, Бернар из Клерво и др.). Равным образом и второй вопрос о том, имеет ли она ценность как «служанка теологии», отрицался некоторыми горячими сторонниками теологии (например, Гуго СенВикторским).

3. Проблема универсалий. Изначальные крайние решения в духе радикального реализма, а затем и радикального номинализма привели в конце периода к умеренному решению. Основанием этой логической проблемы был метафизический взгляд на природу бытия: существуют ли еще какиелибо объекты, кроме единичных? Пантеисты, такие как Эриугена, и платоники, такие как Бернар из Шартра, развивали идеалистическую концепцию бытия, но в конце периода они остались в меньшинстве.

4.Психологические проблемы. Главной психологической проблемой, которую перед собой ставило средневековье, было выделение и сопоставление функций разума. Оно не следовало, в конечном итоге, непосредственно из строго психологических интересов, их разрабатывали, главным образом, мистики, для того, чтобы показать путь, которым разум должен пройти, чтобы постигнуть Бога. В этой области совместно работали как пантеистические мистики, такие как Эриугена, так и теистические, такие как викторианцы.

5. Этикой в раннем средневековье редко занимались с научной точки зрения, хотя в это время она понималась уже как отдельная дисциплина, а не как часть философской системы. Она еще не обладала своим собственным типом и методом. XII в. дал образцы как философской этики (основная работа Абеляра «Познай самого себя»), так и мистическиаскетические трактаты (например, Бернара) и учебники житейской мудрости (основной пример — «Поликратикус» Иоан^: на из Солсбери).

6.Философия истории выступала иногда вне этики. В средневековье история не играла той роли, которую ей придало Новое время. Однако, несмотря на это обстоятельство, раз за разом появлялись историософские системы. Научную историософию представил Отто из Фрейсингена (в последней книге своей «Хроники»), который придерживался взглядов Августина, но его историческому дуализму придал интерпретацию, инспирированную борьбой папства и монархизма. Историософскую систему другого типа — символическую и апокалиптическую, отвергнутую учеными, но широко распостраненную среди религиозных сект,— создал Иоахим Флорский.

Понятия и термины. В ранний период средневековья не было еще того богатства тончайших различий в понятиях и терминах, той схематичности, которую мы знаем из более поздних его столетий. Ранним схоластикам, в противополож,ность поздним, были свойственны свой собственный набор понятий и способ выражения мысли. Философскую терминологию они черпали из двух источников: у Августина и Боэция. У первого они брали терминологию Отцов Церкви, которая зависела, главным образом, от платонизма, а у второго — прежде всего терминологию Аристотеля. Ранние схоластики имели в своем распоряжении набор понятий, служивший им для решения такого сложного вопроса, как соотношение Бога и сотворенного мира (который мог быть интерпретирован теоцентрически, а не пантеистически). Уже в самом начале, примерно в 700 г., Беда Достопочтенный использовал язык ранней схоластики, тонко выразив суть дела в своем высказывании: «В том, что существует, воспринимается экземплярность, причинность, причинение, упорядоченность и постоянство, но, с другой стороны, все это либо субъективно, либо вымышлено».

Но в то же время очень важным было то обстоятельство, что античные философские термины применялись в измененном, обедненном значении. Например, аристотелевские понятия формы и материи, которые впоследствии, начиная с XIII в., являлись исходными для схоластики, были известны благодаря Боэцию и применялись уже в раннем средневековье, однако ими пользовались достаточно свободно, отходя от аристотелевской трактовки. Материя понималась либо как хаос (под влиянием Библии и работ Августина), либо как телесность, как атомарная структура, что также не соответствовало духу Аристотеля. Нечто подобное происходило и с понятием формы: ранние схоласты понимали ее не только как видовую сущность материи (вещи), но и как индивидуальность, единичную природу. Собственно говоря, поэтому,. они и смогли различить формы субстанции и акциденции. Еще в XII в. известные философы трактовали форму, в конечном счете, как «качество», что было вообще не в духе Аристотеля.

Хронология. Начиная с середины VIII в., со времен Карла Великого, прошел целый ряд поколений философов: к поколению Карла принадлежал Алкуин, на два поколения моложе был Скот Эриугена. В этот же период завершалась традиция восточного христианства (Иоанн из Дамаска был на поколение старше Алкуина) и зарождалась философия среди арабов (Алкенди был современником Эриугены).

Затем наступил застой не только в философии Востока, но и Запада. X в. не оставил после себя ни одного запоминающегося имени. Лишь незадолго до середины XI в. вступило в пору зрелости поколение, которое дало Фульбера, Петра Дамиани/Беренгара, Ланфранка. Среди иудеев их современником был Авицеброн, Пселл — в Византии, несколько старше был Авиценна. Следующее поколение, творчество которого пришлось на вторую половину века, известно именами Ансельма и Росцелина, их ровесником был АльГазали. Эти поколения подготовили расцвет философии в XII в., который произошел в пору жизни двух его первых поколений. Этот философский расцвет привлекал своей глубиной и разнообразием мыслителей: к первой принадлежали Гийом из Шампо, Бернар и Тьерри из Шартра, Гийом из Конша, Жильбер, Аделард из Бата, Абеляр. Ко второму поколению, творчество которого занимает, главным образом, период между 1120 и 1150 гг., относятся св. Бернар, Гуго и Ришар СенВикторские, Иоанн из Солсбери, Петр Ломбардский. После этих четырех поколений вновь наступил перерыв в развитии; в следующем поколении, из которого вышли Аверроэс и Маймонид, не было ни одного видного латинского схоласта. Только в начале XIII в. философское движение оживилось.

Исторические события. Первое оживление философского движения, которое произошло в IX в., после Скота Эриугены, выпало на время после правления Карла Великого и отмечено крупными политическими событиями, связанными с его личностью. В то же время более поздние события, такие как становление Священной Римской империи немецкого народа (962 г.), правление Капетингов во Франции, крещение Польши (996 г.) и Скандинавии (1000 г.), основание Русского государства Рюриком и затем его распад на княжества (1054 г.), формирование феодальной системы, превращение папства в светскую силу, разделение Церкви на западную и восточную, а также первая фаза великой архитектуры и скульптуры Рима (примерно с 1000 г.),— все эти политические, социальные, художественные события не получили соответствующего по важности и значимости философского обоснования.

Второе оживление философского движения произошло при Ансельме, на рубеже XI и XII вв., и выпало на время могущества папства (Генрих IV в Каноссе, 1077 г.), крестовые походы (первый поход в 1096—1099 гг.), становление ордена цисцерцианцев. Расцвет философии в XII в. совпал с расцветом искусства, со строительством крупных римских соборов и началом готики во Франции.

В самом начале раннего средневековья жил Магомет (приблизительно в 570—632 гг.), а движение, которое он организовал, просуществовало весь указанный период. Уже в 643 г. произошло расселение магометан в Северной Африке, в 831 г.— на Сицилии. Эти события также повлияли на философию.

Спорные проблемы. Спорных проблем было множество, поскольку многие произведения раннего средневековья погибли, а у значительной части сохранившихся рукописей не удалось установить ни автора, ни времени написания. Особенно значительны пробелы в истории диалектики. Работы главных героев спора об универсалиях в XI в.— Росцелина и Гийома — не сохранились, и их философские доктрины не очень хорошо известны. То же самое касается их предшественников в IX в., например Эрика и Ремигия из Ауксе. Философия Абеляра является средоточием спорных вопросов: имел ли метод «да» и «нет» скептическую окраску? Является ли его теология рационалистической? Была ли его позиция в споре об универсалиях сермонистской или концептуалистской? Считал ли он универсалии существующими до вещей или после? Какую роль он сыграл в истории схоластики, особенно в развитии схоластического метода? В XX в. шел спор об Эриугене: был ли он в действительности пантеистом? Де Вульф, Стинберген, Жильсон, Бюхнер и многие другие историки не разделяют пантеистической трактовки взглядов Эриугены, которая дана в этом издании. Эта интерпретация является, скорее, «экземплярным монизмом»: мир содержится в Боге только в том смысле, что Бог является его совершенным образцом.

В XIII в. философия начала новый период в своем развитии. Изменения произошли в связи с двумя обстоятельствами, которые проявились в конце предыдущего периода: они были связаны с организацией научных исследований, а также с находками в античной философии.

1. Становление университетов. Изменения в организации научных исследований основывались, вопервых, на появлении университетов. Образцом для подражания служил Парижский университет, который был основан приблизительно в 1200 г. как объединение преподавателей и учеников парижских школ и постепенно развивался и формировался как учебное заведение в течение всего XIII в. Он стал не только моделью для всех других университетов, но и до конца средних веков был ведущим центром образования в латинском мире. Этому способствовало то обстоятельство, что политика пап в области образования была направлена на превращение Парижа в главный центр теологического образования.

Вскоре после Парижского университета, тоже в XIII в., появился крупный университет в Оксфорде. Если Париж придерживался теологии и теологической философии, то Оксфорд имел преимущества в гуманитарном, естественнонаучном и математическом образовании. Эти два университета представляли собой главные центры образования в XIII в. Итальянские университеты в развитии философии XIII в. большой роли не сыграли. Исключение представлял собой лишь университет в Неаполе. Он был основан Фридрихом II как светское учебное заведение, подвластное королю, а не церковным властям. В университете беспрепятственно изучали Аристотеля и были сделаны первые переводы его произведений. Там работал такой самостоятельный мыслитель, как Давид из Динана.

Университеты объединяли четыре группы ученых или факультетов: «художников», или философов, теологов, «декреталистов», или правоведов, и медиков. Отделение философов было самым низким в иерархии, но самым многочисленным, и представляло, фактически, весь университет. С самого начала своего возникновения университеты стали основным и даже специальным местом для научной работы и научных дискуссий. Не было ни одного известного философа в XIII в., который не принимал бы участия в жизни университета.

Для университетов была характерна: а) свобода обучения, ибо оно проходило без зачисления в высшее учебное заведение, студенты обязаны были только сотрудничать с одним из магистров; б) интернациональность, поскольку представители разных народов Европы работали совместно. Страны обменивались учеными, так как церковные власти переводили ученых преподавателей из страны в страну. В Париже наиболее прославленными преподавателями в XIII в. были англичане и итальянцы. Наука зрелого средневековья не давала оснований для выделения в ней национальных групп; в) иерархичность и продолжительность образования, поскольку факультеты составляли определенную иерархию: «художественный» факультет был подготовительным к изучению права, медицины и теологии (отсюда философская подготовка теологов). Переход от ученичества к преподаванию был достаточно длительным: студент учился до тех пор, пока сам не начинал учить (как правило, в том же университете), и прерывал свое преподавание философии, главным образом, для того, чтобы вновь стать учеником и изучать теологию.

2. Сосредоточение науки в орденах. Вторым организационным явлением, которое имело большое значение, было участие в научной и университетской деятельности (с последующим подчинением ее своему влиянию) сильных монашеских орденов, особенно доминиканского и францисканского. Орден доминиканцев (орден проповедников) был организован в 1216 г., в Париже обосновался в 1217 г. Орден францисканцев (братство св. Франциска) был создан в 1209 г., появился в Париже в 1219 г. В 1229 г. (благодаря всеобщей забастовке преподавателей) доминиканцы получили первую кафедру теологии, а вскоре и вторая кафедра была предоставлена францисканцам руководством Парижского университета.

Первым профессоромдоминиканцем был Роланд из Кремоны, а профессоромфранцисканцем — Александр из Гэлъса. Пример великих ученых, которые вышли из монашеских орденов (особенно Альберта Великого и Фомы Аквинского, в одном случае, и Александра и Бонавентуры — в другом), привлек все монашество к научной работе. Вскоре вся наука оказалась в руках монашеских орденов. Роджер Бэкон мог написать в 1271 г. лишь с небольшим преувеличением, что все, достигнутое в теологии и философии за последние сорок лет, было результатом деятельности монашеских орденов.

Вначале между крупными орденами не было больших различий в философских доктринах, но приблизительно к середине века они явно проявились: доминиканцы придерживались, главным образом, новой философской доктрины, а францисканцы — консервативной. В XIII в. между орденами . произошел крупный философский спор. Среди представителей орденов нашлись сторонники идеи развития, и они совершили крупный научный подвиг в этом" столетии, который состоял в том, что они восприняли учение Аристотеля и создали аристотелевскохристианскую философию. Оппозиция того духовенства, которое не входило в эти монашеские ордена, против их засилия привела в Парижском университете к затяжной борьбе под водительством Гийома де СентМора, которая длилась с 1252 до 1259 г. Борьба завершилась после вмешательства папы Александра IV, который разрешил спор в пользу монашеских орденов.

Многими своими особенностями философия зрелого средневековья обязана тому обстоятельству, что она развивалась в монашеских орденах: прежде всего, преобладанием коллективного мышления над индивидуальным, в силу чего произошла концентрация усилий вокруг решения определенных, полученных по традиции проблем и теорий.

3. Создание систем обучения и научной деятельности. Способы обучения, преподавания и изложения научного материала, в целом достаточно эффективные и индивидуализированные в начале средневековья, приобрели теперь устойчивые формы. «Школяр» должен был пройти строго определенный курс обучения. Со временем он становился поочередно бакалавром, лиценциатом и с этого момента имел право преподавать, однако одновременно он продолжал обучение, пока не становился магистром. Магистр должен был в своих лекциях читать и комментировать строго определенные тексты. На философском факультете эти тексты брались исключительно из Аристотеля, они могли быть Дополнены только некоторыми другими авторами (например, его логика дополнялась трактатами Порфирия, Боэция и Петра Испанца). На отделении теологии читались и комментировались «Сентенции» Петра Ломбардского. Преподавательская работа носила комментаторский характер, такой же характер носила и писательская работа, которая была тесно связана с преподаванием. Научные работы этого периода имели устойчивый вид комментариев к одним и тем же текстам. Это были комментарии к Аристотелю или к «Сентенциям» Петра Ломбардского. Реже они представляли собой обработку и изложение университетских дискуссий, так называемых дискуссионных вопросов, или торжественных дебатов на так называемую свободную тему. Кроме того, в XIII в. смогли дополнительно систематически и полно сопоставить решения философских и теологических проблем в работах, которые были известны под названием сумм; классические схоластические суммы берут свое начало именно с XIII в. Все эти устойчивые формы обучения и изложения учебного материала были достаточно монотонны, но позволяли строже описать и выразить рассматриваемые идеи. В то время, когда они появились, суммы были более целостными и живыми, однако по прошествии многих веков применения они превратились в мертвые педагогические и литературные схемы.

4. Находки в античной философии. Работа по поиску, переводу и усвоению античной философии была проведена в таком большом объеме в XII и в начале XIII в., как никогда ни до, ни после этого периода. В процессе усвоения античной культуры это был средний этап: он пришел позже, чем освоение социальногосударственной культуры, но раньше, чем обновление философской литературы, которое наступило лишь в период Возрождения. XIII в. для науки был настоящим «ренессансом», явлением, которое было аналогично Ренессансу XV в., но результат в XIII в. был иным. Он не был вытеснением схоластики античной наукой, а был их взаимным приспособлением.

Прежде всего, в XIII в. был найден Аристотель; кроме того, были обнаружены писателинеоплатоники: Прокл и фрагменты из Плотина, Секста Эмпирика, Лукреция, «Жизни философов» Диогена Лаэрция, а также античных ученых, таких как Евклид и Гален. Эти источники были найдены с помощью арабов и иудеев вместе с арабскими и иудейскими комментариями к ним. Одновременно произошло знакомство с оригинальными философскими и специальнонаучными арабскими трактатами из области физики (особенно оптики), астрономии, математики и медицины. Этот научный «ренессанс» охватывал также и античное христианство, в частности, греческую патристику. Важный систематизирующий трактат Иоанна Дамаскина был переведен в XII в. под названием «Источник знания» и стал доступен Западу. Материал был огромным, и то обстоятельство, что он не дезориентировал средневековых ученых и мог быть ими использован, свидетельствует о высокой зрелости средневекового мышления. Расцвет схоластики, длящийся с XII в., как бы предопределил восприятие античного знания, а не вытекал из него. Разбуженная схоластическая мысль требовала научного материала, искала его и нашла в античности.

5. Переводы античных философов. Первые переводы были сделаны с арабского на латынь, и скромное начало переводческой деятельности датируется XI в. В это время переводами занялся монах Константин Африканец, который довольно часто с религиозными миссиями посещал арабские страны. Несколько переводов привез из своих путешествий Аделард из Бата в начале XII в. Начиная с середины этого столетия, работа подобного рода становится систематической: она началась в Испании и на Сицилии, в тех местах, где арабская культура тесно соприкасалась с латинской. Во второй четверти XII в., в Толедо, при дворе архиепископа Раймонда, была основана коллегия переводчиков, которая перевела все наследие Аристотеля вместе с комментариями арабских и иудейских философов, таких как АльФараби, Авиценна и Маймонид.

Переводы, главным образом Аверроэса, делались при неаполитанском дворе Фридриха II и Манфреда. Известным переводчиком был упоминавшийся ранее Якуб (Яков) из Венеции. На Сицилии был известен Михаил Скот. В Испании выделялись переводчики Гундисалъви и Жерар из Кремоны (ум. в 1187 г.). Гундисальви не знал арабского и переводил с кастильского языка, на который ему арабские тексты переводил ИбнДауд, прозванный Иоанном Испанцем.

Тем не менее переводы античных философов с арабского языка носили переходный характер. Еще раньше на Сицилии жил Генрих Аристипп (ум. в 1162 г.), который перевел непосредственно с греческого часть работ Аристотеля. С греческого языка наиболее ранние переводы «Метафизики» были сделаны еще в XII в. Однако полные переводы с оригинала были осуществлены лишь начиная с середины XIII в. Робертом Гроссетестом, Вильемом из Мёрбека и Варфоломеем из Мессины.

6. Восприятие Аристотеля. Найденные античные философские работы, как правило, имели, для средневековья неодинаковое значение. Некоторые, чуждые духу средних веков, например работы скептика Секста, прошли незамеченными, а работы эпикурейца Лукреция повлияли на средневековье также очень незначительно. С большим интересом были восприняты, в свою очередь, работы Аристотеля, из трудов которого со времен раннего средневековья были известны лишь фрагменты логических работ. Восприятие античной философии в XIII в. сводилось, если не исключительно, то главным образом, к восприятию Аристотеля. Его идеи были вдохновляющими для христианского учения. Он приобрел латинский мир для своей логики, а после нее и благодаря ей — для иных разделов философии (теории познания, психологии и философии природы) и, наконец, для всей системы теоретической и практической философии. Усвоение Аристотеля означало, что кроме преобладающего в схоластике августинскоплатонического течения произошло усиление эмпирического элемента в знании, изменение субъективной позиции на объективную, эмоциональной—на интеллектуальную.

В любом случае, Аристотель не сразу был переведен на Западе с языка оригинала, а вначале с арабских переводов с арабскими же комментариями, в которых он интерпретировался в неоплатоническом духе. При этом одновременно с работами Аристотеля были переведены и работы неоплатоников. Извлечения из «Эннеад» Плотина были известны под ложным названием «Теологии Аристотеля», выдержки из Прокла существовали в виде метафизического учебника позднего платонизма, который назывался «Книгой причин». Эта работа была переведена в XII в. Все перечисленные работы оказали значительное влияние на мыслителей XIII в. Одновременно с аристотелевским влиянием усилилось воздействие Платона и неоплатонизма. Но главная заслуга XIII в. состоит в том, что была завершена работа по очищению текстов Аристотеля от различных наслоений.

Попытки освоения Аристотеля и его приспособления кхристианскому учению имели место еще в XII в., в момент знакомства с его работами. Еще Гундисалъви, переводчик Аристотеля, присвоил себе его взгляды, прежде всего его гилеморфизм. Одновременно он ввел в это учение элементы неоплатонизма, трактовал интеллект, душу и тело как последовательные эманации Бога. Вне Испании первым использовал понятия Аристотеля Гийом из Оверни, который был более осторожен, чем Гундисальви.

Аристотелизм, даже освобожденный от примесей и наслоений неоплатонизма, содержал элементы, которые не соответствовали христианскому учению, такие как, например, положение о вечности мира. Когда предпринимались первые попытки введения аристотелизма в христианскую философию, церковь в 1210 и 1215 гг. запрещала учение в духе Аристотеля. Это касалось естественнонаучных работ Аристотеля, так называемой «Книги о природе» и, в частности, ее натуралистического изложения, сделанного Давидом Динанским. Запрет был возобновлен Григорием IX в 1231 г. по случаю реорганизации Парижского университета со следующим требованием: «Пока учение не будет исправлено». Григорий создал также комиссию, которая получила задание очистить работы Аристотеля. В Оксфорде же эти требования не носили обязательного характера. Их не придерживался Роджер Бэкон, который из Оксфорда приехал в Париж и там преподавал с 1241 г. Несмотря на требования церкви, Аристотель изучался в университете, и вскоре это обучение было официально признано. В 1252 г. английские власти обязали студентов читать работу Аристотеля «О душе», а в 1255 г. на факультете искусств было введено обязательное изучение Аристотеля. Все осталось без изменений и впоследствии, несмотря на то обстоятельство, что Урбан IV напомнил в 1263 г. о запрете Григория IX. Последующее изучение Аристотеля развеяло первоначальные опасения церковных властей: его учение, очищенное от неоплатонических примесей, удалось преподнести в теистическом духе в соответствии с принципами христианства. Отдельные несоответствия были устранены его христианскими сторонниками. Эту работу провели Альберт Великий и Фома Аквинский. Начиная с середины XIII в., Аристотель пользовался наибольшим авторитетом у философской схоластики. С этого времени, когда схоласт писал «философ», он подразумевал Аристотеля. В 1270 и 1277 гг. произошло осуждение аристотелизма, но уже только гетеродоксального. В 1366 г. изучение Аристотеля было официально предписано всем университетам.

7. Классический период. Христианская философия предыдущих столетий с трудом искала свой путь. Однако в XIII в., опираясь на результаты многовекового развития, используя античное знание, сильную новую организацию науки, она вступила в период зрелости. XIII в. стал веком классической средневековой философии, наподобие того, как IV в. до н. э. был классическим периодом античности. XIII в. был тем периодом, когда с наибольшей полнотой реализовались устремления схоластики. Но классический период продолжался недолго. С окончанием этого столетия схоластика вошла в новую фазу своего развития.

8. Позиции философии в XIII в. Мощная философия этого столетия не была целостной, особенно в его начале; различные ее представители имели разные позиции:

а) августинизм и томизм. На основании отношения к новой философии Аристотеля разделились и философские позиции XIII в. Для философии, которая была взращена на платоновскоавгустиновском идеализме, реализм и эмпиризм Аристотеля были революцией; схоластики разделились на консерваторов и сторонников дальнейшего философского развития — аристотеликов. Различие направлений было, в конечном счете, различием в уровне усвоения античности, поскольку ни один из философов полностью не избежал влияния античного августинизмаплатонизма и ни один не был чужд Аристотеля. Консервативные мыслители шли вслед за Августином в теологии, за Аристотелем — в философии. Их позиция была определена как «августинизм XIII века». В течение длительного времени они составляли наиболее многочисленное направление (собственно говоря, существовал целый ряд родственных групп), а позицию сторонников Августина усиливал запрет Церкви на изучение Аристотеля. Некоторые августинцы пользовались интерпретациями Аристотеля, принадлежащими Авиценне, и по этому поводу часто говорили об «авиценноподобном августа низме». Однако, несмотря на это, влияние Аристотеля усиливалось, и решающим моментом стало выступление Фомы Аквинского с новой системой христианской философии и теологии, которая целиком и полностью основывалась на его идеях. В это время — в начале второй половины столетия — выразительно проявилось принципиальное противоречие между августинизмом и томизмом, которое сохранилось до конца столетия. Оба противостоящих направления имели своих античных предшественников, каждое своего: одно — платонизм, а второе — аристотелизм, однако это были христианизированные платонизм и аристотелизм.

В конце столетия Дуне Скот создал новое направление, которое явилось компромиссом августинизма и томизма и получило название скотизма;

б) помимо этих главных философских направлений столетия, как побочные направления появились — под влиянием новых источников — попытки возрождения античного платонизма и аристотелизм а. Но это всетаки не было чистым платонизмом и аристотелизмом, поскольку взгляды Платона и Аристотеля трактовались не в первоначальном виде, а были поняты в духе Плотина. Эта неоплатоническая интерпретация имела двоякую причину: во первых, изначальную— в таком виде источники были восприняты от арабов, во вторых, от собственно философских доктрин Платона и Аристотеля они, сами по себе, не отличались, однако в этот теоцентрический период должны были быть поняты исключительно теоцентрически. Такое понимание было возможно либо в теистическом духе, похристиански, либо в пантеистическом, эманационном духе, неоплатонически. Все эти возможности были реализованы, и в XIII в. существовали, по меньшей мере, два аристотелизма и два платонизма.

Не приспособленный к христианству аристотелизм, в свою очередь, выступал опять же в двух видах: в одном более или менее последовательно использовался сам Аристотель, а во втором он давался в интерпретации Аверроэса. В этом втором виде он был назван латинским аверроизмом. Уже Фома Аквинский называл своих противников (монопсихистов) аверроистами, однако термин «латинские аверроисты» появился только в XIX в. у Ренана. Сегодня некоторые историки вольны это направление называть радикальным или гетеродоксальным аристотелизмом, поскольку нехристианизированный аристотелизм шел от Аристотеля, а не от Аверроэса. Здесь, в этой книге, он будет описан в начале главы, затем будут представлены ортодоксальные направления, которые занимали основное место в философии XIII в.

Аристотелизм, который впоследствии был приспособлен к христианской вере, изначально влиял на философию Запада в своем античном виде. Тем не менее это был не аутентичный аристотелизм, а тот его облик, который ему придали древние комментаторы и его новые сторонники. Одна разновидность гетеродоксального аристотелизма шла от Давида Динанского, а другая придерживалась «латинского аверроизма», и главным его представителем являлся Сигер Брабанте кий. Значение этих доктрин в XIII в. базировалась на том, что они, единственные в это время, стремились независимо Достигнуть истины, не обращаясь к Святому писанию.

Предшественники. Источником для обеих философских Доктрин служили труды Аристотеля, а также его комментаторов. Основоположником первой доктрины историки склонны видеть Александра из Афродизи, греческого аристотелика П в. нашей эры, который натуралистически проинтерпретировал философию Стагирита, а основоположником второй был действительно Аверроэс, арабский аристотелик XII в., который понимал Аристотеля как близкого к платонизму.

В соответствии с этой идеей историки философии называли представителей первой версии александристами, так же как представителей второй — аверроистами. Выводя взгляды Давида Динанского из взглядов Александра, историки основывались на информации Альберта Великого, в то время как непосредственный анализ найденных фрагментов работ Давида позволяет сделать вывод о том, что натуралистическая интерпретация аристотелизма была его собственной. Философские взгляды Александра пользовались известностью в средневековье (особенно его комментарии к работе Аристотеля «О душе», переведенные на латинский язык Жераром из Кремоны), однако явно выраженное его влияние можно отметить лишь в ХГУ в. у Буридана, александризм же — доктрина, основу которой составляют взгляды Александра из Афродизи,— появился только во времена Возрождения.

С арабскими аверроистами схоластики познакомились в начале XIII в., Михаил Скот был первым «латинским» аверроистом, перевел Аверроэса на латинский язык. Перевод вышел в 1217 г.

I. Гетеродоксальный аристотелизм. Давид из Динана был мыслителем, который в равной степени был известным и гонимым. Осуждение Церковью привело к тому, что его работы подлежали уничтожению, а деятельность была забыта. Давид был связан со двором Фридриха II, но, повидимому, преподавал также и в Парижском университете на отделении искусств. Он учился в греческой гимназии и знал греческий язык. Его основное произведение называлось «О частях». Оно имело вид заметок, цитат, рассуждений и пояснений к работам Аристотеля. О содержании этой работы помнили достаточно долго в связи с осуждением и в связи с полемикой Альберта Великого и Фомы Аквинского. Но в конце концов А. Биркенмайер обнаружил, а Курдзялэк издал (в 1965 г.) обширные фрагменты его произведения. Давид не был типичным представителем своего времени. Он по своим взглядам больше напоминал диалектиков предыдущего столетия, которые безгранично доверяли разуму, и только ему.

Взгляды Давида. 1. Материализм. Стоя на позициях аристотелевского гилеморфизма, или убеждения в том, что объекты (предметы) состоят из формы и материи, Давид спрашивал: что является истинным бытием — форма или материя? Этот вопрос не отвечал духу Аристотеля, для которого как форма, так и материя являлись элементами бытия. Давид же считал, что истинным бытием является то, что носит родовой характер, что обще вещам. Следовательно, это материя, поскольку только она является общим основанием действительности. Формы же, в силу своей разнородности, не связаны устойчивым образом с бытием. Поэтому они являются лишь явлениями. Они воспринимаются чувствами и существуют только для них. То же, что в вещах различается, происходит из формы и относится к явлениям. Если форму отбросить, остается истинное бытие, «первая материя», которая всегда и везде одна и та же. Из всего того, что мы, как правило, включаем в действительность, огромное большинство принадлежит к явлениям. Человек и осел, по примеру Давида, кажутся нам различными существами, но разум не подтверждает этого различия, поскольку как один, так и другой есть одна и та же материя, а то, что их отличает друг от друга,— это только явления.

Взгляды Давида были, как и его проблемы, проявлением аристотелизма. Положение о том, что сущностным в вещах является то, что является родовым, было взято из перипатетической доктрины. Для нее было характерно то обстоятельство, что форма является родовым элементом — понятийным, а не чувственным,— фактором единства, а не разнородности.

Материализм Давида, этот единственный средневековый материализм, был особого рода. Он как бы противоречил той общепринятой теории, которая имеет это название. Материализм утверждает, что истинным бытием является материя, но бытие понимается как совокупность вещей, которые доступны чувству. Между тем, Давид говорил о материи, которую нельзя ни увидеть, ни воспринять какимлибо органом чувств, ибо ее можно познать только разумом. Это была материя в античном ее понимании: она является не совокупностью вещей, а их общим основанием. Материализм Нового времени заметит впоследствии, что чув•ственные вещи реальны, средневековье же считало их только явлениями.

2. Материальный разум и материальный Бог. Аналогично трактовке физических тел, Давид Динанский понимал и духовные сущности. Приняв за основу, что реальным является лишь то, что является родовым, в физических телах реальностью он считал материю, здесь же — только разум. Материя лежит в основе существующего, разум — в основе души. Из этой аналогии материи и разума Давид сделал неожиданный вывод: разум является основанием форм, а поскольку и материя также является основой для них, следовательно разум и материя —это одно и то же.

Следствия этого положения повели его еще дальше. Александр из Афродизи отождествлял действующий разум с Богом, Давид воспринял это положение и сделал вывод о том, что Бог идентичен материи. В любом случае, материя имеет все особенности Бога: она неизменна, бесконечна, всеобща и из нее может быть выведено любое бытие. Такой пантеистический взгляд на Бога и материю не мог быть признан среди схоластов, но, однако, он заслужил признание в период Возрождения: «Давид из Динана не был сумасшедшим,— писал Джордано Бруно,— когда он материю считал совершенной и божественной».

II. Латинский аверроизм. Сигер Брабантский был руководителем аверроистского движения в Париже. Он был магистром факультета искусств, в течение нескольких лет привлек к себе своей доктриной множество учеников и стал во главе оппозиции в университете. В 1266 г. против него начались преследования, в 1270 и 1277 гг. его учение было запрещено. После первого запрета он не прервал преподавания и именно в этот период достиг вершины известности и славы. После второго запрета Сигер Брабантский вынужден был покинуть университет и должен был предстать перед судом великого инквизитора Франции. Но Сигер покинул Францию и переехал в Италию, где через несколько лет умер (между 1281 и 1284 гг.). Он был известной личностью в свое время, и современники, хотя и отвергали его учение, не могли обойти его молчанием. Данте хвалебными словами увековечил его в своей «Божественной комедии».

Из его произведений долгое время было известно только одно — «О разумной душе»,— которое было посвящено проблеме действующего разума. Впоследствии были найдены рукописи других работ. О его взглядах говорит сам акт церковного осуждения, рефераты Фомы Аквинского и письмо Эгидия из Лессины, в котором изложены основные воззрения Сигера.

Взгляды. Аверроисты почитали Аверроэса так же, как и Аристотеля, и, по их мнению, Аристотель был единственным, кто открыл истину,— только Аверроэс правильно его истолковал. Но Аверроэс и аверроисты развивали, главным образом, метафизические проблемы, которых сам Аристотель едва касался и которых он явно не решил. Аверроисты были также более самостоятельными, чем они сами это признавали. Они не были аристотеликами чистой воды, поскольку их аристотелизм был в неменьшей степени смешан с другими элементами, но не с теми, с которыми переплетался аристотелизм Фомы Аквинского.

Латинские аверроисты XIII в. принимали из исходного арабского аверроизма некоторые положения, что отличало их от всех остальных правоверных философов.

1. Единство человеческого разума было основным положением: «разум всех людей одинаков», как это было сформулировано в акте об отрешении. На самом же деле каждый человек обладает своей индивидуальной душой, но она выполняет только чувственнные функции, является результатом телесного развития, душа телесна и погибает вместе с телом. В то же время, однако, разумная душа нематериальна и в силу этого неуничтожима, она также едина и сверхиндивидуальна. Она не может быть индивидуальной, поскольку не обладает материей, которая является основанием для множественности и индивидуальности. Поэтому она существует вне тела и только временно с ним сосуществует, находясь в нем.

Это положение имело важное следствие: оно отрицало личное бессмертие. Человек умирает, а человечество бессмертно. Целью человека является достижение счастья здесь, на земле, в этой жизни. Это возможно только в обществе.

2. Сотворение мира Богом происходит не непосредственно, а через ряд опосредующих инстанций. Это был неоплатонический мотив, которым аверроисты дополнили достаточно скромную информацию Аристотеля о становлении мира. Это положение также имело важные следствия: Бог, не являясь непосредственной причиной мира, не может предвидеть и предопределить его путь; на этом основании аверроисты отрицали Божественное провидение. Они говорили, что материя является предпосылкой, которая чужда Богу, поскольку все отдельные вещи материальны, следовательно, Бог не может знать отдельного.

Весь этот постепенный процесс творения аверроисты понимали в неоплатоническом духе, как происходящий вне времени. Творение так же вечно, как и Бог. В таком случае, не было начала мира, не было человека. Вневременной процесс становления мира аверроисты понимали как необходимый процесс и, следовательно, не как акт Божественной воли. Это повлекло за собой такие следствия, которые для правоверных христианских мыслителей были неприемлемыми, поскольку имело место отрицание свободы Бога в процессе творения.

3. Всеобщий детерминизм. Физические явления причинно связаны друг с другом, в частности, астрономические явления, которые свидетельствуют о последовательности земных событий. Из всеобщего детерминизма аверроисты выводили психологический детерминизм, а из психологического детерминизма вновь получали такие следствия, с которыми христианская этика не могла согласиться: они отрицали ответственность перед Богом.

4. Теория двух истин. К этой теории не прибегал Аверроэс, но ее использовали латинские аверроисты. Они высказывали положения, которые явно не соответствовали учению Церкви, однако одновременно они стремились быть с ней в согласии. Аверроисты утверждали, что то, что является истинным для философии, может не быть истинным для веры. Схоластика не могла принять такое решение, поскольку оно подрывало тот принципиальный взгляд на соотношение веры и разума, на котором выросло все здание схоластики. Официально же не провозглашались двойственные истины, во всяком случае, до сих пор такие тексты не обнаружены. Отрешение 1277 г. формулирует обвинение гипотетически: как будто бы существуют две противоположные истины. Суть дела, по мнению Вл. Сенко, лежит в понимании философии, которое имело место среди радикальных аристотеликов.

А) Появилась идея об исторической трактовке истины: философия — это изложение того, что утверждали великие мыслители древности. Сигер Брабантский писал: «Нашим главным намерением является не исследовать, какой есть истина о душе, но каким было мнение по этому поводу у философов». На что ему ответил Фома: «Мы не для того изучаем философию, чтобы знать, что выдумывали люди, а затем, чтобы знать, какой является истина в действительности».

Б) Появилась также концепция философии как науки, которая не зависит от мировоззрения. Каждая наука имеет свои принципы, и выводы каждой зависят только от этих принципов, поскольку они не могут быть изменены даже при помощи веры. Научные утверждения имеют смысл только относительно ее оснований. Бог, если он желает, может сделать иначе, но это выходит за пределы компетенции философа. Боэций из Дакии (в тексте, который недавно обнаружил один из венгерских историков) писал: «Что бы философ как философ ни утверждал или ни отрицал, он делает это, опираясь исключительно на причины и естественные принципы. А истины, которые нельзя вывести из их собственных принципов и которые в результате не противоречат этим принципам и не нарушают его учения, отрицать не нужно».

Оппозиция. Уже в 1210 г. декретом архиепископов, собравшихся в Париже, были приговорены к сожжению произведения Давида Динанского и было запрещено чтение некоторых работ Аристотеля и Авиценны, как не согласующихся с верой. Запреты были возобновлены в 1215 и 1231 гг. Более поздние осуждения были вызваны созданием в Париже аверроистской школы под руководством Сигера. Парижский епископ Стефан Темпье осудил в 1270 г. основные положения аверроизма. В последующие годы в университете был предпринят ряд действий, которые были направлены против аверроизма. В 1277 г. появился новый декрет, отрицающий двести девятнадцать положений, среди которых, наконец, кроме аверроистских, были и неоплатоновские положения, а также некоторые тезисы Фомы Аквинского, Роджера Бэкона и других мыслителей.

Одним из первых авторов, который знал работы Аверроэса, был Гийом из Оверни. Способ, которым он их цитировал, не свидетельствовал о том, что он отдает себе отчет в сущности аверроизма и в его несоответствии с христианским учением. Р. Бэкон в своих парижских лекциях 1241— 1247 гг. также не дошел до главной сути аверроизма — монопсихизма. Этого не сделал и Альберт в своей «Сумме творения», которая была написана в 1240 г. В 1256 г. Альберт был вызван к папе Александру IV для объяснения «единства разума». Только с этого момента начались выступления против аверроистов Бонавентуры, Альберта, Фомы, а затем и Раймонда Луллия. Больше всего боролись с Аверроэсом правоверные сторонники Аристотеля: для них это было особенно важно, ибо они стремились спасти философию Аристотеля, которую аверроисты интерпретировали и, тем самым, своей интерпретацией компрометировали в глазах христиан. Борьбу вели, прежде всего, Альберт Великий и Фома Аквинский: первый написал работу «Единый интеллект против Аверроэса», второй — «Единый интеллект против аверроистов». Ответом на эти произведения была работа «О разумной душе» Сигера.

Развитие аристотелизма и аверроизма. После Давида Динанского не осталось следов существования материалистической концепции, инспирированной Александром из Афродизи. Возможно, что в XIII в. она была индивидуальной особенностью Давида. В то же время, однако, латинский аверроизм, появившийся в середине XIII в., создал школу, которая существовала, несмотря на запреты. Из современников Сигера среди аверроистов выделялся Боэций из Дакии. В его . недавно открытом выдающемся произведении «Вечность мира» сформулированы основные принципы всего рассматриваемого философского направления. В истории этого направления вторым этапом была деятельность Эгидия из Орлеана (в конце XIII в.), который в духе аверроизма преподавал этику. Третий этап представляли Фома Уилтон и Жан Жанден, которые стремились к радикальному отделению философии от теологии. Это они придали своим произведениям задиристый по отношению к Церкви тон. Наконец, четвертый этап представлял Марсилий из Падуи (ум. в 1342 г.), приятель Жана Жандена. Он перенес в своем «Защитнике мира» аверроизм на политическую почву, представив его лозунги как лозунги свободы и общественного развития.

Кроме Парижа, школа аверроистов имела свои центры в Италии — в Падуе и Болонье. Эти центры выдержали все критические нападки, пережили средневековье и дождались Возрождения. И только тогда они смогли достаточно мощно выступить. В то время, в XIV в., также на основании взглядов Александра из Афродизи, в Италии появилась новая философская школа. Событие казалось из ряда вон выходящим: в период репрессий против обоих направлений Аверроэс и Александр выступили как союзники. И это произошло в то время, когда их взгляды могли уже свободно распространяться, однако выявившиеся противоречия привели к довольно продолжительному спору аверроистов и александристов.

Правоверная система, которая первой стала преобладающей в XIII в., после знакомства с работами Аристотеля, была консервативной, настроенной, в целом, отрицательно по отношению к новым источникам. Верная традиции, она опиралась, главным образом, на Августина и вместе с тем занимала также проплатоновскую позицию. Этот «августинизм XIII века» содержал в себе такие взгляды, которые отличали его от классического августинизма, являвшегося ведущим в раннем средневековье. В соответствии с августиновской традицией, он охватывал как мистику, так и схоластику. Его развивали, главным образом, ученыефранцисканцы, представители так называемой старой францисканской школы, наиболее выдающимся представителем которой был св. Бонавентура.

Предшественники августинизма. Главным источником и главным авторитетом школы был св. Августин. Наиболее важным звеном между ним и школой в период схоластики был св. Ансельм, в период мистики это звено представляли викторианцы. Всетаки «августинизм XIII века» не был прямым отражением доктрины св. Августина, он являлся как бы компромиссной позицией, которая связывала эти доктрины с некоторыми вновь открытыми взглядами представителей античности. Эти новые взгляды касались, главным образом, психологического и эпистемологического знания, хотя среди них присутствовали и отдельные стоические и платоновские идеи.

Развитие августинизма. Августинизм в новом виде, типичном для XIII в., был: 1) изложен в начале столетия Гийомом из Оверни и еще несколькими современными ему схоластами; 2) привнесен в орден францисканцев и в Парижский университет Александром из Гэльса и им же был развит в сфере теологии и психологии; 3) дополнен в области философии природы францисканцами из Оксфорда, главным образом, Робертом Гроссетестом; 4) наиболее полно выражен Бонавентурой; 5) развит последователями в сфере теории познания; они же защищали его от аристотелевскотомистской системы, которой, в конечном счете, всетаки подчинились.

Ранние сторонники августинизма в XIII в. принадлежали как к светским священникам (например, Гийом из Оверни), так и к доминиканскому ордену (например, Роланд из Кремоны) и францисканцам. С течением времени, однако, среди доминиканцев стал преобладать томизм, а францисканцы сохранили верность августиновской традиции. В начале августинизма, до того момента, как появилась его зрелая концепция, созданная Бонавентурой, наибольшую роль сыграли два мыслителя:

1. Гийом из Оверни, парижский епископ (ум. в 1249 г.), который был знаком со многими работами Аристотеля, но не проникся его взглядами. Его острая критика была направлена не столько против Аристотеля, сколько против теории арабских аристотеликов, которые утверждали, что материя вечна, творение не было актом Божественной воли, а являлось необходимым процессом, материальные вещи и низшие души не были сотворены Богом непосредственно, Предопределение не властно над отдельными, единичными событиями. В целом, Гийом был верен схоластической традиции. В вопросах, касающихся проблем познания, он поддерживал взгляды, которые соответствовали воззрениям Августина: принципы познания имеют место благодаря Божественному просвещению, душа познает сама себя непосредственно, понятия создаются не абстрактным путем, а при помощи особой власти разума. Однако в понимании чувственного познания он использовал идеи Аристотеля.

2. Александр из Гэльса (род. ок. 1170 — ум. в 1245 г.), парижский профессор, в 1231 г. вступил в орден францисканцев. Он был первым выдающимся ученымфранцисканцем, и его философские взгляды утвердились в ордене. Его большая «Сумма универсальной теологии», написанная приблизительно в четвертом десятилетии XIII в. (она была завершена позднее другими учеными), явилась последним звеном в создании зрелой формы схоластического изложения проблем. Александр, повидимому, был первым ученым латинского средневековья, который использовал все труды Аристотеля. Признавая множество новых идей, Александр из Гэльса не хотел отказываться и от старых. В теологии он доказывал существование Бога, используя методы как Августина, так и Аристотеля. В теории познания Александр утверждал, вслед за Августином, что познание исходных принципов требует Божественного посредничества, в то же время, однако, подобно Аристотелю, он был уверен, что познание телесного мира достигается путем опыта и абстракции. В психологии он воспринял от Аристотеля понятие активного разума, но интерпретировал его в стиле Августина, как свет наделенного Богом разума. Различение формы и материи он применял даже шире, чем это намеревался сделать Аристотель, поскольку относил это соотношение к бестелесным объектам и вводил в силу этого понятие духовной материи, которое стало традиционным в школе. Эти два мыслителя стали основными непосредственными предшественниками Бонавентуры.

Бонавентура. Жизнь и произведения. Св. Джованни Фиданца (1221—1274 гг.) получил прозвище Бонавентура от Франциска Ассизского и под этим именем известен повсеместно. По происхождению он итальянец из Тосканы. В 1238 г. вступил в орден францисканцев. Учился в Париже в 1243—1245 гг. у Александра из Гэльса и стал самым знаменитым его учеником и последователем, который превзошел своего учителя. С 1248 г. Бонавентура преподавал в Париже. В том же году был оторван от научной работы, поскольку возглавил францисканский орден, а с 1273 г. стал епископом и кардиналом. Бонавентура дружил с аристотеликом Фомой Аквинским и очень хорошо знал работы Аристотеля, но считал его позицию не соответствующей христианскому учению. Поэтому он в принципиальных моментах оставался верен платоновскоавгустинской философии. Бонавентура не стремился разрабатывать новые идеи, стараясь сохранить старые. Он был традиционалистом, представлявшим в XIII в. старую схоластическую традицию. Бонавентура был чрезвычайно разносторонним мыслителем: схоластиком и мистиком, теологом и философом. В любом случае — как и все сторонники августинизма — он делал акцент на теологии, и его философские взгляды необходимо выделять из его теологических трактатов.

Основная его схоластическая работа — «Комментарии к четырем книгам «Сентенций» Петра Ломбардского» (1248 г.). Главные мистические произведения — «Путеводитель души к Богу», «Бревилоквиум», «Солилоквиум».

Взгляды Бонавентуры. 1. Его теория познания была соединением августинизма с аристотелизмом, а также теории абстракции с теорией иллюминации, рационализма с мистицизмом.

Подобно Аристотелю, он понимал познание эмпирически. Познание начинается с ощущения. Его развитие основывается на абстрактном понимании того, что скрыто в ощущениях. Исходя из чувственных образов разум приходит к понятиям путем абстракций и в дальнейшем, «абстрагируясь и очищаясь», находит наиболее общие истины.

Теория абстракций побуждала Бонавентуру объяснять становление и развитие познания. Но откуда познание черпает истинность? Это требовало, по его убеждению, уже другого объяснения. Поэтому, начав свою теорию познания с Аристотеля, он завершил ее Августином. Он апеллировал к врожденным способностям человека, полагая, что если разум безошибочно отличает истину от фальши, то это происходит только потому, что он обладает врожденной «естественной способностью суждения». Эта способность дает знание «неизменных и вечных правил истины». Зная общие и вечные истины, разум на их основе выносит суждения о частных истинах. Иногда мы познаем не так, как утверждают эмпирики, а прямо противоположным способом: частные истины познаем при помощи «вечных принципов».

Это обращение к врожденным способностям повлекло Бонавентуру дальше, к признанию сверхъестественных факторов в познании. Мы знаем только вечные истины, а вечные истины существуют в Боге, и их можно обнаружить только в Нем. Бога не может видеть только тот, кого не просветил Он сам. То обстоятельство, что любые истины мы познаем при помощи вечных истин, означает, что все, что мы познаем, мы познаем только с помощью Бога. Вещи мы познаем не непосредственно, а через их вечные идеальные образцы, которые существуют в Божественном разуме («экземпляризм»). Все вещи, даже естественные, мы познаем благодаря сверхъестественному свету. С генетическим эмпиризмом Бонавентура соединил в данном случае «иллюминизм», принимающий внеэмпирические и даже сверхъестественные источники познания. На самом же деле эмпиризм был одним направлением теории познания Бонавентуры, а сверхъестественность — другим направлением.

Уже тогда в познании природных объектов Бонавентура усматривал наличие сверхъестественного фактора, и тем более он присутствовал в познании Бога. Полное познание Бога могло быть для него лишь мистическим, проявляющимся через особую милость. Бонавентура посвятил мистике значительную часть своих произведений. Он был великим мистиком XIII в. В духе Августина и подобно тому, как в предыдущем столетии это делали викторианцы, он стремился к синтезу схоластики и мистики, считая мистическое познание вершиной рационального познания. Бонавентура пытался, подобно викторианцам, открыть пути, по которым должен пройти разум, чтобы достигнуть наивысшего, мистического познания. Познание Бога через Его творение он полагал самым низким уровнем. Более высоким является познание Бога через Его образ, который мы имеем в своей душе; еще более высоким уровнем познания является Его непосредственное познание, которое мы можем достичь лишь в мистическом состоянии.

Постепенное восхождение познания к Богу он понимал как шесть уровней видения. Самым низким уровнем представляется: 1) точка зрения естественного разума; затем наступает 2) видение разума, которое подкреплено верой; 3) полученное с помощью Библии; 4) вдохновленное созерцанием; 5) объясненное пророчеством и 6) погруженное в экстаз. Наивысшие ступени этой иерархии подводят уже непосредственно к мистическому познанию, ибо, опираясь на них, душа вступает на путь соединения с Богом. Для души это наивысший из трех путей, которые различала средневековая мистика и которые Бонавентура представил в специальной работе «Троякий путь». Вначале происходит освобождение души от зла, затем имеет место ее внутреннее просвещение и, наконец, соединение с Богом.

Синтезирование взглядов Августина и Аристотеля, к чему стремился Бонавентура, привело к соединению весьма различных философских позиций, таких как априоризм и эмпиризм, мистицизм и рационализм. Фактически же то, что он хотел объединить, было еще более далеким и несовместимым. Аристотелевская теория познания выросла на уверенности в том, что истинное бытие не отличается от природной реальности, в которой мы живем. Августиновская же позиция зиждилась на том основании, что реальность есть только образ истинного бытия. Синтез, который пытался провести Бонавентура, имел в виду сведение в единое целое двух совершенно различных мировоззрений: натуралистического взгляда античности и символического взгляда средневековья.

2. Учение о Боге и мире. Из теории познания Бонавентуры следовало, что Бога мы знаем непосредственно — а не опосредованно — через сотворенные Им вещи. К пониманию Бога мы не можем прийти путем обычного рассуждения, а обнаруживаем Его в собственном разуме, поскольку Бог является «самым присутствующим» в нашем сознании. Поэтому Его существование не требует доказательств. Если же для апологетических взглядов оно должно быть приведено, то может основываться на самом понятии Бога в соответствии с примерами Августина и Ансельма.

Мы не познаем Бога через мир, а наоборот, мир мы познаем через Бога. Нам не удается понять акта творения до тех пор, пока мы не поймем Творца, ибо необходимо познать первичное бытие для того, чтобы понять отдельное.

Теология Бонавентуры, признающая непосредственное и позитивное познание Бога, была решительным противопоставлением «негативной теологии». Это была самая позитивная теология из всех, которые когдалибо были провозглашены.

Бонавентура трактовал Бога в соответствии со взглядами Августина и той традицией, которая сложилась к тому времени. Одновременно, однако, в понимание мира он ввел ряд идей, которые были навязаны XIII в. изучением античности. Прежде всего, он придерживался гилеморфизма: кроме генетического эмпиризма в теории познания это был основной мотив в его философии, идущий от перипатетиков. Как бы то ни было, Бонавентура в чистом виде не воспринял взглядов Аристотеля. Достаточно сказать, что он признавал множество форм в одной вещи, а материю усматривал не только в телах, но и в душах (очевидно, в аристотелевском смысле, ибо у Аристотеля материя была принципиально отлична от тела). Бонавентура не считал теологию, как большинство схоластов (в частности, Фома Аквинский), спекулятивным знанием, причисляя ее к практическому знанию. К атрибутам Бога он относил порядок и закон, а проявление порядка и закона видел в человеке и его моральном облике. Сущность морального порядка он усматривал в подчинении деятельности разума. Моральные проблемы относил, скорее, к области искусства, чем к области знания.

Трактовка Бонавентурой теологии как практического знания повлияла на наиболее известных философов последующих поколений: Дунса Скота, Уильяма Оккама и всех мыслителей позднего средневековья, не чуравшихся теоретических спекуляций,— вплоть до гуманистов Возрождения, которые с философамифранцисканцами находили больше общего, чем с доминиканцами.

3. Метафизика света и зародышевые доказательства. Бонавентура включил в свою философию те две античные доктрины, которые наиболее соответствовали августиновскому взгляду на мир.

А) Метафизика света имела неоплатоническое происхождение, была признана еще до Августина, а в XIII в. воскрешена Робертом Гроссетестом. Она служила обоснованием природы материи. В соответствии с ней свет, будучи наиболее тонкой и наиболее близкой к бестелесному виду материей, представлял ее первичное состояние, а его лучистость являла собой образ сотворения любой материи.

Бонавентура модифицировал эту теорию, утверждая, что свет не является материей, но он есть та сила, которая действует в материи, или, говоря входившим в то время в употребление языком Аристотеля,— форма. Бонавентура придерживался того мнения, что свет есть в каждом теле, он является формой тел, всеобщей формой, и только после этого тела обладают присущей им формой, которая свидетельствует об отдельных особенностях каждого вида.

Метафизика света позволила наполнить содержанием абстрактные понятия августиновской и аристотелевской метафизики. По аналогии со светом объяснялось воздействие активного разума. Даже действие Бога, когда он награждает своей милостью, и познание душ пытались трактовать как ниспослание милости посредством света.

Б) Теория зародышевых доказательств служила для объяснения развития тел. Его закономерности были бы непонятны, если бы развитие не имело причины в самих телах. В каждом теле с самого начала содержится «зародыш», который вызывает его развитие и целенаправленно им руководит. Эту стоическую теорию Бонавентура соединил с аристотелевской, отождествив «зародыши» с «формами» вещи, подобно тому как он это делал в теории света. Более того, он придал «зародышам» сверхъестественное значение, заимствуя его вновь у Августина, который, в свою очередь, воспринял эту теорию у неоплатоников. Бонавентура утверждал, что «зародыши» вещи — это Божественные идеи, которые заложены Богом в тела. Даже в теории тел Бонавентура нашел способ для введения в нее теоцентрических идей и тенденций августинизма.

Сущность августинизма в XIII в. Основа его была та же, что и у философии самого св. Августина: бесконечное преобладание Бога над творением и души над телом. Этот перевес был не только метафизическим, но и эпистемологическим, поскольку Бога и душу мы знаем несравненно лучше, чем материальный мир.

Этот взгляд на мир в связи с новыми идеями XIII в. породил целый ряд философских доктрин, которые устанавливали особенные черты того вида августинизма, который сложился в XIII в., а именно: соединение в теории познания иллюминизма с генетическим аристотелевским эмпиризмом; непосредственное интуитивное познание Бога и собственной души; априорный способ доказательства существования Бога; всеобщий гилеморфизм и признание существования духовной материи; свет как всеобщая форма тел; множественность форм в субстанциях; «зародышевые» доказательства и т. д. Не столько общая позиция, сколько эти отдельные доктрины были предметом дискуссий в школе и оппозиции со стороны второго крупного философского направления, лагеря томистов.

Школа. Августиновская философия развивалась, главным образом, среди членов францисканского ордена. В то время, когда в Париже преобладал аристотелизм, Оксфорд стал твердыней августинизма. Можно выделить приблизительно четыре поколения августинистов в XIII в.: предшественники Бонавентуры (о которых речь шла ранее), его современники и два поколения учеников.

1.Одновременно с Бонавентурой августинизм развивали: а) во Франции — Иоанн из ЛаРошели (де Рупелла, род. ок. 1200 г.— ум. в 1245 г.), ученик Александра из Гэльса, а впоследствии его коллега, профессор Парижского университета, который занимался, главным образом, психологией (в «Сумме о душе»); б) в Англии — Адам из Марша, который своей деятельностью положил начало во второй половине столетия плеяде известных профессоровфранцисканцев Оксфорда.

2. Ученики Бонавентуры: Джон Пеккам (род. ок. 1240 г.— ум. в 1292 г.) — англичанин, кентерберийский архиепископ, Матфей из Акваспарты (род. между 1235 и 1240 г. — ум. в 1302 г.) — итальянец, генерал ордена, кардинал, и Типом из ЛаМара (ум. в 1298 г.) — англичанин, который учился в Оксфорде. Эти схоласты отличались не только необыкновенно тонким эпистемологическим анализом, но и объединили августиновскую метафизику с иллюминизмом и экземпляризмом. Особенно типичным с этой точки зрения был Матфей из Акваспарты.

3. К следующему, четвертому, поколению августинскофранцисканской школы принадлежали Уильям из Уора, Роджер Марстон, Ричард из Мидлтауна, Петр Оливи — талантливые и самобытные мыслители, активно работавшие в последние десятилетия XIII в. и подготовившие тот поворот, который произошел в схоластической философии в следующем столетии.

4. В XIII в. среди оксфордских францисканцев выделилась группа, которая, сохраняя дух учения августинизма, специально занималась эмпирическими и математическими науками. В этой группе выделялся Роджер Бэкон.

5. В конце XIV в. доктрины школы были модифицированы Дунсом Скотом, и в этой измененной форме — под названием «скотизма» — августинизм имел много сторонников вплоть до конца средних веков.

Один из наиболее прославленных и известных людей XIII в. Данте по своим взглядам был весьма близок к августинизму; как и августинцы, он соединял схоластику и мистику. Однако он также допускал различные элементы неоплатонизма, а своим интеллектуализмом был близок Фоме Аквинскому.

Среди сторонников августиновской философии заслуживает внимания течение, которое посвятило себя специальным научным исследованиям. Метафизику его приверженцы понимали в духе Августина, науку — в духе эмпиризма. Главный центр этого философского течения находился в Оксфорде, основным его представителем был Роджер Бэкон.

Предшественники. Школа оксфордских эмпиристов явилась как бы дальнейшим продолжением школы в Шартре. Когда школа в Шартре в конце XII в. стала клониться к упадку, английская оксфордская школа подхватила ее научные традиции. Но она была более обогащенной, чем школа в Шартре, всем тем, чем в области естественных и математических наук арабы на пороге XIII в. удостоили Запад. Непосредственными предшественниками Бэкона были:

А) В Оксфорде заслуживал внимания в области эмпирических исследований еще до Бэкона Альфред из Сарешаля, которого также называли: Альфредом Англичанином, автор работы «О движении сердца». Но, прежде всего, конечно, это был Роберт Гроссвтест, или Большеголовый (1175— 1253 гг.) — францисканец, с 1235 т. епископ Линкольна, организатор францисканского колледжа в Оксфорде — который сыграл значительную роль в истории средневековой науки. Он оставил после себя идею о математической трактовке естествознания, к которой пришел в связи с рассуждениями о природе света. Еще до Бонавентуры, под влиянием арабских оптических трактатов, он возродил старый неоплатонический взгляд, согласно которому свет является первичным видом материи, и, следовательно, законы рассеивания света являются одновременно законами творящегося материального мира. Без знания прямых углов и геометрических фигур нельзя знать природы, особенно без прямой линии, шара и пирамиды, поскольку они являются основополагающими формами.

Б) Вне Оксфорда спорадически проводились эмпирические исследования, таким же образом оказывалась поддержка программ эмпиризма. Как своего предшественника Бэкон особенно ценил Пьера из Марикура, которого он называл «учителем эксперимента» и трактат которого о магнетизме очень высоко ценился еще в XVII в.

Роджер Бэкон (род. ок. 1214г. — ум. ок. 1294 г.) — англичанин, учился в Оксфорде и Париже. Главным его учителем был Роберт Гроссетест. Вначале Бэкон преподавал в Париже. Приблизительно в середине столетия вступил в Оксфорде в орден францисканцев. С 1257 г., прервав педагогическую деятельность, полностью огдштся научным исследованиям. Бэкон работал в очень трудных условиях, постоянно преодолевал трудности, чинимые ему церковными властями. Эти условия кардинально изменились, когда папой стал его горячий поклонник Климент IV. Он приказал Бэкону выполнять те проектные работы, которые ранее запрещались властями ордена. В течение 1267 г. Бэкон очень быстро написал свои основные произведения. В более поздние годы он также писал достаточно много. Его работы не только самой постановкой проблем, но и самоуверенным и полемическим тоном раздражали ученыхконсерваторов и церковные власти. Когда не стало папыопекуна, работы были осуждены, а он сам наказан тюремным заключением сроком на 14 лет. Со многих точек зрения Бэкон обладал несредневековыми взглядами: индивидуалист, не признаощий авторитетов, критически настроенный относительно всех и вся. Его сформировало увлечение эмпирическими исследованиями, а также острое филологическое чутье. Он был не только выдающимся естествоиспытателем, но и знаменитым в свое время знатоком языков.

Произведения. Основным произведением Бэкона было «Большое сочинение» в семи книгах, в котором описывались теория заблуждений человеческого разума, взгляды на соотношение науки и теологии, лингвистика, математика, учение о перспективе, «экспериментальная наука» и моральная философия. «Малое сочинение» является кратким изложением предыдущего, а «Третье сочинение» стало парафразой двух предыдущих. Все три работы датируются 1267 г. Бэкон и в других работах развивал те же идеи; а «Зеркало астрономии» имело астрологическое содержание. «Третье сочинение» содержало также и автобиографические черты.

Взгляды Роджера Бэкона. В то время, когда в Париже и в большинстве научных центров XIII в. внимание ученых было сосредоточено на теологических и философских проблемах, в Оксфорде занимались, в основном, естественнонаучными проблемами и в меньшей степени общими проблемами философии, удовлетворяясь либо старой традиционной августиновской философией, либо неоплатоническими взглядами, которые вместе с научными фактами восприняли у арабских авторитетов. Роджер Бэкон, который стремился создать новую науку, соединил ее со старой философией.

1. Естественнонаучный опыт. С лозунгом опыта Бэкон выступил против привычного для схоластики спекулятивного рассмотрения проблем. Он писал: «Существует два способа познания, а именно: с помощью аргументации и с помощью опыта. Аргументация приводит к выводам, вынуждает к их получению, но не дает уверенности, не избегает случайности. Разум успокаивается только рассматривая истину, а к рассмотрению истины он может прийти только опытным путем. Без опыта нельзя ничего знать удовлетворительным образом». Ни одна трактовка, ни один аргумент, ни одна теория не убедят в том, что огонь горячий, — это необходимо знать из опыта. Только опытное знание имеет убедительный характер, дает нам уверенность.

Бэкон пользовался не только обыденным опытом, но и экспериментом, или искусством вызывать явления для их опытного исследования. Вместе с тем, он понимал значение математического исследования явлений. Синтез экспериментального метода с математическим был со времен Гроссетеста характерным для оксфордской школы. «Нельзя знать,— писал Бэкон,— объекты этого мира, если не знать их математически». Для подтверждения он обращался к астрономии: астрономические явления обладают математической закономерностью, земные же явления зависят от астрономических. К математике он относил музыку, что не было новшеством. Напротив, это соответствовало как античной, так и средневековой традиции. Но из этой связи он сделал особый вывод о том, что музыка обязана своей красотой математике. «Математические выводы должны соизмеряться с красотой, поскольку она привлекает разум к вечным истинам». В то же время, однако, о методе обобщения опытных фактов, о методе индукции (на который обратил внимание четыре века спустя его однофамилец Фрэнсис Бэкон) он имел весьма смутное представление. В целом, однако, удивительно и вполне необычно для средневекового мыслителя он понимал науку как постоянный и бесконечный процесс. «Истину мы будем искать до конца мира, ибо в человеческих замыслах нет ничего совершенного».

Он не только разрабатывал теорию экспериментального знания, но и сам экспериментировал. Бэкон сам создавал приспособления для проведения эксперимента. Он не только исследовал, но и старался практически применить результаты своих исследований и на их основе сделать изобретения. Он был убежден, как и Декарт впоследствии, что «экспериментальное знание» продлит человеческую жизнь, потому что научит открывать прошлое и будущее. Он высказывал идеи относительно календаря, которые были реализованы только в 1582 г. Его географические рассуждения, повторенные без ссылок на него Петром д'Аиллой, оказали определенное влияние на открытие Америки.

Среди разнообразных замыслов и предсказаний Р. Бэкона, часто наивных и фантастических, некоторые были действительно впечатляющими. Он писал о стеклах, которые собирают солнечные лучи и могут стать преградой врагу. Бэкон писал о смеси, содержащей селитру, которая, будучи подожженной в железном тигле, взрывается с большой силой. «Можно построить корабли, которые смогут двигаться без помощи людей, они будут плавать по морям и рекам под управлением одного человека и будут двигаться быстрей, чем если бы они были полны двигающих их людей. Можно также построить повозки, которые не будет тянуть ни одно животное и которые будут двигаться с необыкновенной скоростью».

2. Мистический опыт. Всетаки Бэкон был эмпиристом не в современном значении этого слова. Он провозглашал лозунг опыта, но опыт часто понимал шире, чем это обычно делалось. Он утверждал, что опыту можно подвергнуть не только чувственное, но и сверхчувственное, не только естественное, но и сверхъестественное знание. О Боге, так же как и о природе, истинное знание мы получаем не с помощью рассуждений, а с помощью опыта. Правда, это уже опыт иного рода. «Опыт двояк. Один вид опыта постигается внешними чувствами — так мы получаем опыт с помощью специально выполненных приспособлений, чтобы воспринять то, что есть на небе; а непосредственно зрением мы воспринимаем то, что есть на Земле,— это человеческий и философский опыт. Но этого человеку недостаточно, поскольку разуму необходим еще и иной способ, и для этого нужны святые патриархи и пророки, которые первыми миру дали учение и, обнаружив внутреннее просвещение, не придерживались только чувств». Опытным для Бэкона было любое неабстрактное, недискурсивное, непосредственное познание. Видение Бога он также считал опытом, таким же, как и наблюдение природы. Мы также воспринимаем истины Откровения, но не с помощью чувств, а ощущаем их в себе, в самой душе, в которой кроме внешнего восприятия существует также и внутреннее. Но это другое восприятие, мистического характера, выходящее за пределы способностей разума, требует сверхъестественного, Божественного просвещения.

Бэкон, будучи эмпириком, солидаризировался с августиновской теорией познания, но пошел дальше, чем другие августинцы, в иллюминизме и мистицизме. Он признавал троякую просвещенность: первую, естественную, данную всем людям, которая необходима для того, чтобы получить какоелибо знание; вторую — внутреннюю, сверхъестественную. Но помимо этого он признавал еще и третью — праоткровение, которое охватывает все истины. Когдато ею были наделены иудейские «патриархи» и «пророки». Эта третья просвещенность была утрачена и только , частично восстановлена греческими философами. Основываясь на этом, Бэкон предложил фантастическую историю философии, в которой греки были наследниками иудеев, и он исходя из этого представлял себе свою миссию в том, чтобы обнаружить систему Откровения. В связи с этим он определил философию как «объяснение Божественной мудрости с помощью идей и действий». Он объяснял ее развитие тем, что Бог, разгневанный на человечество, скупо выделяет ему истины, которые смешаны с заблуждениями, опыт же Бэкон считал методом поиска Откровения.

В конечном счете, взгляд Бэкона был таким, что все истины известны только благодаря Откровению: как философские истины, так и таинства религии. Граница между естественными и сверхъестественными истинами стерта, так как все они происходят из Откровения. Разум сам по себе не способен к познанию истины: независимую философию, которую разрабатывали варвары, Бэкон отрицал. Его философия, по сути дела, была скептической по отношению к чистому знанию. Он использовал опытные методы, но отмечал, что опыт возможен только благодаря Откровению.

Значение Роджера Бэкона. Этот последовательный исследователь эмпирических фактов был косным представителем старой августиновской и мистической школы. Он не пошел с новым течением, которое в философии стремилось отделить знание от веры; он отказывался от философии в пользу веры. Работая в тяжелых условиях и обладая достаточно нетерпеливым характером, он не принял непосредственного участия в развитии науки, ибо он — может быть, даже больше, . чем его современники,— привязывал фантазию к фактам. Однако его программа всетаки смогла существенно повлиять на ее развитие.

Бэкон был явным дуалистом в методе: естествознание было для него исключительно областью опыта, а философия — областью веры. В Новое время дуализм такого рода нашел бы много сторонников, но в XIII в. он был исключением, и даже двойным: как в трактовке естествознания, так и философии. Несмотря на это, Бэкон не оказал большого влияния на современников, но зато ученые Нового времени оценили его программу эмпирической науки, и хотя они не были знакомы в подробностях с его иллюминистической философией, видели в нем провозвестника новых времен.

Родственные мыслители. Вторая группа последователей эмпириков поддерживала не августинизм, а возрожденный в то время неоплатонизм. В середине XIII в. выдающимся представителем этой позиции был Витело, первый философ, который был связан с Польшей. Он был неоплатоникомметафизиком и ученыместественником в одном лице. В конце столетия появилась группа естественниковнеоплатоников на западе Германии. Основными ее представителями были Ульрих из Страсбурга (ум. в 1277 г.) и Дитрих из Фрейберга (род. ок. 1250 г. — ум. ок. 1310 г.), автор ценного трактата о радуге. Оба они были представителями доминиканского ордена. Интерес к естественнонаучным исследованиям среди немецких доминиканцев пробудил Альберт Великий, который также познакомил их с неоплатоническими доктринами. Поэтому эта группа мыслителей получила название «школы альбертистов».

Появление христианского аристотелизма в XIII в. стало переворотом в христианской философии, ибо на протяжении более тысячи лет эта философия строилась на основе платоновского идеализма, а теперь ее фундаментом становится перипатетический эмпиризм. Христианский аристотелизм не мог быть копией греческого аристотелизма, но должен был стать новой философской системой, аналогичной ему. Эта система явилась результатом деятельности Фомы Аквинского, и с момента создания она получила название томизм. Раньше всех она была воспринята доминиканским орденом, и ее сторонники в XIII в. представляли «д оминиканскую школу» («младшую» — в противоположность «старшей», которая еще была верна августинизму).

Предшественники. Примером для Фомы был Аристотель. У него он воспринял:

1) понимание познания как рецептивного процесса; на этом основании Фома построил свою эмпирическую теорию познания;

2) понятие доказательства, на котором он основывал разграничение знания и веры;

3) понятие причинной связи событий, на котором основывался его взгляд на соотношение Бога и сотворенного им мира;

4) понятия действия (или энергии) и потенции, а также понятия формы и материи; на их основе Фома строил теорию души и тел, психологию и философию природы;

5) понятие меры, на котором строилась его этика.

Сверх того, эти понятия были дополнены другими. Прежде всего, это были понятия сущности и существования, на которые опиралось различение Бога и сотворенного им мира.

Система Аристотеля привлекала средневековых мыслителей своей логикой, трактовкой познания, философией природы. В то же время его теология и психология казались правоверным философам неприемлемыми, поскольку в них отсутствовало признание того, что мир сотворен во времени, что душа бессмертна, что событиями руководит Божественное Провидение. И только Фома из Аквина сумел продемонстрировать, что философия Аристотеля созвучна с этими и всеми другими положениями христианской веры.

Разделяя принципы аристотелевской философии, Фома вынужден был противопоставлять их платонизму как в его августиновской, так и в неоплатонической версии, то есть он должен был бороться как со старой схоластикой, так и с новыми течениями, которые были вызваны к жизни влиянием философии арабов. Однако по многим проблемам он был согласен с Августином: действительно, он отвергал его психологию и теорию познания, но поддерживал и продолжал его идеи в теологии. В учении об атрибутах Бога его источниками в одинаковой степени были как Августин, так и Аристотель, и сверх того еще христианские неоплатоники, такие как ПсевдоДионисий; ранние схоласты, такие как Ансельм; мистики, такие как Бернар. Их идеи, так же как и многие идеи Фомы, явились, по большому счету, историческим синтезом.

В свою очередь, некоторые мотивы томизма берут начало из неоплатонических источников. На вопрос, как построен мир, Фома отвечал в соответствии с Аристотелем, а на вопрос, почему он так построен, отвечал, что такой мир совершенен. Это была точка зрения, которая восходила уже не к Аристотелю, а к Плотину. У него также томизм заимствовал иерархическую концепцию мира как ряда все более совершенных видов бытия. Можно сказать, что основание этого ряда вплоть до человека понималось в томизме поаристотелевски, а вершина — понеоплатоновски. Используя идеи неоплатоников, Фома ни разу не переступил той границы, которая отделила христианскую ортодоксию от пантеизма.

Непосредственные предшественники. Томистский переворот подготовили те ученые XII в., которые восприняли только такие разделы аристотелизма, как теория универсалий (например, Абеляр), или генетическая теория познания (например, Жильбер). Таких философов в начале XIII в. было уже достаточно много. К ним принадлежал, например, Петр из Гибернии, учитель молодого Фомы на факультете свободных искусств в Неаполе, который обратил его внимание на философию Аристотеля. Но прежде всего, однако, тем человеком, кто еще до Фомы очень много сделал для создания христианского аристотелизма, был его учитель в Кёльне Альберт Великий.

Альберт, прозванный Великим (1193—1280 гг.) — немец из рода князей Болынтедских, учился в Падуе, с 1223 г.— доминиканец, проходил обучение также во многих немецких городах, с 1245 по 1248 г. провел в Парижском университете, а с 1248 г. работал во вновь созданном университете в Кёльне. Альберт неоднократно привлекался для исполнения церковных обязанностей, сначала как папский легат, епископ, но, однако, вскоре он сложил с себя эти обязанности и вернулся в Кёльн к преподавательской деятельности. Обладая большими и разнообразными познаниями и талантами, Альберт пользовался авторитетом и в глазах потомков был несколько отодвинут на второй план своим великим учеником. Результатом этого признания было прозвище Великий, которое он получил единственный среди всех схоластов.

Его работы состояли в значительной мере из комментариев к трудам Аристотеля, а также ПсевдоДионисия и Ломбарда. Кроме того, он написал «Сумму теологии», а также отдельные работы: «Природа и возникновение души», «О единстве разума против аверроистов», «О причинах и возникновении всеобщего» и т. д.

Система христианского аристотелизма является как бы общей заслугой Альберта и Фомы. Альберт признал превосходство философской системы Аристотеля над той системой, которой до его времени пользовались христианские ученые, и начал приспосабливать ее к христианскому учению. Но одновременно с учением Аристотеля он воспринял и неоплатонические философские доктрины, которые отбросил только Фома для того, чтобы пойти в направлении подлинного аристотелизма. Альберт не был также свободен и от августинизма (признавал «семена разума», множественность форм, душу как субстанцию, иллюминацию как условие познания). Тем не менее, по многим позициям он указал новый путь. Первым отделил область религиозных таинств (каким является, например, Святая Троица) от тех истин, которые доступны разуму. Альберт первым сказал, что одни истины являются проблемами теологии, другие — естествознания (теология, в принципе, не содержит ничего физического). Он ввел в схоластику XIII в. компромиссную концепцию универсалий, которую обнаружил у арабов (Авиценна), возродил забытый предыдущими поколениями космологический способ доказательства существования Бога. От него, повидимому, исходил импульс к исторической интерпретации Аристотеля, примененной впоследствии аверроистами.

Альберт Великий был универсальным умом своего времени, работал не только над философской системой, но также предпринимал специальные опытные исследования. В области ботаники он обладал значительными познаниями. Альберт обвинил Августина в том, что он не знал природы. Из всего богатого спектра его научных начинаний Фома воспринял только теологическифилософскую часть, но зато придал ей завершенную форму. Другие ученики Альберта продолжили его естественнонаучные исследования, а также развили и платонические мотивы его философии: особенно Ульрих и Теодор, известные под именем «альбертистов», не раз вступали в конфликт с «томистами».

В XIII и XIV вв. идеи Альберта вместе с идеями его ученика Фомы составляли единый философский фронт. В это же время, на закате средневековья, сформировалась ранее упомянутая школа «альбертистов». Ее основал в Париже Иоанн. Влияние этой школы распространилось также и на Кёльн, где Хеймерик де Кампо (ум. в 1460 г.), ученик Иоанна, вел с томистом Жераром де Монтье дискуссию по вопросу теоретических различий между Альбертом и Фомой. В этом " споре «альбертисты» стремились к углублению различий между Альбертом и его учеником, «томисты» же эти различия нивелировали, указывая на совпадение принципиальной ориентации обеих сторон. Этот спор в XV в. имел значительный отзвук.

Биография. Св. Фома из Аквина (род. ок. 1225 г.— ум. в 1274 г.) был итальянцем, происходил из графского рода Аквинов. Он родился в замке под Аквином в Неаполитанском королевстве. Фома обучался в прославленном мхшастыре Монтекасино. В 1243 г. он стал членом доминиканского ордена. Его жизнь прошла в научных занятиях; как член ордена он был освобожден от мирских забот. Однако Фома смог также освободиться от церковной административной деятельности, которой Бонавентура и другие средневековые философы посвятили значительную часть жизни. Вначале он жил в монастыре в Неаполе, а с 1245 г. в Кёльне, где Альберт Великий стал для него учителем в философии. Он работал поочередно то в Кёльне, то в Париже. В Париже он преподавал с 1252 г. Убедившись в преемственности перипатетических (аристотелевских) принципов, он много работал над тем, чтобы согласовать их с христианским учением. В этой работе Фоме помог папа Урбан IV, который действительно возродил общее преклонение перед Аристотелем. Именно он попросил нескольких компетентных ученых того времени изучить его философию: Вильему из Мёрбеке он доверил перевод работ Аристотеля, а Фоме поручил дать их критическую интерпретацию и исправить аристотелевские заблуждения. Для того чтобы выполнить это задание папы, Фома оставляет Париж и перебирается в Италию. Позже, через несколько лет, в 1269 г., он вновь был направлен церковными властями в Париж, чтобы защитить позиции Церкви в тех принципиальных спорах, которые были начаты сторонниками Аверроэса. В 1274 г. он был приглашен на Собор, но по пути на него умер.

Произведения. Фома оставил после себя достаточно большое количество произведений. Прежде всего надо отметить три его большие работы, которые носили обобщающий характер:. 1) комментарии к «Сентенциям» Петра Ломбардского, которые были написаны Фомой еще в период первого пребывания в Париже в связи с прочитанными там лекциями; 2) «Сумма философии», или «Сумма против язычников», начатая в Париже и законченная в Риме в 1264 г.; 3) «Сумма теологии», наиболее полное произведение Фомы, начатое в 1265 г., писавшееся до конца жизни и оставшееся неоконченным. Обширный комментарий ко всему Аристотелю стал еще одним изложением философских взглядов Фомы Аквинского. Кроме этого, он оставил после себя множество монографических трудов, которые были написаны в связи с университетскими диспутами, а также множество актуальных работ полемического характера, направленных против Вильгельма де СентМора (1257 г.) и Сигера Брабантского (1270 г.).

К своей собственной системе Фома пришел не сразу: комментарии к труду Петра Ломбардского еще отмечены влиянием старой схоластики. Зрелые работы написаны им после 1260 г. «Сумма теологии» содержит дефинитивные формулировки и постановку философских проблем.

Взгляды. 1. Знание и вера. Более выразительно, чем старые схоласты и современные ему августинцы типа Бэкона, Фома отделяет знание от веры, сферу разума от сферы Откровения. В действительности существуют некоторые истины, которые доступны как разуму, так и Откровению, например, бессмертие души, но в целом, однако, вера и знание являются двумя отдельными сферами.

По мнению Фомы, область знания достаточно обширна: разум познает не только материальные вещи, но и Бога — в Его существовании, Его характеристиках, Его деятельности. Правда, существуют истины, которые разуму недоступны, такие как Святая Троица, первородный грех, воплощение, сотворение мира во времени. Это такие истины веры, которые только Откровение может сделать доступными для людей. Подобное разграничение, полученное на основе более точного понимания знания, было новым: оно явилось началом критического разграничения истин с точки зрения их различной природы, которому философия последующих столетий посвятила множество произведений. Схоласты XII в., такие как Ансельм, пытались еще доказать все истины Откровения. У Фомы доказательство таинств веры превышает возможности разума, возможны лишь защита этих истин и демонстрация недостаточности тех попыток, которые направлены против них.

Некоторые истины выходят за пределы разума, но ни одна из них ему не противоречит. Не может быть противоречий между Откровением и разумом. Двойной истины об одной и той же вещи — одной для Откровения, другой для разума (как говорили аверроисты) — быть не может, поскольку любая истина, как истина Откровения, так и обычная истина, исходит из одного источника — от Бога. Истина, которую Бог посылает вместе со своей любовью, дополняет ту истину, которая получена обычным путем, с помощью разума, но не изменяет ее.

На этом основании возникла простая концепция разграничения философии и теологии, которую старая схоластика, несмотря на довольно многочисленные попытки, создать не смогла. Теология строится на основании Откровения, философия — исключительно на принципах разума. Даже в том случае, когда они говорят об одних и тех же истинах, каждая говорит о них поразному. Философия если и служит теологии, то только в том смысле, что она подготавливает к вере и защищает ее. Это разделение обеих дисциплин было повсеместно принято в схоластике. Их компетенция была разделена в 1272 г., и философский факультет в Париже запретил своим членам вторгаться в теологические проблемы.

2. Учение о бытии. А) Субстанции и универсалии. Непосредственно человеческим разумом непознаваемы ни Бог, ни душа, ни сущность материальных вещей, ни какиелибо общие понятия и истины. Фома полагал, что разуму доступны только единичные вещи. Они являются исходными для любого познания.

В соответствии с единичностью вещей Фома сформировал свою концепцию бытия. Она должна была выглядеть иначе, чем концепции старой схоластики, которые исходным пунктом своих рассуждений прямо исходили из вечных идей или понятия Бога.

Единичные вещи — и только они — являются субстанциями и обладают самостоятельным бытием. Это было принципиальной позицией Фомы, которая совпадала со взглядами Аристотеля. Отсюда берет начало взгляд на проблему универсалий. Это был умеренно реалистический взгляд в духе Аристотеля. Всеобщее существует, но только в связи с единичными вещами. Оно существует в субстанциях и в силу этого может быть абстрагировано разумом, но само всеобщее субстанцией не является.

Всеобщее может иметь троякий вид: 1) может содержаться в единичной субстанции, устанавливая ее сущность. Это те универсалии, которые определялись Фомой как непосредственно всеобщее; 2) всеобщее может быть абстрагировано разумом, это всеобщее Фома определил как рефлексивное всеобщее. В этом виде оно не существует в единичных вещах. В действительности оно существует лишь в разуме, а в единичных вещах только имеет основания; 3) кроме того, необходимо допустить наличие такого всеобщего, которое существует независимо от вещи,— это идея в Божественном разуме, образец, в соответствии с которым Бог создал реальный мир. Это тройное различение связало все три принципиальные концепции, которые проявились в споре об универсалиях.

Б) Элементы бытия. Только единичные объекты в таком случае являются субстанциями. Они всегда сложны:

1) сложными являются сущности и существования. Сущностью каждой вещи является то, что обще ее видам и заключено в определении. Сущность Бога такова, что она предполагает Его существование. В то же время, однако, сущность сотворенных Им вещей существования не имплицирует. Из их сущности не следует, что они должны существовать. Человек или камень существует не благодаря своей «сущности», а благодаря какомуто другому фактору. В этом лежит принципиальное различие между Богом и творением. Отсюда, Бог является необходимым бытием (Он должен существовать, поскольку это лежит в Его сущности) и независимым (поскольку Он существует только исходя из собственной природы), а творение является случайным и зависимым бытием (поскольку существование не лежит в его природе). Следовательно, Бог является простым бытием, а творение — сложным, так как оно складывается из сущности и существования;

2) сущность телесных субстанций, в свою очередь, состоит из формы и материи. Форма является основой того, что в остальных существах является качественным, а материя — основанием того, что является индивидуально различным. Форма является источником единого в субстанциях, а материя же — источником множественности. А если она является проявлением множественности, то и телесности. В этом лежит принципиальное различие между духовным и телесным миром; и то, что телесно, состоит из формы и материи, а то, что чисто духовно, то (вопреки августинизму) обладает только формой;

3) вышеприведенные различения Фома формулировал также при помощи наиболее общего, идущего от Аристотеля, противопоставления потенции и действия, или возможного и действительного бытия, форма является действующей, материя обладает только потенциальностью. Бог является чистым действием, творение же всегда включает в себя потенциальный фактор, который реализуется только постепенно.

На этой онтологической основе базируется философская система Фомы, которая охватывает Бога и творение, духовный и телесный мир. Это аристотелевский фундамент. Оригинальность томизма проявилась в самом построении системы. В ней поочередно рассматриваются учения о Боге, о мире, о душе, затем Фома переходит к способностям души, учению о познании и учению о деятельности (или моральной философии).

3. Учение о Боге. А) Существование Бога. Существование Бога не является настолько очевидным, что не требует доказательств. Оно не является врожденной истиной, находящейся в сердце каждого человека, как говорил Иоанн Дамаскин. Существование Бога необходимо доказать. Рассуждая таким образом, Фома становился в оппозицию к преобладавшему в схоластике мнению; он также уходил от того положения, которое было выдвинуто августинизмом, в соответствии с которым Бог был «очень нужен человеческой душе».

Существование Бога н е является истиной, которая основывается на априорном понимании. Оно не следует ни из понятия истины, как ее трактовал Августин, ни из понятия совершенного бытия, как понимал его Ансельм (оба они принадлежали в XIII в. к августиновскому направлению). Как в доказательстве Августина, так и в доказательстве Ансельма Фома видел ошибки. Он признавал, что если бы мы знали сущность Бога, то мы сами бы поняли, что Он существует; но что поделаешь, если Его сущность мы непосредственно не знаем, следовательно, мы не можем существование Бога вывести априори из Его сущности.

Не остается ничего иного, кроме того, чтобы положить в основу доказательства существования Бога опыт. Это предположение было чуждо ранней схоластике. В опыте нам дано несовершенное и конечное бытие, которое достаточно далеко от Бога. Тем не менее, это единственный путь для того, чтобы убедиться в Его существовании. Этот путь фактически ведет к цели, поскольку аналив конечного бытия убеждает нас в том, что оно не имеет собственной причины для своего существования и указывает на Бога как на свою причину. В таком случае доказательство бытия Бога возможно, но оно должно быть апостериорным, должно выводить существование Бога не из неизвестной нам Его сущности, а из известных нам Его проявлений.

Фома дал пять доказательств существования Бога, которые все были одного типа, являлись вариантами одной и той же идеи. Первое доказательство исходило из существования движения, имея в виду, что существует первопричина движения. Второе исходило из несамостоятельности мира и имело в виду, что существует самостоятельная сущность, которая является причиной мира. Третье исходило из случайности вещей и имело в виду, что за ними скрывается необходимая сущность. Четвертое исходило из факта, что имеются сущности разного уровня совершенства, и имело в виду, что существует наиболее совершенная сущность. Наконец, пятое исходило из всеобщей целесообразности природы, имея в виду, что существует сверхъестественное существо, которое управляет природой и действует вполне целесообразно.

Все эти доказательства носили космологический характер. Они базировались на допущении, что ряд причин не может уходить в бесконечность, поскольку должна существовать первая причина. Три первых доказательства были разновидностью того доказательства, которое восходило к Аристотелю, два последних — включали в себя неоплатонические мотивы, хотя и были применены в перипатетическом по содержанию понимании: основоположником последнего доказательства Фома считал Иоанна Дамаскина.

Б) Атрибуты Бога. Характеристики Бога во времена Фомы не являлись предметом спора, поскольку были установлены авторитетом Библии и Евангелия, и Фома не отличался в этом пункте от других философов своего времени. Но в то же время вызывали споры следующие положения: 1) можно ли познать характеристики Бога разумом или их необходимо считать объектом веры и Откровения; 2) если их можно познать, то каким образом; а также 3) какая характеристика Бога является основополагающей, или что является Его «метафизической сущностью, из которой следуют все остальные Его характеристики».

Фома был убежден, что: 1) атрибуты Бога можно познать разумом; 2) в любом случае человеческий разум не может их познать непосредственно, а только опосредованно, путем «отрицания» или «элиминации» — либо через запрет, либо через бесконечное усиление атрибутов конечных существ; 3) метафизическая сущность Бога выражается в Его самостоятельности. Бог является единственным бытием, которое существует само по себе, все остальное выступает как зависимое бытие.

В таком случае Бог всегда самостоятелен. Являясь самостоятельным, Он не имеет причины. Нет ничего такого, что могло бы быть причиной Его изменения, следовательно, Он неизменен. Он вечен, без начала и конца, поскольку становление и завершение были бы Его изменениями. Он нематериален, поскольку является простым, несложным бытием, основанием же любой сложности является материя. Его сущность идентична с существованием, поскольку простое бытие не может состоять из какихлибо элементов. Он не имеет рода и поэтому не может быть определен. Все эти атрибуты могут быть установлены путем отрицания. С помо_ч щью же элиминации можно установить, что атрибутами Бога являются совершенство, мудрость, всесилие, интеллигентность, воля и т. д. Этим множеством разнообразных понятий ограниченный человеческий разум пытается охватить простую природу Бога.

4. Учение о мире. А) Отношение Бога к миру есть отношение творца и сотворенного. Учение о сотворении мира следовало у Фомы из его трактовки Бога и понимания им конечных вещей, которые можно трактовать только как сотворенные. Их бытие является несамостоятельным и привнесенным, поскольку когдато должно было наступить привнесение этого бытия или творение.

Томистское понимание творения включало в себя следующие элементы:

1) Мир создан из ничего, а не из вечной материи, о которой писали Платон и Аристотель, которая будучи вечной, была бы независимой от Бога.

2) Акт творения исходил непосредственно от Бога, а не транслировался через опосредующие инстанции, как это себе воображали неоплатоники, гностики и приверженцы некоторых систем ранней патристики. Если бы мир не был непосредственно сотворен Богом, то он представлял бы собой результат суммы причин или дело случая и не обладал бы тем единством, которым он в действительности обладает.

3) Творение является волевым актом, а не необходимостью, как это стремились представить эманационные системы. Бог имел множество возможностей, но реализовал только одну. Каждое существо действует в соответствии со своим собственным способом деятельности, Бог же действует свободно, как это присуще разумным существам.

4) Творение произошло в соответствии с Божественным и идеями. Бог имел в своих вечных идеях как бы программу мира, и творение основывалось на реализации этих идей. Действие на основании идей — характерный способ деятельности разумных и свободных существ, значит, оно могло быть только деятельностью Бога.

5) Творение произошло во времени. В то время, однако, как сам факт творения и вышеприведенные его четыре характеристики были для Фомы результатом доказательства и знания, творение во времени было лишь актом веры, ибо доказательство того, что мир не имеет начала (Аверроэс), и того, что он имеет начало (августинцы), в одинаковой мере недостаточно. Но логически как то, так и другое вполне возможно, а что же в действительности является истинным — это дело не доказательства, а Откровения и веры. В конечном счете, в этом случае доказательство исключено из природы объекта, потому что оно оперирует понятиями, а понятия же по своей природе являются абстрактными и касаются лишь общих характеристик объекта, которые не зависят от времени.

Проблема доказательства в учении о творении вызвала весьма разнообразные мнения. Маймонид, на которого Фома когдато ориентировался в своей теории творения, считал не только временное начало, но и само творение делом веры. Еще дальше Фома отошел ,от взглядов Альберта Великого, который, наоборот, полагал «сотворение из ничего» делом веры и был убежден, что если мы на это согласимся, то временной характер творения удастся доказать.

Бог не только создал мир, но сам им и управляет. Мир также упорядочен и целесообразно развивается в соответствии с Божественным планом или в соответствии с Провидением. Низшие части подчиняются высшим, а все вместе служат Богу, который к тому же является целью мира. Бог как целевая и действующая причина проявляет себя везде, даже в свободных поступках разумных существ, так как в целом, он не имеет отношения к понятию свободы выбора потому, что свободное существо является первой причиной своих действий». Этим своим действием и участием трансцендентный Бог как бы присущ миру. Фома в проблеме взаимодействия Бога с историей мира занимал среднюю позицию между деизмом, который элиминирует участие Бога в деятельности сотворенного, и окказионализмом, который не принимает во внимание деятельность, собственно говоря, самого сотворенного.

Б) Строение мира не является последним фактом и его удается объяснить. Фома объяснил его рационально, так же как он рационально доказывал существование Бога и сотворение мира. Он объяснял мир как Божественный промысел, а также как разумный и целенаправленный результат. Множественность и разнообразие сотворенного мира были необходимы постольку, поскольку без этого Бог не мог полностью выразить свою сущность.

В таком случае существует ряд разнообразных творений с разным уровнем совершенства: начиная со стихий, затем сложные неорганические тела, растения, животные и человек. Обо всех мы знаем из опыта; но кроме них должны существовать и другие, более высокие творения, которые заполняют брешь между Богом и сотворенным. Эти средние существа — чистый разум — или ангелы; они, по Фоме, являются необходимым элементом иерархической системы мира. Учение об ангелах составляло ту часть философской системы Фомы, в которой библейские и неоплатонические мотивы преобладали над перипатетическими. В нее входили библейское учение об ангелах и мистические рассуждения по поводу иерархических уровней бытия, исходящие от неоплатоников. Соединение библейских ангелов с неоплатоническими идеями произвел еще ПсевдоДионисий; схоласты, в частности, Фома, заимствовали систему ангельских хоров непосредственно от него. Эти находящиеся между Богом и человеком существа обладают определенными характеристиками: они не воспринимаются чувствами, как человек, их природа непознаваема, так же как и природа Бога, но они могут быть познаны с помощью иллюминации. Ангелы познаются в действительности тем же способом, который Августин и его последователи, не считаясь с человеческой природой, приписывали людям.

5. Учение о душе. Фома отверг ту идею Платона, которая была поддержана и развита Августином, мистиками и францисканской школой, что только душа является человеком, а тело является не частью, а орудием души. По его мнению, как и по мнению Аристотеля, тело также принадлежит к природе человека.

Если душа и тело являются частями человека, то как они взаимосвязаны? Они взаимосвязаны как форма и материя. По аристотелевской традиции, Фома понимал душу как форму органической сущности, как действительную предпосылку этой сущности. Человеческая душа является формой человека. Это разумная душа, поскольку разумное познание является характерной особенностью, которая присуща человеку и выделяет его из животного мира. Однако человек проявляет себя еще и другими действиями: например, он воcпринимает мир при помощи чувств. Но может ли он иметь и другие формы? Нет, так как деятельность разума является наивысшим родом деятельности, а высшая форма уже включает в себя низшие. Францисканская школа считала невозможной связь в одном принципе настолько разных явлений, таких как мышление и физические функции, и гордилась тем, что физические функции она включала в функции души и говорила о том, что множество форм сосуществует в человеке. Единственность формы было одним из тех положений Фомы, на которое больше всего нападали его оппоненты. Он не мог от него отказаться, поскольку был убежден в том, что человек для того, чтобы быть единой субстанцией, должен иметь единую форму.

Гилеморфизм Фомы в трактовке человека, его утверждение, что человек не является только самой душой и что душа есть форма тела, а не самостоятельная субстанция,— это была наиболее смелая, наиболее рискованная часть его философии. Но он показал, что эту позицию удается согласовать с христианством и что христианство не требует ни бестелесного спиритуализма, ни дуализма души и тела, ни независимости души. Вопреки исходной позиции, Фома защищал идею психофизического единства человека. Хотя этот взгляд имел античные источники, идущие от Аристотеля, по своему духу он был наиболее современным.

6. Учение о познании. А) Учение Фомы о человеческом познании находилось в очень остром противоречии со схоластической трактовкой. Вопервых, Фома считал, что познание рецептивно, а вовторых, что существует связь высшего и низшего уровней, разумного и чувственного познания. Августиновская же традиция свидетельствовала о том, что познание независимо и самостоятельно, что разум не зависит от чувств.

1) Познание основывается на уподоблении субъекта познаваемому объекту. Оно является рецептивным процессом, который базируется на том, что объект вбивает в душу свой «образ». Этот отпечаток образа в душе человека происходит при соприкосновении с объектом, и контакт имеет место при помощи чувств. Отсюда и проистекает незаменимая роль чувств при становлении познания.

В таком случае, человеческое познание имеет эмпирическое происхождение. Человек не обладает врожденными идеями. Также неистинно, чтобы мы, как это стремилась показать августиновская школа, познавали вещи с помощью их вечных прообразов. Эти прообразы в целом непосредственно нам не видны, следовательно, они не могут быть средством познания объекта. Такого рода познание, каким его представляли сторонники августиновской школы, было невозможным. Вполне допустимо, что оно человеку не дано. Этот вид познания характерен для «чистого разума», который не обладает телесностью и чувствами. Это познание ан • гелов, а не людей.

2) Познавательные силы человека являются либо чувственными, либо разумными. Высшие силы используют низшие, а именно: разумные силы используют чувственные. Процесс познания должен начинаться с низших, чувственных сил. В обыденной жизни разум, соединенный с телом, не может обойтись без помощи чувств. Но все измеряется только разумным пониманием объекта. Все начинается с восприятия конкретных, единичных объектов, но стремится к их познанию исходя из общих сущностных характеристик. Все начинается с чувств, но затем выходит за их пределы. Фома чисто эмпирически трактовал генезис познания, а не его предел. Мы обладаем разумом, и благодаря ему познание . развивается по пути абстракции.

Фома трактовал разум чисто психологически, как властителя души, а не метафизически, как Аверроэс, как отдельную субстанцию. Вместе с Аристотелем он разделял разум на активный и пассивный. Активный разум сам непосредственно не обладает познавательной силой. Он, скорее, подобен свету, который падает на воображаемое и освещает скрытую в нем сущность. Эту сущность познает пассивный разум, поскольку он непосредственно производит познавательные операции. Пассивный разум относительно сущности ведет себя также пассивно и рецептивнб, подобно тому как чувства относятся к чувственным образам. В конечном счете, разумное познание так же, как и чувственное, является рецептивным.

Такой была общая теория познания у Фомы Аквинского. Она явилась аналогом гилеморфического дуализма, наподобие того, как теория познания августинцев явилась выражением их чистого спиритуализма. С этой теорией в схоластику влился более трезвый и более считающийся с фактами поток идей, чем тот, который преобладал в ней до этого времени.

Б) Особенности теории познания Фомы проявляются в решениях частных проблем:

1)материальные объекты мы можем познавать разумом. С его помощью мы получаем общее и истинное знание. Этот взгляд Фомы противопоставлялся теории Платона, согласно которой существенным объектом разумного познания был нематериальный мир. В то же время Фома полагал, что разумное познание всегда является обобщенным, следовательно, разумом мы познаем только виды объектов, а не отдельные материальные образования;

2) собственную душу мы познаем только опосредованно. Это положение было результатом объективной позиции Фомы: он считал, так же как и греки, что нам даны внешние вещи, а не внутренние переживания. Он также утверждал, что мы познаем только то, что реально, а не то, что только потенциально. Непосредственно мы познаем только факторы души, власть же души и самое душу мы познаем исключительно рефлексивным путем. Здесь имело место противопоставление с августиновской школой, и оно было наиболее острым. Августиновская школа утверждала, что душа познает себя с помощью непосредственной интуиции. Для нее познание собственной души было наиболее важным видом познания, из которого выводилось все остальное знание, не исключая познания внешних объектов.

7. Моральная философия. Ранняя схоластика недостаточно занималась проблемами моральной философии, руководствуясь мнением, что моральные проблемы имеют практическую, а не научную природу. Фома же в свою философскую систему включил этот раздел, как равноценный теоретической философии.

Из философских доктрин античности только две оказали большое влияние на христианскую этику: стоический аскетизм и неоплатонический экстатизм. Фома же пошел совершенно другим путем: он пошел за Аристотелем, за его умеренной и разумной этикой. Вопреки тем, кто, приняв высшие блага, отвергал низшие, Фома, опираясь на Аристотеля, ценил любое благо и каждому из них стремился определить положенное ему место.

Для того, чтобы лучше выбрать блага, разум должен предварять волю и управлять ею. Фома, провозгласив в этике первенство разума, стал, вместе с греками, на позиции интеллектуализма, упрямо противореча августиновской школе, ее волюнтаризму.

Конечной целью жизни он видел счастье, само же счастье понимал в соответствии со своей теоцентрической и интеллектуалистской философией. Он понимал его как познание, но не обычное познание, а познание Бога. Познание является наивысшей функцией человека, а Бог — наиболее совершенным объектом познания.

Бог для него был наивысшей конечной целью и мерой человеческих поступков. С этой точки зрения, томизм не отличался от августинизма. Но в анализе моральной жизни он предусматривал не только конечную цель, но и более близкие цели и в силу этого, при общей теоцентрической позиции, находил место и для эмпирических исследований. В этих исследованиях Фома брал пример с Аристотеля и, объединив его утонченные этические понятия с христианским отношением к жизни, создал систему этики, которая была несравнимо более полной и последовательной.

Общие особенности томизма. То, что было в томизме новым и неожиданным, это опора христианской философии — той философии, которая провозглашала существование Бога, Провидения, бессмертную душу, свободную волю,— на опыт. Просветленность, сверхъестественное просвещение разума, априорное знание, врожденность и интуитивизм, от которых до сих пор отталкивалась в своих рассуждениях схоластика,— все это явилось неистинным и ненужным, ибо вполне достаточно было опыта.

Наиболее общие особенности томизма: дуализм Бога и мира, гилеморфизм, объективизм, эмпиризм, универсализм, реализм и интеллектуализм.

Дуализмом между абсолютным и относительным бытием, между Богом и сотворенным миром томизм противопоставлял себя пантеизму.

Гилеморфизмом он защищал единство человеческой природы и боролся против разъединения души и тела, дуалистического понимания человека.

Объективизмом, лежащим в основе разума, который был обращен к внешнему миру, и убеждением в том, что внешние вещи даны нам более непосредственно, чем внутренние переживания, он противопоставлял себя субъективной позиции мистиков и августинистов.

Эмпиризмом, мнением, что любое знание идет из опыта, он противопоставлял себя августиновскому априоризму.

Универсализмом, убеждением в преобладании всеобщего над отдельным, он противопоставлял себя индивидуализму, время которого наступило еще в XIII в.

Умеренным реализмом он противопоставлял себя, с одной стороны, крайнему реализму платоников, с другой — номинализму.

Интеллектуализмом, учением о первенстве интеллекта в познании и деятельности, он противопоставлял себя волюнтаризму Августина и эмоциональной позиции мистиков.

Эти особенности томизма позволяют говорить о том, что Фома, вероятнее всего, принадлежал к меньшинству средневековых философов. Он был, скорее, особенным, нежели типичным представителем схоластической мысли. От ранней схоластической философской позиции его воззрения отличались, прежде всего, своей эмпиричной и объективистской направленностью. Фома создал иной тип схоластики, который значительно позже получил большое распространение. Необходимо всетаки помнить, что до Фомы, до середины XIII в., такого типа схоластики не было. Христианскую философию Фома как бы приблизил к античности. Точнее говоря, от одного классика античности, Платона, он обратился к другому представителю перипатетической философии, к Аристотелю.

Оппозиция состояла, главным образом, из преобладавшей еще в XIII r. «старой схоластики», которая опиралась на Августина. Спор об учении Фомы стал наиболее важным философским спором XIII в. Фома боролся на два фронта: с гетеродоксальной и с ортодоксальной философией, с аверроизмом и августинизмом. Он выступил против аверроизма, а августинизм выступил против него. Томизм, собственно говоря, имел много общего с августинизмом. Как правоверные христианские системы они должны были соответствовать друг другу в своих теологических положениях. Но в то же время их философские основания были совершенно различны, они имели разные теории познания и различные психологии. Томизм подвергся, в частности, нападкам за единство формы, отбрасывание духовной материи, признание ее основой индивидуальности, за потенциальность материи и отбрасывание семян рациональности, за теорию опосредованного познания души, за отказ от иллюминизма.

Фома имел противников среди светского духовенства; к ним принадлежал Стефан Темпье, парижский епископ, который в 1277 г. осудил некоторые его воззрения, в частности, положение об индивидуализированной материи. Фома имел противников даже среди доминиканцев: сам английский провинциал, кентерберийский епископ Роберт Килвордби в том же году отрицал ряд идей Фомы, например, его учение о единстве формы. Но больше всего оппонентов Фома имел среди францисканцев, которые рьяно защищали августиновские традиции. Они очень активно выступали против него, в особенности три ученика Бонавентуры: Пеккам, который как епископ осудил идеи Фомы в 1284 г., Мидлтаун и де ла Марр, автор специальной работы «Исправление брата Фомы», в которой он подверг критике сто семнадцать положений Фомы Аквинского.

Учеников и последователей Фома оставил, прежде всего, среди доминиканцев. К ним относились Птолемей из Лукки, завершивший работу Фомы «О правлении князей», и Егидий из Лвссины, который защищал учение Фомы о единстве формы от нападок Килвордби. Известный доминиканский мыслитель начала XIV в., Гарвей из Наталя (ум. в 1323 г.), автор работы «В защиту Фомы», защищал философию св. Фомы, но одновременно проложил пути для критицизма, который должен был развиться в следующем столетии. Доктрина Фомы была принята также орденом августинцев с помощью Егидия Римлянина (1247—1316 гг.), профессора Парижского университета, и орденом кармелитов, благодаря усилиям генерала. ордена Жерара из Болонъи (ум. в 1317 г.). Некоторые профессора Парижского университета, светские князья, восприняли его взгляды, особенно Петр из Оверни (ум. в 1305 г.), который завершил комментарии Фомы к некоторым работам Аристотеля. Учение Фомы вначале завоевало Париж, главный центр средневековой науки, в конце средневековья столицей томизма стал Кёльн. В любом случае эти сторонники учения Фомы восприняли его только отчасти, не задевая того, что являлось собственной концепцией Фомы; однако они вводили в учение чуждые элементы из августинской философии, из арабов, из Дунса Скота. В XIII и XIV вв. томизм был еще выражением взглядов меньшинства, и, причем, это был только отчасти томизм.

В конечном счете спор о философии Фомы закончился его победой. Исчезли все сомнения в его правоверности: осуждение 1277 г. было отклонено парижским епископом, и в 1325 г. Фома получил звание «ангельского доктора». В 1567 г. папой Пием V он был признан пятым учителем Церкви.

Начиная с момента своего возникновения, школа Фомы уже не прерывала своего существования. Ее традиции поддерживал, прежде всего, доминиканский орден, который на своих генеральных ассамблеях официально признал учение Фомы учением ордена, а его самого провозгласил «каноническим доктором». Начиная с XVI в., сильный орден иезуитов также признал его учение. Более того, Апостольская столица неоднократно — со времен Иоанна XXII до Бенедикта XV — признавала учение Фомы учением Церкви.

В Новое время дважды имело место возвращение к томизму. Первый раз это произошло в XVI в. В то время возникло движение, которое стремилось возродить умирающую схоластику с помощью возвращения к учению Фомы. Это движение, направляемое «Обществом Иисуса», имело центр в Испании, в наиболее известных в то время университетах Европы, таких как Альгамбра, Саламанка и Коимбра. Но оно не соответствовало духу эпохи, не смогло выйти за пределы Испании и там же в XVII в. перестало существовать. Оно выдвинуло Ф. Суареса (1548—1617 гг.), который возродил учение Фомы, правда, в более свободной, полной отступлений от него форме (в нем отсутствует реальное различие между сущностью и существованием; чистая материя может существовать вполне самостоятельно; материя не обладает принципом индивидуации; отдельное может быть . познано непосредственно; доказательства существования Бога, приведенные Фомой, признавались недостаточными). Тем не менее, однако, Суарес много сделал для того, чтобы это учение вновь стало актуальным.

Второе возвращение Фомы произошло во второй половине XIX в. Побудительным мотивом стала энциклика Льва XIII в 1879 г., которая призвала к возрождению философии в духе Фомы. Этим же папой была основана Академия святого Фомы в Риме. В ней развивалась философия, трактуемая в духе Фомы и известная впоследствии под названием «неотомизма».

Последнее философское течение в XIII в., которое разрешило антагонизм между двумя основными философскими направлениями столетия — августинизмом и томизмом,— это скотизм. Сущность компромисса основывалась на том, что томизму были сделаны небольшие уступки, но принципиальная основа осталась августиновской. Инициатива шла от францисканцев, которые, присвоив себе достигнутые Фомой результаты, модернизировали свою доктрину таким образом, что появилась «новая францисканская школа». Создателем новой философской доктрины был Дуне Скот, по имени которого она обычно называлась скотизмом.

Предшественники. Деятельность Дунса Скота была подготовлена еще старой августиновской школой, некоторыми ее членами, которые еще до Дунса подпали под влияние Фомы. Вильгельм из Уорра, учитель Дунса, опередил его в своем противостоянии против традиционного для этой школы иллюминизма. Наиболее выдающейся личностью, которая связала старую и новую школы, расположившись между Бонавентурой и Скотом, был Генрих из Гента, светский духовник, с 1277 г.— магистр теологии в Парижском университете (ум. в 1293 г.). В теории познания он остался верен идее Августина о том, что естественных сил человека недостаточно для того, чтобы познать всю истину. Ее можно увидеть только в вечном свете особенного Божественного просвещения. Он говорил о психологическом преобладании воли над разумом, поскольку разум обладает только пассивной силой, а воля по своей природе активна. Этот чисто психологический перевес разросся до метафизического перевеса блага над познанием и выразился в этическом преобладании любви над познанием. Своим волюнтаризмом он воскресил существенный момент в философии Августина, который был отодвинут на второй план его сторонниками в XIII в. и этим, прежде всего, подготовил новый августинизм Скота.

Биография и работы. Дуне Скот родился приблизительно в 1270 г., умер в 1309 г., был членом францисканского ордена. Получил образование, а затем преподавал в Оксфорде. В 1304 г. он приезжает в Париж, где становится доктором теологии, а затем в течение 1305—1308 гг. преподает. Переехав в Кёльн, он неожиданно умирает. Дуне Скот был одним из выдающихся мыслителей средневековья. Церковь присвоила ему звание «тонкого доктора». Прежде всего, Скот обладал критическим умом. Его произведения пронизаны полемикой и тончайшими различениями, но они не охватывали всю философскую и теологическую проблематику того времени, как это имело место в произведениях Фомы.

Основные его сочинения: комментарий к «Сентенциям» Петра Ломбардского, которое было названо «Оксфордским сочинением», а также более краткое «Парижское сочинение». В Оксфорде он писал комментарии к аристотелевским работам по логике, метафизике и психологии. «Спорные вопросы сверхфилософии», которые долгое время считались его произведением, ему уже не приписываются.

Взгляды. Взгляды Дунса имели много общего со взглядами Фомы, не говоря уже о теологических взглядах, которые исходили из одной церковной традиции: как вся концепция Бога и творения, так и наиболее общие онтологические понятия, а также понятия эпистемологии и психологии, такие как апостериоризм в теории познания, отрицание теории иллюминации, концепция универсалий, разделение психических функций.

Несмотря на это, принципиальные философские позиции и устремления Скота отличались от философских устремлений Фомы настолько, насколько отличались друг от друга Августин и Аристотель. Фома проводил, главным образом, взгляды, которые соответствовали христианским и античным идеям, Скот же развивал только непосредственно христианские мотивы. В противоположность объективной философской позиции греков и Фомы, он занимал, как и Августин, интроверсивную философскую позицию. Благодаря ей он моделировал свои взгляды не по отношению к внешним объектам, а относительно внутренних переживаний. Он пришел к идеям, которые формировали индивидуализм и волюнтаризм и были достаточно далеки от универсальной и интеллектуальной философии Фомы.

1. Преобладание веры над разумом. Скот воспринял от Аристотеля и Фомы понятие науки, однако применив его достаточно скрупулезно, получил другие результаты. К науке относится то, что получено с помощью разума, но разум не может обнаружить все из того, что ему приписывал Фома. Скот, поскольку он сохранил принцип Фомы, касавшийся разграничения веры и разума, передвинул эту границу, в значительной мере сократив сферу разума и, соответственно, расширив область веры. Согласно Фоме, только таинства веры, такие как Святая Троица, не могут быть доказаны, по мнению же Скота, не может быть доказано огромное большинство теологических положений. Фома доказывал, какими особенностями обладает Бог, а Скот эти доказательства считал недостаточными. То, что Бог является разумом и волей, что для него характерны вечность, бесконечность, всесилие, вездесущность, правдивость, справедливость, милосердие, Провидение,— во все это необходимо верить, но доказать этого нельзя. Нельзя также доказать бессмертие души, сотворение души Богом, продемонстрировать участие Бога в деятельности сотворенного. Скот не сомневался в этих истинах, но считал их истинами откровения и веры, а не разума и науки.

Он включал в сферу науки некоторые теологические положения, такие как то, что Бог существует, что Он един, и даже достаточно спорное положение о том, что Он создал мир из ничего. Тем не менее, он отказался от стремления схоластов превратить веру в знание. Но прорыв был совершен, и следующему поколению философов уже легко было выделить теологию из науки. Но и для Скота теология перестала быть наукой, которая обладает какими бы то ни было достоинствами, поскольку ее принципы не выводились с достаточной очевидностью. В конечном счете, он не стремился принизить ценность теологии: сверхъестественная истина, которая выходит за пределы разума, является незыблемой и обладает даже таким уровнем истинности, который недоступен естественному разуму. Анализ Скота не подвергал сомнению теологические истины, но ставил под сомнение способности разума и поэтому, хотя и не имел скептических намерений, вел к скептицизму. Своей скорее критической, чем конструктивной позицией Скот явился предвестником новой эпохи, которая началась в XIV в. Его творчество стоит на грани между двумя типами средневековой философии — созидательной и критической, верящей в разум и той, которая сомневается в нем и сдается на милость веры.

2. Преимущество интуиции перед абстракцией. В принципе, Скот воспринял теорию познания Фомы и трактовал познание, не обращаясь к сверхъестественному просвещению. Но, однако, в важных моментах — в силу своей интроверсной ориентации — его взгляды отличались от воззрений Фомы. Первичными, наряду с актами внешнего восприятия, он считал акты разума, обращенного к самому себе и ориентированного на внутреннее переживание в равной мере. Скот отличался также взглядами на психологическое познание.

Он поиному понимал познание внешнего мира. Фома, верный универсальному взгляду греков, полагал, что разум познает только виды, Скот же приписывал разуму еще и способность познания единичного. Он также иначе понимал функции разума: Скот отрицал, что разумное познание имеет исключительно абстрактный характер. Абстрактное познание объектов всегда должно предваряться интуитивным; только с помощью интуиции, а не через абстрактное понимание можно подтвердить существование и наличие вещи. Он не трактовал интуицию мистически, но понимал ее как акт непосредственного познания наличного объекта.

Интуиция дает индивидуальное и экзистенциальное познание, но оно носит случайный характер, поскольку существование не относится к сущности конечных вещей. Абстрактное знание, напротив, отвлекаясь от наличных вещей и их индивидуальных характеристик, познает вместо этого их всеобщие и существенные особенности. Это различение двух родов познания, введенное Скотом, стало, начиная с того времени, всеобщей особенностью схоластики.

3. Преобладание единичного над общим. Скот не мог не сделать акцента на единичном, интуитивном познании, будучи уверен, что природа бытия единична. Он порвал с античным универсализмом, для которого бытие, а в еще большей степени сущность бытия была общей. Скот становится глашатаем метафизического индивидуализма: для него единичность была не вторичной, а первичной чертой бытия. Возможно, что к этому взгляду его подвела метафизическирелигиозная природа христианства (основой христианства является не человечество вообще, а отдельная душа и ее спасение), а возможно и просто здравый рассудок.

Эту простую позицию Скот не выразил достаточно прямо, а изложил ее на традиционном аристотелевскосхоластическом языке. Этот язык указывал на «форму» как на существенный элемент вещи. Скот также утверждал, что видовая форма не может быть единственной, но что кроме нее в каждой вещи имеется индивидуальная форма,— это была схоластическая формула индивидуализма. Индивидуальные черты не являются содержанием материи, как это хотел представить Фома, а являются характеристикой формы. На языке схоластики форма — это индивидуальная особенность.

Однако индивидуализм Скота всетаки не был радикальным. Он утверждал¹, что существуют только конкретные сущности, но не считал, что всеобщее — это лишь заблуждение разума. Это утверждение стало основой позиции следующего поколения философов. Для Скота всеобщее содержалось в вещах, поскольку он принял реалистическую позицию Фомы, но он пошел дальше. Скот допустил, что все, что скрыто в понятии, содержится также и в объекте. Любой модус разумности он понимал как существенный модус. Геометрические величины, точки и прямые он считал реально существующими в объектах. Он множил отличительные особенности понятий и все их приписывал вещам. Скот соединил индивидуализм с понятийным реализмом.

Так, он пришел к признанию наличия в вещи множества форм, которое Фома считал невозможным, поскольку был убежден, что одна вещь может обладать только одной сущностью. Множественность форм нужна была Скоту, главным образом, в психологии. Он считал необходимым отделение духовного элемента от биологического. Если душа является " формой органического тела, то должна существовать удвоенная форма, как духовная, так и телесная. Их соединение было наследием античности, христианские же философы давно боролись за их разделение, но в XIII в., после изучения Аристотеля, угрожало то, что они разделили, опять будет отождествлено.

4. Преобладание воли над мыслью. Теорию о том, что познание выступает результатом деятельности абстрактного разума, Скот ограничил с двух сторон. Вопервых, он говорил, что в познании принимает участие интуиция. Вовторых, отмечал, что в нем принимает участие и воля. Фома утверждал, что разум управляет волей, Скот этому противоречил. Действия воли никто не может предопределить, так как она по своей природе свободна, являясь самодвижущейся. Разум не может управлять волей, воля же, наоборот, способна управлять разумом. Она управляет разумом до того, как он начинает действовать, прежде всего, в познание воля вводит момент активности и свободы. Поэтому появилась особая концепция познания. Ее когдато начал разрабатывать Августин, теперь ее развил Скот. Для того, чтобы уменьшить ее парадоксальность, он различал первое и второе познания, признавая, что первая стадия познания происходит без участия воли, однако утверждал, что вторая стадия всегда происходит с ее участием.

Изменилась оценка сил разума. Воля, в качестве свободной, является наиболее совершенной из сил. Познание не представляет собой наивысшей цели жизни, как того хотели интеллектуалисты, истина же выступает только одним из благ. Не познание, которое является насквозь пассивным процессом, а свободная воля уподобляет и приближает человека к Богу. Не разум, а воля является сущностью души. Примат воли, определенно чуждый античной философии, был, собственно говоря, христианским мотивом, и он отчетливо проявился у Августина. Под влиянием античных источников у его последователей он отошел на второй план, однако возродился вновь у Скота.

Поскольку воля является наиболее совершенной силой, она должна быть управляема наиболее совершенной сущностью, и Бога необходимо понимать как волю. Такой взгляд имел далеко идущие следствия: характерной чертой воли является свобода, следовательно, Бог свободен в своих решениях. Действительно, Скот отрицал, что Бог не может создать противоречивых и невозможных вещей (например, чтобы 3 + 2 не равнялось 5), не противится двум первым требованиям декалога (десяти заповедей), и что именно этим ограничивается свобода Бога. В конечном счете, Его свобода не ограничена, а воля является, сама по себе, исходным законом. Не существует правил добра, к которым можно было бы ее применить, чтобы свою деятельность сделать доброй. «Бог может любые правила установить как достаточные, так же как если бы и другие правила могли бы быть им установлены таким образом, что они также были бы достаточными». Эти истины являются истинами только потому, что их установил Бог. То, что для нас необходимо, для Бога является делом свободного выбора. Конечным основанием бытия является не необходимость, а свобода. Истина и благо не являются в своих основах объективными и незыблемыми, ибо об этом как арбитр может судить только Бог.

Ни одна христианская доктрина не отличалась в большей степени от античных доктрин, чем эта. Строитель мира у Платона строил его в соответствии с вечными идеями, которые от него не зависят. Бог у Платона был зависим от блага и истины, здесь же благо и истина зависят от Бога.

С этой идеей был связан иррационализм Скота, который действительно заставил его выделить теологию из области разума и науки. Если бы разум мог самостоятельно достигать истины, то истина, зависящая от непонятных Божественных решений, могла бы быть совершенно иной, чем она есть на самом деле, поэтому ему часто ничего другого не остается, как обратиться к Откровению.

Сущность скотизма. Кроме некоторых общих положений, взгляды на мир Фомы и Скота были принципиально различными. У Фомы основу мира составляли общие истины, у Скота мир являлся совокупностью отдельного. Фома понимал мир как рациональный, а Скот — как частично иррациональный; у Фомы мир представлял собой результат необходимости, у Скота — результат свободы. Это было принципиально августиновским положением, и никто не защищал его с таким упорством, как Скот. То, что у Августина было только намечено, у Скота было всесторонне развито и доказано диалектическими аргументами. Из суггестии Августина Скот создал тонкую схоластическую систему, в которой: а) вера имела перевес над разумом; б) интуиция — над абстракцией; в) отдельное — над общим; г) воля — над мыслью. Выделение из компетенции разума большой сферы истин и отнесение их к вере, признание индивидуальных форм, интуитивных факторов и участие воли в познании, примат воли, произвол истин, которые являются результатом действия свободной Божественной воли,— это наиболее типичные мотивы скотизма, весьма далекие от античных идей и присущие христианству в своей основе.

Оппозиция. Скот делал определенные уступки томизму, но одновременно нападал и на Фому, а его самого атаковали томисты. Старый спор августинизма с томизмом перешел в спор томизма со скотизмом. Этот спор вызвал устойчивый антагонизм, и появились как бы две схоластики: томистская и скотистская. Одни мыслители писали в духе Фомы, другие — в духе Скота. Когда в XIV в. в схоластической философии появилось новое течение, которое было одинаково враждебно обеим сторонам, тогда они объединились для совместной защиты. В позднем средневековье они объединились под названием «античный путь».

Школа скотистов развивалась, главным образом, во францисканском ордене. Идеи Скота были доведены до наибольшей абстрактности, до крайнего формализма и реализма. Эта школа сохранилась до конца средневековья. В XV в. из нее вышли еще такие схоласты, как Иоанн Магистр и Тартаретуе, которых современники считали крупными философами и влияние которых простиралось от Парижа до Кракова. Впоследствии, в XVI в. школа Скота вместе с томизмом возродилась в Испании и она развивалась еще в XVII в.: Уоддинг основал в 1625 г. известный коллегиум скотистов. Особенно значимых результатов эта школа не достигла, но успешно работала в различных отраслях знания, например, в логике и спекулятивной грамматике.

Скот не только создал школу, но и подготовил реакцию против нее: его идеи имели отношение к созданию новой схоластики XIV в. Этот модернистский путь появился тогда, когда наиболее смелые из его учеников реализовали довольно решительно то, что он начал. Новая схоластика выступила против скотизма, но она сама была вызвана им к жизни. Можно в определенном смысле сказать, что в томизме схоластика достигла своей вершины, а в скотизме начала формироваться современная философия.

Схоластические проблемы, которые в раннем средневековье представляли достаточно призрачную целостность, в XIII в. стали более комплексными и слитыми. Проблем в раннем средневековье было немного, но много было разнообразных решений, теперь же, напротив, много проблем и ограниченное количество решений. Крупных философских направлений было только несколько: гетеродоксальное направление аверроистов и два правоверных — августиновское и аристотелевскитомистское.

1. Проблемы философской теологии. А) Отношение Бога к миру было главным предметом спора между ортодоксальной и гетеродоксальной философиями: является ли мир продуктом Божественной воли или эманацией Бога? Под влиянием арабов эманационная концепция в XIII в. вновь обрела своих сторонников. Характерными темами дискуссий были также следующие: произошло ли сотворение мира во времени или мир существовал от века? если произошел, то из вечной материи или из ничего? или непосредственно из Бога?

Б) В философскотеологических дискуссиях между правоверными течениями различие исходных положений касалось не столько положений самих по себе, сколько способа их доказательства. В основополагающей проблеме существования Бога космологическое доказательство в XIII в. взяло верх благодаря Альберту и Фоме, а онтологическое не было признано, и отношение к нему разделило схоластов на противоборствующие направления. Что же касалось характеристик Бога, то спорным, прежде всего, был метод их установления, а также вопрос о том, какая из характеристик является Его главной особенностью («метафизической сущностью Бога»). Наибольшее противоречие имело место между интеллектуалистским пониманием Бога аверроистами и томистами и волюнтаристским пониманием Генриха из Гента и Дунса Скота.

2. Онтологические проблемы наиболее общего характера схоластика поставила только в этот период. Лишь теперь появились проблемы, которые касались понятия бытия как всеобщего, которое включает в себя как Бога, так и творение, а также всеобщие элементы бытия, такие как субстанция и акциденции, сущность и существование, материя и форма. Введение этих понятий, в частности, материи и формы, привело к ряду особых проблем и дискуссий, которые с этого времени стали типичными для схоластики: является ли чистая материя только потенцией? существует ли духовная материя? имеет ли каждая вещь только одну форму или может иметь их несколько? является ли принцип индивидуальности формой или материей, и существуют ли единичные формы или всегда только всеобщие?

В то же время проблема универсалий, которая из всех онтологических проблем больше всего беспокоила предыдущие столетия, нашла в XIII в. благодаря новым онтологическим понятиям такое решение, которое почти всех удовлет• ворило. Номиналистов в тот период схоластики уже не было, и спор, который шел до этого и после этого времени, прекратился в XIII в.

3. Эпистемологические проблемы в XIII в. значительно расширились, кстати подобно психологическим и космологическим, но их набор был обусловлен потребностями геоцентрической системы. К проблемам теории познания стали относить уже те из них, которые свидетельствовали о становлении нового типа христианской философии XIII в. Главным новшеством томизма был эмпиризм, противопоставлявшийся старому августиновскому априоризму.

Формальная логика в этом столетии относительно теории познания отошла на второй план. Однако логическое знание, разросшееся в XII в. с помощью новой логики, вновь продвинулось вперед за счет модернистской логики, которая заботилась об «особенностях терминов» и была третьим и последним приобретением средневековья в этой области. В XIII в. пришло время логических компендиумов. Появился самый значительный в средние века компендиум «Небольшая логическая сумма» Петра Испанца (с 1277 г. папы Иоанна XXI). Развивались исследования по семантической логике, называемые спекулятивной грамматикой. Появилась логическая комбинаторика Раймунда Луллия, которая имела целью найти способы механического расширения знания, но в средние века она осталась обособленным явлением.

4. В психологии спорным было даже само определение души, когда, кроме традиционного платоновскоавгустиновского определения, нашло сторонников в XIII в. и аристотелевское определение. Предметом дискуссии было отношение души к органическим состояниям (с точки зрения множества форм), отношение души к ее деятельности (отличается ли душа в действительности от психических актов), а также классификация психических сил, которая в XIII в. подверглась преобразованию в духе Аристотеля. Предметом затянувшегося спора метафизическипсихологического характера была наивысшая сила души — активный разум: является ли он естественным или сверхъестественным? отдельной субстанцией или только силой души? является ли он тем или другим в каждом человеке? В связи с этим (благодаря аверроистам) оживился спор о бессмертии души.

В психологии XIII в. преобладали проблемы общего и спекулятивного характера, однако отдельные разделы психологии, такие как психология зрительного восприятия, получили под влиянием арабов более специальное и эмпирическое понимание.

5. В философии природы дискуссии сосредоточились на двух ведущих теориях строения вещества: на гилеморфизме томистов и теории зародышей августиновской школы. Обе теории были родственны друг другу, имели динамическую природу, атомистические же тенденции арабов не привились, поскольку не соответствовали схоластике.

6. Этика, которая в ранней схоластике трактовалась, главным образом, в соответствии с катехизисом и аскетически, в XIII в. дождалась систематических компендиумов, так называемых «Сумм достоинств», вершиной которых было творчество Фомы, представленное второй частью его «Суммы теологии». В его работах было рассмотрено огромное количество разнообразных проблем общественной, нормативной, психологической этики, проблемы конечной цели, моральных законов, классификации желаний и природы отдельных желаний, участия воли и разума в моральной деятельности, свободы воли и т. п.

Симптомом охвата всей этой полноты проблем, которых христианская философия достигла в XIII в., были «суммы» — философские компендиумы, ни с чем не сравнимые по своей систематичности и полноте. В то время появились, кроме общих сумм теологии и философии, суммы по отдельным разделам философского знания, таким как этика, логика, семантика, философия природы. Одновременно создавались энциклопедии полезного знания. С подобных энциклопедий средние века начали свою научную работу. С IX по XII в. они становятся редкостью, однако классический период к ним снова обратился. Наиболее известными энциклопедиями XIII в. были энциклопедия Варфоломея Англичанина (1240 г.) и особенно Винсента из Бюво, доминиканца, его «Учетверенное отражение» (идей, истории, естественной природы, морали) (1250 г.).

Понятия и термины. В XIII в. стабилизировались основные понятия и фундаментальная терминология схоластики: существование и сущность, субстанция и акциденции, форма и материя, акт и потенция и т. д. Больше всех имели отношение к формированию этого фундаментального набора понятий Альберт и Фома. Дуне Скот своими тонкими различениями проложил путь дальнейшему развитию схоластики, поскольку он вводил и популяризировал реальные, формальные и другие различения типа субъективного и объективного, возможного и действительного, абстрактного и конкретного, хаотического и упорядоченного представления, физического и метафизического по происхождению, бесконечного и других понятийных определений, которыми будет пользоваться поздняя схоластика.

Хронология. Тринадцатое столетие прошло под знаком творчества, поскольку каждая четверть века существенно продвигала вперед философию.

Первая четверть века подготовила расцвет: в Па риже появился главный учебный центр средневековья, Парижский университет, основаны ордена, которые занимались научной работой. Успешно работали школы античной философии. Однако античные теории и новые идеи еще не были согласованы с христианской философией. Учение Аристотеля подверглось запрету, наиболее оригинальные мыслители, такие как Давид Динанский и Амальрик Венский, были отвергнуты Церковью.

Второе двадцатипятилетие обнаружило путь к взаимопониманию античности и схоластики. Над этим работали как сторонники старой, платоновскоавгустиновской традиции (Гийом из Оверни, Александр из Гэльса, Роберт Гроссетест), так и представитель нового аристотелизма — Альберт Великий.

Третья четверть века — наиболее плодотворная и самая творческая. Первыми мыслителями латинского мира были Альберт Великий и Фома из Аквина. Одновременно с ними властителями дум были знаменитый представитель августинизма Бонавентура, а также Роджер Бэкон. Это был период окончательного формирования правоверной философии. Развивался и аверроизм: в Париже работал Сигер Брабантский, но он подвергался гонениям Церкви.

Четвертое двадцати пятилетие уже не дало крупных философов. Роджер Бэкон был еще жив, но был забыт и не имел никакого влияния. Ведущих мыслителей предыдущего поколения заменили ученики, которые защищали их идеи и отчасти развивали. Самым самостоятельным был Генрих из Гента. В конце столетия появился новый герой, указавший направление дальнейшего развития схоластики,— Дуне Скот.

Исторические события. XIII в. был периодом интенсивной духовной жизни. В 1200 г. был образован Парижский университет, ставший образцом для всех последующих. Вслед за ним появились университеты в других странах: в 1227 г. был основан университет в Неаполе, в 1229 г.— в Тулузе, в 1231 г.— в Кембридже, в 1243 г.— в Саламанке, в 1257 г.— парижская Сорбонна, в 1290 г.— университет в Лиссабоне.

Одновременно с великой философией создавалось великое искусство средних веков: параллельно со схоластикой шло развитие готики. Она также зародилась в XII в. во Франции. Но самые крупные ее достижения относятся к XIII в. Собор в Шартре был освящен в 1260 г., основная часть Реймского собора возведена в 1211—1241 гг. В Германии первый готический собор (церковь св. Елизаветы в Марбурге) был заложен в 1225 году, после него были построены крупные католические церкви (Бамберг, 1237 г., Мюнцер, 1239 г.). В Италии Флорентийский собор начали строить в 1296 г. Самый прославленный художник столетия — Чимабуэ — сохранил еще византийский стиль, однако в скульптуре появились предшественники Ренессанса — Николо и Джованни Лизано.

XIII в. оставил после себя произведения энциклопедического и литературного характера («Зеркало» Винцента из Бюво, 1250 г., и «Золотая легенда» Якова из Воражи, ум. в 1298 г.). Данте родился в 1265 г., примерно в 1292 г. он написал автобиографическую повесть «Новая жизнь». Расширились горизонты мира: в 1271—1293 гг. Марко Поло путешествовал по Восточной Азии.

Техника также сделала заметные шаги в своем развитии. На этот век выпало несколько значительных открытий. Были изобретены очки (1260 г.), а сразу же после окончания этого столетия (1302 г.) — буссоль, начато производство бумаги (в Испании фабрика была уже в XII в.). О каких изобретениях мечтали в это время, говорят работы Р. Бэкона.

На восточных границах Европы происходили грозные события: нашествие татар на Россию (1224 г.), набеги татар на Польшу (битва под Легницей в 1241 г.), в 1288 г. на трон вступает Осман I, основатель турецкого государства.

XIII в. не только принадлежал к средневековой культуре, но и с различных точек зрения был ее наиболее полным выражением. В этом веке начали появляться такие формы государственного устройства, которые впоследствии стали типичны для Нового времени: в Швейцарии — Вечный швейцарский союз, 1291 г., в Англии — Великая хартия, 1215 г., присоединение Уэльса в 1284 г. и Шотландии в 1286 г., становление Ганзейского союза в 1250 г., организация ордена крестоносцев, созданного незадолго до XIII в.

Спорные проблемы. Из всего средневековья философия XIII в. лучше всего сохранилась и получила известность, особенно взгляды св. Фомы, которые были прокомментированы и разъяснены со всей тщательностью. Но знание об этом столетии имело определенные пробелы: работы неправоверных мыслителей были уничтожены, и как Давид, так и Сигер известны только из вторых рук. Нет ничего удивительного в том, что их взгляды были изложены различными способами (новая интерпретация Сигера, сделанная Мандонне. и Давида Динанского — Тьери). Однако и в философии правоверных схоластов остались спорные вопросы. Например, вопрос о взглядах Дунса Скота до сих пор является предметом дискуссии: был ли он реалистом, скептиком или детерминистом?

В 20—30 гг. XX в. больше всего вопросов вызывала интерпретация Роджера Бэкона, мыслителя, который составляет исключение: знал он или нет понятие эксперимента, что отрицал Дюгем; знал ли он методы обобщения фактов, что отрицал Мансер; как он понимал «просвещение разума» (троякая концепция, по мнению Картона); был ли он только эмпириком (Дюгем, Прантль) или философствующим скептиком (Картон); можно ли его признать типичным мыслителем XIII в. (Картон)? Научные заслуги Бэкона были также оценены очень поразному. Одни исследователи превозносили его идеи, говоря, что они имеют поэтический, а не научный характер и только внешне подобны более поздним достижениям науки (Смит Д. Е.). Другие, напротив, считали его гением (Шарль, Гумбольдт, Ренан) и очень высоко оценивали не только его научную, но и научносоциальную роль. Говорили даже, что если бы Церковь пошла в указанном им направлении, то не было бы Возрождения и Реформации (Пикаве).

1. Причины становления нового периода. В XIV в. условия философской деятельности остались теми же, что и в XIII в., и становилось общепризнанным то, что было в XIII в. новинкой. Новых источников уже не искали, так как наука продолжала концентрироваться в университетах и развиваться в орденах. Париж и Оксфорд, доминиканцы и францисканцы возглавляли философские направления, регулярность обучения и формы изложения материала не подвергались изменению. «Суммы» и комментарии к «Сентенциям» Ломбарда были в этот период основным видом научной работы.

Однако в начале XIV в. произошло изменение в характере философствования. Оно не было вызвано внешними условиями, а явилось результатом внутреннего развития философии. Возможности философского синтеза исчерпали себя после столь впечатляющих усилий XIII в. Потребность приведения философского знания в систему была реализована, принципиальные типы христианской философии были уже сформированы. Эти типы были достаточно разнообразными. Они существовали на более реалистическом, эмпирическом и интеллектуальном основании, чем в XII в., и, в свою очередь, на более идеалистической, априорной и чувственной основе. Новых философских систем схоластика уже не требовала и не дала, поскольку внимание исследователей привлекли другие проблемы, и философское развитие пошло другим путем.

2. Античный путь. Часть философских усилий и в XIV в. уходила на сохранение и частичное развитие старых систем. Это был античный путь, или «старая философия», которая развивалась в нескольких школах старой формации, прежде всего в двух наиболее крупных: в школах томистов и скотистов, которые непомерно разрослись и насчитывали огромное количество сторонников. Философские доктрины этих школ, которые были оставлены их создателями ученикам в достаточно совершенной форме, отводили ученикам пассивную роль. Ученикам ставилась задача в большей степени защиты этих доктрин, чем их развития, поскольку содержание доктрин было уже установлено. Ученики и сторонники этих школ занимались главным образом формой философских доктрин, уточняли и совершенствовали их логический инструментарий. Появилась логическая формалистика, которая основывалась на тончайших различениях. В последующие века эту формалистику принимали за сущность схоластики, в то время как она была ее побочным проявлением.

3.Модернистский путь. Другим путем — путем критики — пошли самостоятельные умы эпохи. Критическое движение долго не признавалось, ибо было чуждо конструктивным устремлениям схоластики, тем сильнее оно проявилось со временем. Главным намерением философов было теперь не построение теорий, а подтверждение их оснований. Это движение отчетливо проявилось в самом начале XIV в. в деятельности следующего поколения философов после Скота, причем одновременно в различных орденах, среди доминиканцев и францисканцев, в Париже и Оксфорде. В критике обнаружились те тенденции, которые отрицали развитие схоластики: по сути дела, схоластика функционировала на основании догматизма, рационализма и понятийного реализма, с критикой же связывались скептические, антирационалистические и антиреалистические тенденции. Это движение создало новое направление: «новую школу». или «модернистский путь». Это было третье крупное направление на закате схоластики, с которым только томизм и скотизм могли равняться по значению и распространенности. Философская доктрина этого направления была названа «номинализмом», что исходило из одной из явных претензий этой теории, или «оккамизмом», производным от имени ее наиболее влиятельного представителя. Возможно, что наиболее адекватным будет назвать ее «средневековым критицизмом».

4. Негативные и позитивные результаты новой философии. Новая философия поставила под сомнение те основания, на которых строилась схоластика. Утонченная конструкция схоластики была развита силами, которые она сама вызвала к жизни. Ее упадок наступил — еще в среднем средневековье — в результате ее собственного развития, после него чуждые силы в период Возрождения обратились против схоластики. Новая философия средневековья сохранила внешние формы старой схоластики, но изменила ее намерения и характер, — она лишь наполовину была схоластикой. Схоластическим методом она критиковала схоластические доктрины. Эта школа вызвала закат схоластики, в любом случае, однако, закат схоластики не был закатом средневековой философии, которая дала еще множество прекрасных идей и мыслей нового, несхоластического типа.

Движение, которое привело к постепенному разложению схоластики, принесло, между тем, позитивные результаты, в частности, в научной работе. XIV в., отказавшийся от философских систем, независимо от нее развивал и трактовал специальные науки, особенно естественные, такие как физика и астрономия, а также и гуманитарные науки, такие как экономика. В области этих наук схоласты новой школы достигли больших успехов: идеи, считавшиеся наиболее важным достижением культуры, были получены за несколько веков до Возрождения.

5. Длительность периода. Период, начавшийся в XIV в., продолжался до конца средневековья, то есть до того момента, когда Возрождение выдвинуло свои новые лозунги. Он продолжался в течение двух столетий, до конца XV в., и лишь в Италии изменения произошли несколько раньше, уже в первой половине XV в. Этот период прошел через два этапа. Первая половина XIV в. была философски богатой и творческой. Появились новые идеи, и модернистский путь сформировал не только основы, но и сделал из них наиболее радикальные выводы. В то же время, однако, конец XIV и особенно XV в. были уже временем застоя. Номинализм, еще недавно революционный и живой, перестал развиваться и превратился в школьный канон, так же как томизм и скотизм. В этом состоянии застоя Возрождение и застало схоластику, что и сделало его победу над ней достаточно легкой.

6. Территориальное распространение. В последний период схоластики появились многочисленные учебные заведения и научные центры, а территории, на которых разрабатывалась философия, существенно расширились. Вначале Париж и Оксфорд были вне конкуренции, но во второй половине века были организованы и появились видные университетские центры: Кёльн, Вена, Прага в Чехии, Краков. К Франции и Англии, ведущим в научном отношении странам, присоединились немецкие и славянские страны. Для Польши и для Чехии завершающий период схоластики явился первым этапом в развитии философии. Италия в этот период не была еще творческим лидером, но идеи, которые были разработаны в Париже и Оксфорде, достигли Италии и там, особенно в Падуе, долго сохранялись.

7. Школы. Завершающий период средневековья, его философии охватывал шесть главных направлений. Из них четыре принадлежали античному пути развития философии: томизм, скотизм, аверроизм и августинизм, а критицизм и мистицизм уже представляли собой м одернистский путь.

A) Томизм имел в этот период множество центров, особенно среди доминиканцев. Самый главный центр находился в Кёльнском университете. Именно там в XV в. значительная часть школы высказалась в пользу доктрины Альберта Великого и, как и он, усилила неоплатонические элементы в ущерб перипатетическим.

Б) Скотизм также имел множество сторонников, больше всего среди францисканцев, главным образом, в Англии. Известными его представителями в начале XIV в., когда формировались новые идеи, были Франсуа из Мэронн (ум. в 1325 г.) и Фома Брадвардин (жил приблизительно в 1290— 1349 гг.).

B) Августинизм также имел защитников, среди них выделялся оксфордский францисканец Иоанн Редингтон, период творческой деятельности которого пришелся на начало XIV в.

Г) Латинский аверроизм, несмотря на запреты, не исчез. Школа аверроистов существовала, прежде всего, в Париже, а также в Оксфорде и Падуе. Парижская школа имела своего известного представителя в лице Жана из Жандена (ум. в 1328 г.), который придал аверроизму явно антицерковный, даже антирелигиозный поворот, и в конечном счете вынужден был бежать из Парижа и искать пристанища при дворе борющегося с папством Людвига Баварского. В Оксфорде некоторые философы, такие как кардинал Фитц Ральф и член кармелитского ордена Иоанн Бэконторп (ум. в 1346 г.), стремились приблизить аверроизм к христианской мысли. Падуанская школа, из которой вышел Павел из Венеции, просуществовала дольше всех, почти до XVII в.

Две менее влиятельные школы — августинцев и аверроистов — неоднократно сближались с новыми течениями, в то время как томизм и скотизм оставались наиболее типичными для античного пути.

Д) Критицизм — широко и многообразно разветвленное течение — имел наиболее влиятельного представителя — Оккама.

Е) Мистицизм, который в ту эпоху наиболее интенсивно развивался в Германии, дал прежде всего Экхарта.

Два последних течения внесли новые идеи в средневековую философию и будут рассмотрены отдельно.

Как только в XIII в. схоластический способ мышления получил свое полное выражение, уже в начале XIV в. против него появилась реакция. Еще в зрелом средневековье пришло время критицизма. «Новая школа» обвиняла «старую» в понятийном реализме, догматическом понимании науки, абстрактном ходе рассуждений. Сама же она придерживалась номинализма, далеко идущего скептицизма и интуитивноэмпирической программы исследований. Это было стихийное движение, которое проявилось одновременно у многих мыслителей и постепенно овладело главными философскими центрами — Парижем и Оксфордом. Наиболее типичным и наиболее влиятельным его представителем был Оккам.

Источники критицизма. Это движение, хотя оно и появилось вполне неожиданно, подготавливалось издавна. Его зародыши существовали еще тогда, когда старая схоластика была в полном расцвете. Новый номинализм, эмпиризм и скептицизм имели свои давние источники.

Номинализм имел достаточно старые традиции, идущие примерно с XI в. Только в течение XIII в. он был полностью вытеснен реализмом. Эмпиризм имел в схоластике более слабые традиции, но они были более устойчивыми, и даже в XIII в. он не был преодолен и, собственно говоря, в этом своем виде он породил оксфордскую школу и своего наиболее блестящего представителя в лице Роджера Бэкона.

Скептицизм, наоборот, в раннем средневековье не выступал в явном виде. Однако уже в то время были выдвинуты такие идеи, которые, если появлялся подходящий момент, становились источником и аргументом скептицизма. Эти идеи шли из четырех истоков.

1. Арабскоеврейская философия склонялась к скептицизму. Вопервых, через аверроизм и его теорию двойственной истины. Аверроисты утверждали, что, несмотря на то, что доказательство есть дело разума, истина является делом веры. Они лишали ценности доказательство и этим дискредитировали разум, так же, как это делали скептики. Во вторых, труды арабских ортодоксов были сокровищницей для скептицизма и больше всего труды АльГазали, который умышленно принижал философию для того, чтобы указать на единственное спасение в вере. Он говорил в то время, что философия не дает доказательств для наиболее важных истин, например таких, что Бог нематериален и что Он является причиной мира. АльГазали ставил под сомнение даже сам принцип причинности, на котором философия основывала свои доводы, поскольку Бог как всесильный может поступать и вопреки этому принципу. Взгляды АльГазали изложил Маймонид, и через его посредство они повлияли на схоластику.

2. Августинизм, хотя данные свидетельствуют против этого, также был на руку скептицизму. Его основополагающей идеей была идея иллюминизма, связывавшая со сверхъестественным просвещением условия познания истины, ибо естественных сил разума недостаточно для того, чтобы ее познать. Скептики XIV в. могли ссылаться на мыслителей августиновского направления: на Бонавентуру, Гроссетеста, Бэкона и Генриха из Гента. Собственно говоря, с этими философами весьма считались в начале XIV в. В Париже в то время высочайшим авторитетом пользовался Фома, в Оксфорде наибольшее влияние имели Гроссетест и Генрих. Дуне Скот действительно отбросил иллюминизм, но в начале XIV в. Родингтон его вновь возродил.

3. Аристотелизм также содержал в себе некий элемент, к которому могли обращаться скептики. Собственно говоря, сам Аристотель отличал от познания, которое дает истинность, домысел, который имеет место в области вероятности. Он разработал не только теорию познания в «Аналитиках», но и теорию вероятности в «Топике». Собственно говоря, на «Топику» и на вероятностный характер приведенных в ней рассуждений могли ссылаться скептики. Уже ранние схоластики различали — в соответствии с этим разделением Аристотеля — истинные рассуждения, которые подтверждают доказательства, и вероятностные, которые лишь в лучшем случае могут убеждать. Логика вероятностных рассуждений, начиная с XIII в., пользовалась популярностью. По этой логике — или, как ее называли, «диалектике» — начали появляться специальные учебники. Не первым и далеко не оригинальным, но наиболее известным был учебник Петра Испанца под названием «Краткий свод основ логики». Петр Испанец сумел при помощи этого учебника распространить диалектические идеи и поэтому стал одним из вершителей того философского переворота, который произошел в XIV в. С помощью этого учебника полюбились свободные диалектические рассуждения и были отброшены строгие предписания «Аналитик» в пользу вероятностных примеров «Топики».

С помощью диалектики можно было подтвердить любое положение какимито аргументами, даже наиболее дико звучащие софизмы (придумывание и доказательство софизмов стало любимым диалектическим увлечением, таким же, как когдато в эпоху греческой софистики). Стерлась граница между истинными и сомнительными утверждениями, между теми, которые являлись результатами истинного знания, и теми, которые представляют собой только результат вымысла и веры. Поле для скептицизма было вспахано.

4. Скотизм, который в силу своего ультрареализма был наиболее устойчивым противодействием новым устремлениям, также подготовил скептицизм. Главным образом это было сделано с помощью: а) теологического волюнтаризма. Все истины зависят от Божественной воли; они являлись бы заблуждением, если бы воля Бога была иной. Отсюда легко можно было сделать вывод, что истинность, которую мы приписываем нашему знанию, является мнимой; б) Скот начал сомневаться в доказательности теологических утверждений; теологический скептицизм модернистов XIV в. только продолжил ту традицию, которая была им заложена.

Скот проложил пути не только скептицизму, но и интутитивизму. Он был тем мыслителем, который строго отделил интуитивное познание от абстрактного. Оккам был более близок к Скоту, чем к Фоме, и не случайно, что эволюция схоластики пошла в следующем направлении: от томизма к скотизму, а от скотизма к оккамизму. Томизм был на противоположном конце «нового пути», он являл собой, в конечном счете, единую схоластическую доктрину, которая не содержала в себе элементов скептицизма. Все остальные доктрины содержали в себе эти элементы, и причина этого лежала в религиозной основе схоластики. Томизм не доверял разуму, но не потому, что считал его несовершенным и неспособным получать истину (как античные скептики), а потому, что более приспособленной для этого он считал веру.

Два направления критицизма. Новая философия XIV в. появилась в обоих главных центрах, парижском и оксфордском. Через некоторое время сформировались два равнозначных направления. Несмотря на то, что каждое из них сформировала критическая позиция, антиреализм, скептицизм и эмпиризм, они существенно отличались в решении важных проблем.

1. Парижское направление несколько раньше выдвинуло своих выдающихся представителей. К нему принадлежали такие доминиканцы, как Дюран из монастыря СанПорциано, парижский профессор (ум. в 1332 или 1333 г.); к нему можно отнести также Гарвея из Наталя, генерала ордена (ум. в 1323 г.). К нему также принадлежали францисканцы, такие как Иоанн из Полиаццои Пьер Ореоль, который наиболее полно выразил новые идеи в их ранней французской фазе.

Пьер Ореоль происходил из Аквитании, был учеником Скота в Париже, где учился приблизительно в 1304 г. Затем он преподавал в Болонье, Тулузе и Париже. Умер в Париже в 1332 г., будучи архиепископом при папском дворе в Авиньоне. Пьер Ориоль был, вопервых, номиналистом и говорил о том, что общими являются не вещи, а лишь способ их понимания разумом, что реально существуют только единичные вещи. Во вторых, мы познаем не «абстрактным и обобщенным способом», а при помощи опыта. Ореоль высказывался в защиту эмпиризма. Втретьих, он к этому присоединял скептические взгляды, опираясь на основополагающие положения психологии (что душа является нематериальной формой и т. д.), которые нельзя обосновать. В четвертых, он был феноменалистом, утверждая, что непосредственным объектом нашего знания являются не сами вещи, а только явления. Впятых, он придерживался логического концептуализма как позитивного взгляда на природу универсалий. Два последних взгляда демонстрировали особенность доктрины Ореоля и всего парижского направления, но эти свои особенности парижское течение вскоре утратило, подчинившись оксфордскому направлению.

2. Оксфордское направление начиналось с менее значительных мыслителей со скептическими тенденциями, чтобы быстро наверстать упущенное и выдвинуть самую выдающуюся личность всего движения — Оккама. Оккам пришел к своим взглядам независимо от французского модернизма, который был старше его на целое поколение. Он специально акцентировал внимание на том обстоятельстве, что познакомился с Ореол ем, когда его собственные позиции уже сформировались. По своей сути эти взгляды основывались на оксфордском направлении теологии и естественных наук. Сильная личность Оккама повлияла на индивидуальность его французских последователей, и «новый путь» был воспринят не только в Англии, но и во Франции в том виде, который он ему придал. Он считался «почтенным основоположником» новой схоластики. Его появление делит парижское направление на два периода: собственно дооккамовский и оккамовский.

Жизнь Оккама. Уильям Оккам родился в графстве Сюррей, недалеко от Лондона, незадолго до 1300 г. В 1312— 1318 гг. учился в Оксфорде, а с 1318 г. начал в нем свою преподавательскую деятельность. В 1324 г. был обвинен в ереси и вызван в курию в Авиньон, где был осужден. Через четыре года бежал к императору Людвигу Баварскому, который вел борьбу с папством; в это же время был отлучен от Церкви. С 1330 г. находился при императорском дворе в Мюнхене и там написал большинство своих произведений. Там же и умер в 1349 или 1350 г., помирившись перед смертью с Церковью. Свою достаточно неожиданную для средневекового философа судьбу Оккам определил своей боевой натурой и устремлениями, не только научными, но и политическими. Его философские трактаты дополнялись политическими работами, направленными против папства.

Философские произведения Оккама были начаты, как правило, в Оксфорде, а завершены или переработаны в Мюнхене. Больше всего он оставил после себя логических работ: «Свод всей логики», «Распорядок». В его комментариях к «Сентенциям» Ломбарда содержались теологические взгляды, а в комментариях к «Физике» Аристотеля — его собственные естественнонаучные представления.

Взгляды Оккама. 1. Главные идеи Оккама. Классическая схоластика: а) старалась собрать знания в единую систему,— в силу этого она была систематической философией; б) основания этого знания считала надежными и поэтому была догматической по своему духу; в) в ней подразумевалось, что знания добывает разум,— следовательно, она была рационалистической философией; г) доказывала, что общим понятиям разума соответствует общее бытие,— следовательно, она была реалистической философией.

В то же время, однако, Оккам, будучи выразителем нового духа, по всем философским позициям противостоял сложившейся традиции. Его основная позиция была: 1) антисистематической, 2) антидогматической, 3) антирационалистической, 4) антиреалистической, так как: а) вместо того, чтобы сконструировать систему, он занимался критикой знания; б) в результате критики он пришел к мнению, что огромная часть традиционного знания лишена необходимых оснований; в) основополагающим органом знания он считал не дискурсивный разум, а непосредственную интуицию; г) в общих понятиях разума он видел результат мышления и речи, которому ни одно всеобщее бытие не соответствует. Старым положениям он противопоставлял новые: 1) его критическая позиция привела к выдвижению на первый план эпистемологические проблемы; 2) а также открывала путь скептицизму и фидеизму, поскольку место дискредитированного знания должна была занять вера; 3) интуиционизм занял место рационализма; 4) номинализм и психологический концептуализм заместили реализм.

Разыскивая более глубокие основания для новых эпистемологических доктрин Оккама, мы наталкиваемся на два убеждения метафизической природы: индивиду ализми волюнтаризм. Как индивидуалист Оккам стоял на той точке зрения, что любое бытие единично и конкретно, что иного бытия не существует. Как волюнтарист он полагал, что особенности бытия зависят от воли, и прежде всего от воли Бога. Он был защитником могущественной Божественной воли и отбрасывал любые положения, которые могли бы ограничить это могущество.

Кроме того, он придерживался еще одного методического правила, которым пользовался при решении философских проблем: для того, чтобы объяснить явления наиболее просто, нет необходимости множить сущности и устанавливать их там, где объяснение явлений этого не требует. Эти две посылки — всемогущественная воля Бога и экономия мышления — стали непреложными правилами его философии. Неудивительно, что созданный им образ мира имел больше свободы и был более простым, чем тот, который был получен по традиции.

2. Скептицизм. По отношению к рациональному знанию о Боге и мире, которое построила схоластика, позиция Оккама была исходно скептической.

А) Прежде всего он стремился показать, что теология не является наукой. В частности, ее положения были поставлены под сомнение еще до Оккама. То, что единственности Бога нет и она не может быть доказана,— это утверждал Уильям из Уорра. Скот же утверждал нечто подобное о тех положениях, что Бог всесилен, вездесущ и т. д. Иоанн из Полиаццо говорил о том, кто является творцом мира, и подобное говорилось о других теологических положениях.

Предшественники Оккама постепенно освобождались от жестких пут теологии, а Оккам покусился на ее основы. Он поставил под сомнение те принципы, на которые опирались основные рассуждения теологов: принцип причинности в его традиционном, идущем от Аристотеля, виде. Этим он закрыл основную дорогу теологическим доказательствам. Уже не только характеристики Бога перестали для него быть предметом доказательства (например, нельзя доказать единственность Бога, если можно просто подумать о том, что существует множество миров и каждый из них имеет своего Творца, нельзя доказать его бесконечность, если совершенная сущность не может быть бесконечной), даже само существование Бога нельзя доказать. Невозможно как доказательство априори, если существование можно подтвердить только с помощью непосредственной интуиции и ни в коем случае с помощью непосредственного рассуждения, но в таком случае доказательство апостериори также неистинно, если положить в основание принцип причинности и допустить, что цепочка причин конечна и что первопричиной является Бог.

Скептические замечания предшественников Оккам обобщил в крупной скептической теории, которая охватывала более или менее всю рациональную теологию. При этом он никогда не утверждал, что ее положения были ложными. Они истинны, поскольку опираются на Откровение. Но они не являются результатом знания и могут быть только делом веры. Скептицизм Оккама пробивал дорогу фидеизму. Теология оказалась вне науки. Между знанием и верой — уже через полвека после Фомы! — наступило полное размежевание.

Б) В рациональной психологии, по мнению Оккама, исходные положения также были лишены доказательства. Ни путем рассуждения, ни при помощи опыта нельзя продемонстрировать то, что мыслящая душа нематериальна и неуничтожима, что она является формой тела, что человек подчиняется такой душе. Психологическая конструкция, которая была выстроена еще Аристотелем и культивировалась веками, была разбита. В учении о душе, так же как и в учении о Боге, мы знаем только то, что знаем с помощью веры.

В) Тем более нет доказательств в этике. Оккам утверждал, как и Скот, что Божественная воля является единственным смыслом морального блага и никакие объективные законы не ограничивают Его всесилия, поскольку и другие объекты могут быть Им признаны благими.

Скептицизм Оккама имел двойной источник. Один из них был критической природы: традиционное учение о Боге, душе и добродетели не выполняло, строго говоря, задач, которые поставлены перед знанием. Доказательства и рассуждения о них являются только поверхностными, поскольку с одинаковым успехом можно было доказать и противоположные положения. Второй источник имел религиозную природу: убеждение в неограниченной силе и свободе Бога. Если бы Бог захотел, все было бы другим, не таким, каким оно есть на самом деле. Ничто не является необходимым, а если чтото и кажется нам таковым, то это наше заблуждение. Теология, психология и этика, стремясь доказать истины откровения и в силу этого показать их необходимость, ставили перед собой ложную задачу, а если они ее и выполнили, то только на первый взгляд.

Г) Скептицизм Оккама распространялся и за пределы рационального знания, так как охватывал также и интуитивное познание. С его помощью Оккам поставил под сомнение и то, что сам представлял как наиболее мощную основу знания. Исходя из своей критической позиции, он не получил здесь ничего того, что в действительности могло бы быть применимым. Он получил — как мы это увидим позже — аргумент в пользу религиозной природы Бога, который всесилен и в состоянии вызывать интуицию даже тогда, когда самого объекта не существует.

3. Психологизм. А) В проблеме универсалий Оккам отказался от реалистической основы, на которой схоластика построила свое знание. Он сделал это по двум причинам: вопервых, принятие реально всеобщего сталкивается с теоретическими трудностями; вовторых, в нем нет необходимости, а) Трудности реализма проявляются как в его крайнем выражении (платонизм), так и в его умеренном виде (аристотелизм). Если мы понимаем универсалии как существующие в вещах или вне вещей, то, в конечном счете, их можно понять только как вид единичных объектов, но таковыми, по определению, они не являются. Некоторые их сторонники допускают, что универсалии существуют в вещах, поскольку, по их мнению, разум их выделяет из вещей силой своей абстракции. Но это недопустимое положение, ибо разум может творить только понятия, но ничего реального он создать не может. Если же универсалии существуют в зависимости от разума, то это означает, что они реально не существуют, б) В этом нет необходимости, так как наше знание удается объяснить и без них. Более того, принятый методологический принцип свидетельствует о том, что необходимо избегать сложных объяснений там, где достаточно простых.

В основе этой полемики лежало очень позитивное убеждение в том, что только то, что единично и конкретно, может реально существовать. Вещи не являются общими; это был, по Оккаму, ложный взгляд номиналистов. Если номинализм утверждает, что понятие является только общим, он ошибается, поскольку должно существовать какоето основание для создания общих понятий. Этот взгляд выводил «новую школу» философов XIV в. за пределы старого примитивного номинализма.

Б) Все эти философы были антиреалистами, но не были исключительно номиналистами. Они утверждали, что нет всеобщего бытия, что кроме общих выражений существуют также общие понятия,— они были концептуалистами. В то же время они отличались друг от друга в понимании природы понятий. Это различие разделило на два направления модернистов XIV в. Одни из них приписывали понятиям субъективное бытие, другие — объективное. Объекты мышления, не обладая реальным бытием вне его самого, могли, однако, обладать двояким — объективным и субъективным — бытием.

Мы воспринимаем объекты с помощью мыслительных операций. Эти операции происходят в разуме, который является их основой, или «субъектом». В таком случае они обладают психическим бытием, которое схоластами называлось «подлежащим, или субъективным бытием».

Но мышление имеет ту особенность, что оно мыслит о том, что представляет собой какойто объект. Этот объект, в конечном счете, может быть нереальным, он может быть только иллюзорным. Химера, например, не имеет ни реального, ни физического, ни психического бытия. Психической является деятельность разума, который вырабатывает представление о химере, но не самое химеру. Она является только «объектом» разума и имеет — как выражались схоластики — «объективное» бытие. Схоластики бытие такого рода называли также интенциональным (от слова «интенция», т. е. направление) в том случае, когда это бытие основывалось только на том, на что направлен наш разум. Объект мысли может обладать, кроме того, и реальным бытием, но может его также и не иметь. Отсюда в средневековье имело место различение и противопоставление «реального» и «субъективного» бытия.

Разделение субъективного и объективного бытия было основой для размежевания модернистов на два направления. Парижская школа, типичным представителем которой был Ореоль, утверждала, что общие понятия обладают только объективным, интенциональным бытием, а не реальным бытием в мышлении. В то же время Оккам — а вслед за ним и вся оксфордская школа — полагал, что общие понятия существуют только в разуме и имеют субъективное бытие. Концептуализм парижской школы был логическим, а концептуализм Оккама — психологическим. Почему Оккам занял такую позицию? Потому что для него «интенциональное бытие» не было, в целом, бытием, а было фикцией. «Бытие» для него означало, прежде всего, физическое или психическое бытие, поскольку иного не существует. Здесь для Оккама решающей была та идея, что бытие нет смысла множить, не надо создавать фикции, необходимо лишь факты объяснять предельно просто.

В) Общие идеи, содержащиеся в разуме, были для Оккама «естественными» универсалиями. Другой вид универсалий представляли слова, которые эти понятия выражают. Это мысленные универсалии, которые создаются людьми. К ним относится то, что мы называем «родами» и «видами». Они не являются состояниями разума, а есть только порождение речи. Как имеющие значение они обладают той особенностью, что обозначают и «замещают» объекты.

Теория универсалий состояла у Оккама из четырех разделов: 1) теории понятий, или психических универсалий; 2) теории имен, или языковых универсалий; 3) теории обозначения или замещения объектов знаками; 4) теории знаков и значений. Антиреалистическая логика XIV в. была более богатой, чем логика номиналистов XVI и XVII вв. в этой сфере знания.

Логики XIV в. стремились удалить из логики метафизические проблемы и с этой целью ограничивали свою проблематику только проблемой языкового знака и его значения. Знак вместе с его значением был назван «термином», а логику, ограниченную рассмотрением терминов, назвали «терминистской». Такой логикой и занимался Оккам. Но и в ней метафизический спор об универсалиях тоже нашел свое выражение. Поскольку, кроме таких способов замещения вещи, с которым были согласны все (а именно, когда термин замещает конкретную вещь: так называемое персональное, единичное замещение), рассматривалось замещение целых классов (общее замещение), что и являлось предметом спора между реалистами и антиреалистами, оно было признано реалистами, но не принималось Оккамом. Терминистской логикой занимался не только Оккам вместе со своей школой, ею занимались также и реалисты. Если же оккамистов иногда называли специально «терминистами», то это делалось только потому, что спорную характеристику общности они видели в самом термине, а не в замещаемых им вещах.

Позиция Оккама не создавала из универсалий фикций разума, поскольку они являлись психическими и языковыми отражениями единичного бытия. Ничего иного, кроме единичного бытия, не существует. Оккамизм признавал бессодержательными конструкции реалистической логики, всякие «сущности», «природы», «реальные виды». Удалив все, что не является конкретной единичностью, Оккам создал неизмеримо упрощенный образ мира.

4. Интуиционизм. Абстрактная мысль не может точно познать бытия, поскольку оно является конкретным и единичным. Это может сделать только непосредственное познание, которое Оккамом и его школой называлось «экспериментальным» или, по примеру Скота, «интуитивным». Его определяли таким образом в противовес абстрактному, как такое познание, в ходе которого мы воспринимаем наличный объект. Оно свидетельствует о том, чему абстрактное понимание никогда научить не может: существуют ли данные вещи реально.

Среди профессиональных философов XIV в. не было двух мнений по поводу существования интуиции. В то же время, однако, мнения расходились во взгляде на природу интуиции: признавая вещи наличными, имеем ли мы гарантию их наличности? Мы познаем сами вещи или только их проявления? Парижская школа опиралась на заблуждения, которым мы подвергаемся в ходе интуитивного познания, и утверждала, что в процессе интуитивного постижения мы имеем дело с реальным бытием, что объект интуиции есть только явления. Интуитивно познаваемые явления были для этой школы такими же нереальными, как и интенциональные объекты, которые познаются при помощи общих понятий: и первое, и второе находятся между разумом и реальным миром. Ни в том, ни в другом случае, ни с помощью интуиции, ни с помощью абстрактной мысли разум не познает реальное бытие. Феноменализм парижской школы шел в паре с логическим концептуализмом. Обе эти теории отличали парижскую школу от Оккама.

Оккам порвал с традицией феноменалистов. Взгляд, который они считали верхом осторожности, он считал некритическим. Явления, отличающиеся от вещи, по его мнению, были заблуждениями философов, такими же, как и интенциональное бытие. В действительности существуют только разум и реальные вещи. Отношение разума к вещам является непосредственным. Оккам отбрасывал любые опосредующие звенья между ними: явления, образы, интенционалъные объекты. Он доказывал, что принятие опосредующих звеньев уходило бы в бесконечность.

Позиция Оккама имела также и другую сторону: в интуиции он усматривал непосредственный, но несамостоятельный способ восприятия действительности. Интуиция может быть в одинаковой мере вызвана как естественным путем — через воздействие самих вещей, так и сверхъестественным — благодаря непосредственному воздействию Бога. Всесильный Бог может вызвать в нашем разуме интуицию несуществующей вещи. Это была идея, вызывавшая недоверие даже к непосредственному познанию. Феноменалистов она не затрагивала, поскольку, по их мнению, мы всегда познаем только явления, вызваны ли они воздействием вещей, либо внушены непосредственно Богом. Но в то же время Оккама, который считал интуицию непосредственным отношением с вещами, эта мысль ввергала в скептицизм. И всетаки его скептицизм не распространялся на внутреннюю интуицию. «Случайные истины о чисто разумных вещах, таких как мысли, акты воли, чувства, мы познаем более достоверно и очевидно, чем любые другие».

Оккам делал еще один вывод: интуиция, несмотря на то, что она является основой знания, всетаки не является его окончательным видом, так как после нее необходима абстрактная обработка. Из самой интуиции непосредственно не следует ни истинное, ни окончательное знание. Интуиция зависит от случайного опыта, а «познание случайных вещей не есть знание в собственном смысле слова». В этом Оккам был согласен с реалистической традицией схоластики.

5. Новые идеи в космологии и физике. Новая теория познания требовала от Оккама отказа от синтеза, над которым работала схоластика. Эта теория отвергала и теологические ожидания. Но в то же время она оказалась хорошей основой для космологических исследований. Необходимо обратить внимание на то, как в проблеме конечности и единства мира Оккам обратился к античной традиции, шедшей от Аристотеля.

Аристотель полагал, что мир является конечными что реальная бесконечность не существует даже в потенции. Этот взгляд с трудом удалось согласовать с христианской концепцией Бога; эта идея была осуждена церковью в 1277 г. Среди философов против этой идеи выступал прежде всего Оккам, стойкий защитник неограниченной мощи Бога. Он говорил, что Бог способен создать бесконечно большой мир, следовательно, бесконечность реально существует. Отсюда вовсе не следует, что она существует также и актуально. Есть два вида потенции: один может быть актуализирован полностью, второй представляет актуализацию как бесконечный процесс, который никогда не может быть завершен.

Аристотель также утверждал, что существует только один мир. Он считал, что ему удалось доказать невозможность существования многих миров, указав, что каждая стихия имеет свое собственное место и что все укладывается в концентрические сферы. Было очень трудно согласовать этот взгляд с христианским учением (могло ли всесилие Бога исчерпаться созданием одного мира?), и он также был осужден в 1277 г. Но только Оккам подверг его специальной критике.

В любом случае наиболее позитивные результаты имели достижения Оккама в специальных вопросах физики. Здесь он также должен был пройти через критику физики Аристотеля. Она, подобно психологии и теологии Аристотеля, выполнила свою историческую роль и должна была быть отброшена для того, чтобы дать возможность дальнейшему развитию науки.

Основой аристотелевской физики была теория движения. Согласно этой теории, каждое тело обладает своим естественным местом и движется, чтобы это место занять. Трудность этого взгляда проявлялась особенно в том случае, когда движение, которое придано телу силой, отдаляет его от естественного места, на котором оно находилось изначально, либо тело отдаляется также в том случае, когда причина, которая его приводит в движение, перестает действовать. Аристотель для объяснения этого факта вводил дополнительное предположение, что вместе с телом в движение приводится и окружающий его воздух и именно он движет тело в тот момент, когда изначальная причина перестает действовать.

Оккам в своей критике указал на то обстоятельство, что никакие дополнительные допущения не спасают теорию Аристотеля. В частности, причина движения не может содержаться в воздухе, так как, например, в случае, когда два лучника стреляют друг в друга, необходимо было бы признать, что воздух движется одновременно в двух противоположных направлениях, что невозможно. То, чем Оккам хотел заместить раскритикованную теорию, было еще более примитивным: он писал, что тело движется потому, что находится в движении, поскольку самого факта движения достаточно для того, чтобы объяснить, что движение будет сохраняться и в дальнейшем, и иных причин искать не стоит. Но и эта простая теория была выражением закона инерции и вскоре в работах его учеников была заменена более совершенной теорией. Критическая деятельность Оккама стала началом расцвета естественных наук.

Последователи Оккама. Оккам в начале XIV в. был одним из многих представителей «новой школы». Но он оказался самым влиятельным из них, поскольку его способ мышления выглядел наиболее притягательно. Парижская школа, изначально отличавшаяся своими воззрениями от оксфордской, со временем подчинилась его влиянию. В Париже он нашел наиболее выдающихся последователей, и там же возник главный центр оккамизма. Английская среда, дав Оккама, начала с середины XIV в. постепенно терять влияние, а парижские оккамисты в течение всего века плодотворно развивали следствия его учения. Сфера исследований разделила оккамистов на две группы: на тех, кто занимался общими проблемами философии и теологии, и на тех, кто занимался частными науками.

1. Оккамисты, которые занимались философией и теологией, делали это с критических позиций. Не было положения, которое бы не подвергалось ими критике и по отношению к которому не были бы сделаны скептические выводы. В связи с этой критической позицией развивались главным образом эпистемологические взгляды.

Самым влиятельным из них был Петр из Аиллы (1350— 1420 гг.), канцлер Парижского университета, епископ, кардинал, папский легат, один из наиболее влиятельных участников Константинопольского собора. Он был наиболее известным, но и наименее самостоятельным мыслителем, поскольку все свои идеи заимствовал у других, и жил уже в более позднее время, когда «новая школа» уже перестала подвергаться гонениям.

Ведущим мыслителем этой группы оккамистов и примером для Петра был Жан из Мирекура, представитель ордена цистерцианцев, который преподавал в Париже и там же за свои взгляды был осужден в 1347 г. Он строго разделил основные виды познания: наивысший уровень истинности присущ тем суждениям, которые не пользуются никакими другими положениями, кроме принципа противоречия. Они бывают трех видов: а) аналитические суждения; б) суждения, которые непосредственно подтверждают чувственные данные; в) суждения, которые из них следуют. Все другие суждения имеют более низкий уровень истинности, в частности, те Из них, которые опираются на интуицию и на причинное толкование.

Родственным ему мыслителем был самый оригинальный и самый решительный представитель оккамистской школы — Николай из Отрекура. По происхождению он француз из окрестностей Вердена, учился, а затем и преподавал в Париже. В 1340 г. его философская доктрина была поставлена под сомнение и отдана на папский суд, который через шесть лет вынес осуждающее решение. Когда это произошло, Николай отрекся от выдвинутых Парижским университетом обвинений и сжег свои произведения. Он был отстранен от преподавательской и научной работы и занимал невысокие церковные должности, в 1330 г. он стал настоятелем собора в Меце. В силу того, что его работы были уничтожены, мы вынуждены извлекать его взгляды из материалов процесса и других косвенных источников. Удалось обнаружить лишь несколько страниц его произведений научного содержания и теологический трактат.

Никто из оккамистов не трактовал проблему истинности познания так бескомпромиссно, как Николай из Отрекура. Несомненным он признавал только «первый принцип» познания — принцип противоречия. «Кроме истинности, которую дает вера, не существует истинности, кроме первого принципа и того, что из него следует». С этой точки зрения, огромное большинство наших суждений оказывается необоснованным, поскольку принципы причинности нельзя даже вывести из принципа противоречия. Например, мы утверждаем, что если есть причина, то должно быть и следствие. Почему же в таком случае из существования одной вещи должно следовать существование другой? В этом нет никакого противоречия, так как если одна вещь существует, то второй может не быть. Причинное отношение мы знаем только из опыта и на основе полученного ранее опыта ожидаем, что таким образом будет происходить, но это ожидание может не подтвердиться. «Когда мы дотрагиваемся руками до огня, то он всегда горяч, и поэтому нам кажется, что если бы мы это сделали еще раз, то нам было бы так же жарко». Отрекур трактовал причинность так же, как четыре века спустя это делал Юм.

К аналогичному результату привела его критика понятия субстанции. Существование субстанции не очевидно, и мы допускаем его на основе рассуждений. Постигая акци" денции, мы предполагаем, что существует субстанция, которая обладает этими особенностями. Но к этому рассуждению принцип противоречия неприменим. В связи с этой критикой Отрекур поставил под сомнение реальность внешнего мира, поскольку и ее нельзя свести к принципу противоречия. «Бренный разум, управляемый только естественным светом, не может обладать очевидным знанием о существовании вещи в том случае, если реальность мы должны понимать как приведенную или приводящую к очевидности или истинности первого принципа».

По отношению к результатам этой критики вся ценность традиционного знания должна казаться ничтожной. В частности, вся философия природы и психология Аристотеля, после того как поставлен вопрос о сомнительности принципа причинности и субстанции, не содержат в себе ни одного истинного выражения и не заслуживают того, чтобы их изучали. Вместо них Николай выдвинул иное понимание материи и души. Он вернулся к античному, атомистическому взгляду на материю, возрожденному в XII в., но отброшенному классической схоластикой XIII в. В теории души он перестал оперировать ее силами, поскольку нам в опыте даны только психические акты, а из их существования не следует существования сил. «Неочевидными являются предположения, согласно которым, если есть акт понимания, следовательно, наличествует разум; если есть акт желания, значит, есть и воля».

Результаты рассуждений Отрекура не были вполне скептическими. Кроме принципа противоречивости истинными являются также факты опыта. Он писал: «Считаю очевидной истиной то, что является предметом пяти чувств, и то, что касается собственно психических актов». Критицизм XIV в., крайним представителем которого был Отрекур, дал скептические результаты, которые касались не любого, а традиционного и разумного знания; он стоял на защите опытного знания. В противовес скотистам, которые делали свои понятия все более утонченными и сложными и множили различия между видами бытия и познания, оккамисты стремились к предельно простому образу мира и познания. С этой точки зрения они превзошли даже самого Оккама. Одни из них, такие как Жан из Марша, перестали отличать «виды» от актов. Не существует видов вне актов, нет цветов вне зрительного восприятия; в процессе познания они различали только два элемента: объект и акт. Другие же оккамисты, такие как Жан из Мирекура, не хотели отличать акты от души, стоя на той позиции, что вне духовных субстанций акты не существуют.

2. Оккамисты, которые занимались естествознанием, имели в этой области выдающиеся заслуги, больше всего в области физики и астрономии. Наиболее известными из них были Жан Буридан, Альберт Саксонец, Николай Орем. Все они были связаны с Парижским университетом. Буридан (род. ок. 1300 г.— ум. после 1362 г.) был в нем ректором в 1327 и 1348 гг.; Альберт (ум. в 1380 г.), парижский магистр, впоследствии был первым ректором Венского университета, а умер епископом в Хальберштадте; Николай (ум. в 1382 г.), парижский преподаватель, позже также стал епископом.

По примеру Оккама, они боролись с физикой и астрономией Аристотеля так же, как другие члены школы боролись с его метафизикой и теорией познания. Они отвергали учение Аристотеля о природе, поскольку оно не считалось с фактами опыта. Они не только боролись с ним, но и стремились заместить его новым учением и создали рад оригинальных и значимых теорий, среди которых особенно плодотворной оказалась теория «импетуса» (толчка). Ее замысел, возникший еще у Петра Оливи, еще до его физических подтверждений был использован впервые Франсуа из Марша, но теория была разработана Буриданом.

Эта теория, ставшая основанием новой динамики, противопоставлялась аксиомам динамики Аристотеля: в ней утверждалось, что движение не может сохраняться, если не поддерживается постоянным воздействием движущей силы. Новая динамика, напротив, признавала, что движение, однажды начавшееся, сохраняется в дальнейшем само по себе, как об этом говорят факты. Она объясняла это явление с помощью того вида движущей силы, которая действует, придавая телу движение. Эту силу они называли «импетусом». Сила эта, только один раз приложенная к телу, движет его бесконечно, если не нейтрализована противодействующей ей силой, например, трением.

Буридан придал теории импетуса более строгий вид: импетус пропорционален скорости, с которой тело приведено в движение, а также определяется количеством материи, которое в себе содержит тело. Это количество «первой материи» он описал теми же словами, что и Ньютон описал массу. Зависимость между импетусом и скоростью он численно не определил, но избежал ошибок в расчетах, которые допустили Галилей и Декарт. С помощью этой новой теории он сумел объяснить явление ускорения, которое имеет место при падении тела: тяжесть (вес), вызывающая падение, придает падающему телу постоянно усиливающееся ускорение.

Более того, Буридан применил свою теорию не только к земным, но и к космическим движениям. В этом проявилось общефилософское значение теории импетуса. Она позволила обойтись без духов, которым Аристотель и его сторонники приписывали движение небесных тел. Этим телам «импетус» придается Богом, и в силу этого они находятся в движении, а их движение носит постоянный характер, поскольку в пространстве нет таких сил, которые бы ему противодействовали. С помощью этой концепции стало возможным понимание движения планет как определенного механизма и были созданы основания для научного понимания небесной механики. «Если бы мы хотели,— говорит знаменитый историк науки П. Дюгем,— провести точно разграничивающую линию для того, чтобы отделить преобладание античного учения от науки Нового времени, то необходимо было бы, как нам кажется, эту линию провести в тот момент, когда Жан Буридан применил эту теорию, когда перестали считать, что звезды приведены в движение Божественной сущностью и приняли, что небесные и земные движения подчиняются одной и той же механике».

Альберт Саксонец продолжил работу Буридана. Наиболее выдающимся в ряду этих ученыхоккамистов был Николай из Орема. До нас дошли не все его заслуги, но известно, что он сделал открытия в трех областях точного знания: 1) в аналитической геометрии; 2) в теории падения тел; 3) в теории суточного движения Земли. В первой области он предвосхитил Декарта, во второй — Галилея, а в третьей — Коперника. За два столетия до Декарта он придумал и применил геометрию координат, так что ему принадлежит приоритет в изобретении аналитической геометрии. Законы падения тел, которые приписываются Галилею, он изложил в трактате «Книга о небе и мире» (1370 г.).

В вопросе движения Земли и звезд он предвосхитил идеи Коперника. В конечном счете, он сделал это не первым, поскольку уже в начале XIV в. эта проблема обсуждалась парижскими оккамистами, и уже Альберт Саксонец и Франсуа де Мавронис писали о современных им физиках, утверждавших, что астрономическая система, в которой Земля считалась движущейся, а звездное небо неподвижным, является более удовлетворительной, чем традиционно принятая система. Орем изложил эту новую систему с необычайной полнотой и ясностью, которая вполне сравнима с коперникианским описанием.

Исследования Николая из Орема не ограничивались естествознанием. С такой же точностью и рассудительностью он их проводил и в совершенно иной области, в области экономики. Николай оставил после себя трактат «О происхождении, природе и обмене денег». Он считался наиболее известным экономистом XIV в.

Такое развитие средневековой философии привело к созданию специальных наук. Они появились не в силу антагонизма с философией, а напротив, выделились из нее. Философы были их творцами и первыми разработчиками.

Научная работа не была единственным источником «новой» схоластики. Второй источник был не менее значимым: средневековые номиналисты разочаровались в диалектике, в доказательстве всего и рассуждениях обо всем, которые велись не для получения истины, а как искусство ради искусства. Имели место два проявления разложения в завершающейся схоластике: расслоение формалистики и диалектики. Первая увлекала реалистов, особенно скотистов, а вторая — главным образом, номиналистов. Их доктрина приобрела такой вид на родине Оккама, в Англии. Это была менее ясная сторона оккамизма, которая привела к тому, что в глазах потомков он не занял того положения, которого заслуживал.

Распространение оккамизма. Оккамизм уже в середине XIV в. вышел из своих оксфордских и парижских границ. Альберт Саксонец, выдающийся представитель школы, был в 1365 г. ректором Венского университета. По этой причине оккамизм был принят на Дунае. Он был там еще более усилен деятельностью другого известного оккамиста Генриха из Хесии (часто называемого Генрихом из Хайнбаха или из Лангенстайна) (1325—1397 гг.), вначале профессора в Париже, а с 1383 г.— в Вене. В это же время оккамизм достиг Праги, где преподавал друг Генриха из Хесии Генрих из Оута (он работал в Праге в 1372—1383 гг., затем в Вене, ум. в 1397 г.), вскоре оккамизм появился в Кракове. Оккамистом был также организатор университета в Гейдельберге (основан в 1385 г.), Марсилий из Ингена (с 1362 г. профессор в Париже, затем в Гейдельберге, ум. в 1396 г.). Оккамизм распространился еще дальше на юг, до Италии, и хотя он имел там не так много сторонников, его традиции сохранились до времен Леонардо да Винчи и Галилея.

Оппозиция. Церковные власти быстро признали новации «новой школы» опасными для того учения, которое развивалось и поддерживалось Церковью. Парижская школа до Оккама избегала осуждения, но с оккамизмом Церковь вела постоянную борьбу. Множество оккамистов, которые занимались философией и теологией, были вынуждены отказаться от своего учения. Прежде всего, это сделал Николай из Отрекура (1340 г.), а также Жан из Мирекура (1347 г.), те же, кто занимался в большей степени частными науками, с большей легкостью могли согласовывать свои идеи с идеями Церкви и дошли даже, как Альберт Саксонец или Николай из Орема, до высоких церковных должностей. Противоречия, вначале явно выраженные, со временем были разрешены, и со второй половины XIV в. «новая школа» смогла свободно развиваться длительное время, и лишь во второй половине XV в. на нее начались новые гонения. В 1473 г., во время правления Людовика XI, в Парижском университете было запрещено обучать в номиналистическом духе, но этот запрет действовал только до 1481 г., затем номинализм стал считаться таким же богоугодным, как и «старая школа».

Не только Церковь, но также и секты, которые от нее откололись в конце средневековья, находились в оппозиции к «новой школе». Учения Джона Уиклифа и Гуса опирались на реализм и вызвали реалистическую реакцию как в Оксфорде, так и в Чехии. Еретикиаверроисты были консерваторами в философии в еще большей степени, чем томисты и скотисты. Они упорно стояли на защите Аристотеля и более горячо, чем другие, защищались от новой физики оккамистов.

Оппозиция против «новой школы» не ослабевала, напротив, даже еще усилилась в эпоху Возрождения. Благодаря своему культу Платона и Аристотеля Возрождение в большей степени сближалось со старой схоластикой, основывавшейся на воззрениях этих античных философов. Следовательно, новые идеи, которые были рождены в XIV в. в Париже мыслящими людьми Ренессанса, ретроспективно не могли быть поняты. Достаточно поздно, но с еще большей горячностью, философия Нового времени повернулась . к идеям оккамистов.

Историческая роль оккамизма носила отчасти деструктивный характер: оккамизм разрушал научные традиции средневековья. Целью схоластики было «дать истолкование истин веры», но оккамизм истины веры признавал невразумительными. Он был средневековой философией, но антисхоластической по своему духу. Схоластика завершила свое собственное развитие в XIII в., хотя и впоследствии она не перестала иметь многих сторонников. Оккамизм же сохранил внешне схоластическую форму и поэтому считался новым видом схоластики, по своей сути, однако, уже не являясь схоластической доктриной. Отход от схоластики начался не только в эпоху Возрождения, но еще в XIV в.

Оккамизм не только порвал с современной ему философией, он также заложил фундамент новой философии. Благодаря ему средневековье начало строить здание критической философии и эмпирической науки.

«Новая школа» — как бы ее ни называли: критицизмом или оккамизмом, номинализмом или терминизмом — имела ряд особых черт:

I. Критические позиции, которые вытеснили догматические взгляды схоластов.

II. Автономную трактовку науки, которая заменила античный, основанный на авторитетах, стиль мышления и исследования; разделила веру и разум, которые объединялись схоластикой.

III. Направление исследований, которые издавна были сосредоточены вокруг теологических проблем, переориентировали на эпистемологические и естественнонаучные проблемы.

IV. Возвышение в теории познания интуиции и принижение значения роли понятийного знания. Понятийный антиреализм теперь выступал в разных видах: главным образом, как психологический концептуализм, реже — как логический, еще более редко — как чистый номинализм.

«Новая школа» явилась реакцией против философского максимализма средневековья, в особенности, максимализма XIII в. Она осознавала, что сократила большую философскую программу, переданную ей по традиции. Но она стремилась ограничить сферу науки для того, чтобы достигнуть значимых результатов,— это было ее минималистским лозунгом.

Те научные идеи, которые защищались средневековой «новой школой», стали главным содержанием науки Нового времени. Еще в XIV в. оккамисты выдвигали научные поло»жения, которые принято считать идеями Коперника, Гали. лея, Декарта. С деятельностью «новой школы» связаны научные открытия Нового времени, в частности, географические трактаты Петра из Аиллы, послужившие источником для Христофора Колумба и Америго Веспуччи.

Так же как в области частных наук, в философии последняя великая средневековая школа прокладывала новые пути последующим временам. Эмпиризм и критицизм Нового времени начались в Англии в XVII в.: традиции Оккама были еще живы, и его произведения еще комментировались в коллегиях. Локк, первый эмпирист Нового времени, изучал Оккама по программе школы. Однако наиболее смелые идеи оккамистов были забыты, и после работ Отрекура, «средневекового Беркли и Юма», память о нем уже погибла, когда Беркли вновь подверг критике понятие субстанции, а Юм предложил критику понятия причинности. Это произошло в XVIII в., который своими критическими устремлениями был родствен XIV в., так же как XVII в. явился в Новое время аналогом XIII в. Новейшая философия, начавшаяся с середины XIX в., обладает традициями и тенденциями, подобными тенденциям XIV в. Парижское направление в XIV в., ограничивавшее познание явлениями, было предшественником современного феноменализма, оксфордское же направление, которое делало акцент на экономии мышления, было предшественником позитивизма.

Другое важное направление XIV в.— мистицизм — не было такой новинкой, как критицизм. Все разновидности мистицизма имели своих предшественников в разные периоды средневековья. В XIV в. он вновь стал значимым, поскольку явился выражением более интенсивной эмоциональной жизни, которую не удовлетворяли интеллектуальные объяснения явлений, а также стал выражением возрастающего индивидуализма, который не устраивали всеобщие формы религии и который искал особое отношение к Богу.

Два вида мистицизма. В XIV в. обе разновидности мистицизма — аскетическая и спекулятивная — имели своих сторонников. Первая искала только пути приближения души к Богу и душу трактовала в соответствии с догматами веры. Вторая же путем приближения души к Богу и с помощью спекулятивных размышлений стремилась самостоятельно познать Бога и душу. Первая была правоверной мистикой. Она имела сторонников, как и ранее, в романских странах. Вторая с помощью спекуляций неоднократно отходила от правоверного взгляда на мир вплоть до признания пантеистического единства Бога и души. Эта мистика нашла сторонников в немецкоязычных странах — главным образом в Германии — и получила известность под названием «немецкой мистики».

Романскую мистику представлял Жан Герсон (1363— 1429 гг.), известный профессор и канцлер Парижского университета, автор многих философских работ, в частности, трактатов «О соответствии метафизики и логики» и «Мистическая теология». Он был одним из тех мыслителей, которые стремились и смогли согласовать спорные положения путем компромисса. Между прочим, он таким путем разрешил спор схоластов о природе интуитивного познания. Несмотря на то, что Герсон вышел из схоластических кругов, он стремился избежать односторонности рационалистических спекуляций схоластиков путем их согласования с мистической теологией. Когдато еще Гуго СенВикторе кий и Бонавентура объединяли мистику со схоластикой старого типа. Герсон же был тем, кто соединил ее с «новой школой», с идеями оккамистов. Наконец он использовал идеи викторианцев и Бонавентуры, не добавив к ним ничего существенного; идеи эти у его предшественников остались вершиной латинской мистики.

Самостоятельную роль в XIV в. и в позднем средневековье в целом сыграла немецкая мистика, главным представителем которой был Экхарт.

Жизнь Экхарта. Иоганн Экхарт, чаще всего называемый Мейстером Экхартом (ок. 1260—1327 гг.),— немец из Тюрингии, представитель рыцарского рода, принадлежал к ордену доминиканцев. Был преподавателем в Парижском университете (в 1302 и 1311 гг.), в конце жизни преподавал в Страсбурге и Кёльне (с 1314 г.). В промежутках между периодами преподавания занимал высшие должности в церковной иерархии: был провинциалом Саксонии, а затем генеральным викарием Чехии. Перед смертью был осужден Церковью. Канонический процесс закончился осуждением выдвинутых им двадцати восьми положений, признанных папской конгрегацией ошибочными. Папская булла, осуждающая его взгляды, была обнародована уже после смерти Эк. харта, в 1329 г. Работы, которые после него остались, имеют вид предсказаний.

Предшественники. Экхарт принадлежал к той же линии развития, что и ПсевдоДионисий и Эриугена. Он знал своих предшественников: они были, скорее, подтверждением, чем вдохновением его философии. Он опирался на них так же, как и на многих других философов периода патристики и схоластики, но только в своих более поздних произведениях. Экхарт был не только мистиком, но и ученым, который использовал понятийное богатство схоластики. Прежде всего он использовал знаменитых схоластиков своего собственного ордена: Альберта Великого, лекции которого, возможно, слушал в молодости в Кёльне, а также Фому. Но он предпочел неоплатоническую, идеалистическую традицию аристотелевской. Как бы то ни было, Экхарт не был первым доминиканцем, который пошел по пути неоплатонизма и мистицизма. Его предшественником в этом был ученик Альберта, Теодор из Фрайберга.

Взгляды Экхарта. 1. Рассуждения о Боге и душе. Спекуляции, которые должны бьии подготовить основания для мистики, касались, по сути дела, двух объектов: Бога и души, связь которых была основанием мистики. Эти спекуляции привели Экхарта, как и многих других, на неоплатонический путь. «Божество» он понимал абстрактно, по примеру неоплатонического праединства, не придавая ему какихто особых черт: Божественные ипостаси были для него только эманацией Божества, и только изначально безличностное «Божество» устанавливало сущность Бога, или, как он говорил, Его дно, источник, корень и основу.

Все существа выделялись из Божества. Почему? Потому что Божество должно творить, «распространяться», и на этом, собственно говоря, основывается его Божественность. Процесс становления мира из Бога является необходимым процессом, происходящим без специального волевого акта. Так он понимался в платонизме, так же рассматривался и у Экхарта.

Любое бытие выводится из Бога и имеет божественную природу. Такое представление вело к пантеизму. Экхарт, однако, стремился избежать пантеизма. И он нашел выход — ценой реальности творения. Любое бытие имеет Божественную природу, но не творение, ибо оно не является реальным. В таком случае, Экхарт мог утверждать, что Бог находится вне творения, несмотря на то, что любое бытие Божественно. Материальный мир, весь временнопространственный мир, являются «чистым ничто». Мистическая спекуляция приводила в таком случае Экхарта к имматериализму.

В то же время, однако, человеческая душа реальна, поскольку ее «дно» имеет Божественную природу. Некоторые ее силы в действительности принадлежат к сотворенному миру, но «дно» ее божественно, не сотворено. Об этом, собственно говоря, шла речь у Экхарта: демонстрация Божественности души была целью его рассуждений. Если «дно» души идентично с Богом, то душа может созерцать Бога. В этом положении имелось достаточное основание для мистики.

2. Созерцание Бога с помощью души. Результат спекуляций Экхарта был следующим: на дне души находится сам Бог, и там душа может его созерцать так же непосредственно, как она созерцает самое себя. Следовательно, возможно мистическое созерцание. Его условием является лишь то, что душа: а) отказалась от действительности и сосредоточилась в себе; б) отказалась даже от своей собственной природы и сосредоточилась на своем «дне» и в) безвольно подчинилась Божественному влиянию. Не через активное рассмотрение того, что находится вне ее, а через концентрацию на себе и ее пассивностью достигается наиболее совершенное познание, и мы можем созерцать Бога.

Результатом этого созерцания Бога является то, что душа уподобляется Богу. Человеку не нужны моральные правила, поскольку сама по себе его внутренняя жизнь устремлена к благу. Только этой внутренней жизни мистическая философия придает значение: познание и желание ставятся в зависимость от внутренней концентрации и не ценятся ни знания о внешнем мире, ни внешние блага, ни внешние поступки.

Пантеистическое отождествление Бога и души, идеалистическое понимание материального мира, мистическая трактовка познания и целей человека — все эти идеи не были новыми, но они редко находили столь цельное выражение, как у Экхарта.

Последователи Экхарта. 1. Свое мистическое учение Экхарт обращал к широким массам. Высказанное вдохновенным доминиканцем не на школьном, латинском, а на народном немецком языке, очень сильно воздействовало и было обращено непосредственно к народу. Оно было одним из проявлений сильного течения мистической религиозности, которое прошло по Центральной Европе в XIV в. Это течение овладело широкими массами и оформилось в разнообразных сектах и союзах «Совместной жизни» и «Друзей Бога».

Пантеизм, признающий только Божественное бытие, и та интроспективная позиция, в соответствии с которой это бытие можно было обнаружить только на «дне» собственной души,— эти положения после Экхарта остались особенностью немецкой мистики. Но ее представители были уже не столько спекулятивными мыслителями, сколько практикамидоминиканцами. В особенности это замечание имело отношение к непосредственным ученикам Экхарта, таким как Иоанн Таулер из Страсбурга (1300—1361 гг.) и аскетичный Генрих Сузо из Констанцы( 1300—1365 гг.). Оба они были представителями доминиканского ордена. Спекуляциями в духе Экхарта занимался также неизвестный автор «Немецкой теологии», принадлежавший к франкфуртскому союзу «Друзей Бога». Его произведение, изданное Лютером, впервые содержало существенные идеи немецкой мистики XIV в.

Мистическое движение распространилось в XIV в. и на латинский Запад. Оно дало Иоанна Рейсбрука (1293— 1381 гг.), каноника изпод Брюсселя, ставшего как бы посредником между правоверной романской мистикой и мистикой Экхарта с его пантеистическим учением о Божественной душе. Особой известности добился Фома из Кемпина изпод Кёльна (род. ок. 1380 г.— ум. в 1471 г.), автор «Подража. ния Христу». Его мистика была аскетической, без какоголибо спекулятивного обоснования.

2. Мистицизм не завершился вместе со средними веками. Он достаточно быстро обновился в реформированной Церкви, вызванный к жизни реакцией против рационалистической, схоластической позиции, которую заняла философия лютеранства. Пантеистический мистицизм Экхарта — но особого характера — проявился у Якоба Бёме (1575— 1624 гг.), который интерпретировал Божественное «дно» волюнтаристически, а весь мир  как арену воздействия воли и борения сил. Он расширил сферу экхартовской мистики, поскольку уже не только Бог и душа, но и — в соответствии с духом Возрождения — также и природа стали объектом мистических спекуляций.

Ранний период (до XIV в.). До XIV в. Польша еще не обладала научной средой, но уже имела школы и библиотеки при церквах и монастырях. Польша уже принимала участие в интеллектуальной жизни Европы, поскольку ее духовенство поддерживало постоянные связи с Западом и настоятели костелов ездили в Рим, члены орденов — на генеральные ассамблеи, имея при этом возможность соприкоснуться с интеллектуальной культурой Запада. В XIII в. значительное количество польских студентов обучались в западных университетах: Парижском, Падуанском, Болонском. Уже в то время были поляки, прославившиеся на Западе своей ученостью, такие как историк Мартин Поляк и Николай Поляк из Монпелье, врач и естественник.

Один из этих польских ученых принадлежал к когорте известных философов XIII в. Если мы разделим философские доктрины XIII в. на аристотелизм и платонизм, а каждую из них на античную и христианскую интерпретации, то этот польский ученый был в Европе ведущим представителем одного из этих четырех течений — платонизма, трактуемого античным, неоплатоническим способом.

Этим ученым был Витело из Шленска. Его мать была полькой, отец — колонистом из Тюрингии. Витело был ровесником Фомы Аквинского и, как и Фома, проявил себя главным образом в третьей четверти XIII в. Часть жизни он провел в Польше, в монастыре (в Витове?), а другую часть — в Италии, в центрах высокой интеллектуальной культуры. Там он вращался в среде ученых, знал Фому, но более близкие отношения у него сложились с известным ученым, переводчиком греческих философов Вилъемом из Мёрбеке.

Концепция бытия, которую развивал Витело, была неоплатонической, эманационной. Он считал, что характеристикой бытия является лучистость, что бытие имеет световую природу. Он занимался не только метафизикой, но и эмпирической наукой о природе. Это было характерной чертой того направления, к которому он принадлежал. Одним разделом физики — оптикой — Витело занимался специально. Он придавал оптике особое значение, которое следовало из его метафизики. В силу того, что бытие обладает световой природой, все в природе должно быть подчинено законам оптики. «Метафизика света» привела его к эмпирическому исследованию света.

Оптический трактат Витело носил название «Перспектива», а излагал вопросы о разложении, отражении, преломлении света, а также о строении глаза, зрительных ошибках, геометрических основах оптики. Витело исходил из древнего арабского текста АльГазали, но в то же время его работа в латинской литературе средневековья была уникальной.

Его трактат содержал также и психологические рассуждения. Эти рассуждения носили больше эмпирический, чем спекулятивный характер, бывший особенностью средневековой психологии. Следуя и здесь за своим арабским предшественником, Витело подверг анализу процесс зрительного восприятия, сделав особый акцент на отделении чувственных ощущений от факторов иного рода. Он пришел к тому результату, что зрением мы воспринимаем только цвета и свет, но и то только в плоскости, все же иные элементы восприятия, такие как расстояние и величина, мы определяем при помощи обобщения и предположений, которые получены подсознательно. Способ выражения идей у Витело был средневековым, но взгляды отличались от типично средневековых. Он возрождал античные теории и вместе с тем предвосхищал психологию Нового времени.

То обстоятельство, что Польша в XIII в., не имея ни высшей школы, ни научной среды, дала миру известного философа, конечно, было случайным. Случайным было также и то, что он принадлежал к неоплатонизму и естественнонаучному направлению. Но уже в следующем столетии философское движение в Польше стало развиваться регулярно и широким фронтом.

Поздний период (начиная с XIV в.). В интеллектуальной жизни Польши XIV в. был переломным: в 1364 г. Казимир Великий основал Краковский университет, который объединил ученых, получивших образование за границей и работавших до этого времени самостоятельно. Свершилось важное событие: в Польше сложилось научное сообщество. После восстановления университета в 1400 г. Владиславом Ягеллой, когда на философию и естественные науки обратили такое же внимание, как и на право, научная жизнь Польши стала активно развиваться. Не случайно, что все разновидности зрелой схоластики — как античный, так и модернистский пути — нашли своих сторонников среди краковских магистров.

1. Модернистский путь, являясь наиболее распространенным направлением в то время в Европе, раньше всего достиг Кракова. К этому имел отношение ученый, который во времена Ягелло реорганизовал университет. Это был Матеуш из Кракова (ум. в 1410 г.), известный на Западе польский схоластик, профессор, а в 1396 г. ректор Гейдельбергского университета, ставший в конце жизни епископом в Вормсе, воспитатель первых краковских профессоров. Он действительно отошел от платоновскоавгустиновского способа мышления (вращаясь на Западе в кругах оккамистов в Праге во время учебы в университете, он был в дружеских отношениях с Генрихом из Оута, переписывался с Генрихом из Хессии, а в Гейдельберге встречался с Марсилием из Ингена) и не был чужд идеям номинализма.

Первый ректор возрожденного университета Станислав из Скальмежа, а также третий ректор Николай из Горшкова (ректор в 1402 г., ум. в 1412 г. в сане Виленского епископа) по установившейся традиции были номиналистами. Известными номиналистами были Анджей из Кокожина, ректор университета в 1426 г., нЯкуб из Парадиза. Типично номиналистские трактаты оставил после себя Бенедикт Хессе, краковский магистр.

Влияние западных номиналистов проявилось в Кракове в теории познания в меньшей степени, чем в этике (и связанной с ней экономике). Павел из Воршина (ум. примерно в 1430 г.) в своем комментарии к «Этике» Аристотеля выводил верховенство этики над метафизикой, поскольку, по его мнению, поведение в соответствии с нормами этики более важно, чем познание. Значительно усилился интерес к социальной и политической проблематике, а также к реформе церкви, как это видно у Матеуша из Кракова и Павла Влодковича.

Номинализм дал знать о себе в Кракове также своим интересом к философии природы. Он проявился также и в способе трактовки теологии: ее аргументами некоторые краковские трактаты признавали только правдоподобие и практическое значение, больше чем познавательное. «Теологические аргументы — это некоторая разновидность лекарств»,— писал Матеуш из Кракова.

Особенностью краковских ученых было стремление к компромиссному решению проблем, к согласованию нового номинализма со старой традицией. Хессе, например, признавал теорию импетуса, однако не применял ее к небесным сферам.

Равнозначным с изменением содержания краковских трактатов оказалось постепенное изменение языка и литературной формы изложения: Матеуш из Кракова, Станислав из Скальмежа, Якуб из Парадиза уже не писали комментариев к Аристотелю. Они отбросили закостенелую форму вопросов и писали диалоги и речи. Этим выделялся Павел Влодкович.

2. Во второй половине XV в. в Кракове получил преимущество античный путь развития схоластики. Это был период, в который номинализм стал подвергаться преследованиям, старая схоластика праздновала победу. Главный центр томизма находился в Кёльне, и оттуда его влияние достигало Кракова. Но в Кёльне, который был родиной Альберта Великого, сохранился и его стиль мышления. Там возникли два направления — томистов и альбертистов, между которыми шел спор. Даже томисты обладали в Кёльне неоплатоническими чертами, присущими Альберту Великому: они провозглашали эманацию, иерархичность бытия и метафизику света.

К школе альбертистов прежде всего был близок Ян из Глогова (ок. 1445—1507 гг.) — знаменитый историк того времени, философ, географ, астроном, разделявший по одним проблемам взгляды Фомы, по другим — Альберта, а также Якуб из Гостынина (ум. в 1506 г.), вицеканцлер университета, автор второй (после Матеуша из Кракова) польской теодицеи, развивавший неоплатонические мотивы в стиле Альберта Великого и его более позднего парижского ученика Иоанна Парижского.

Чистого томизма придерживался Михал из Вроцлава (ок. 1450—1534 гг.) — студент, а впоследствии краковский профессор, который в наименьшей степени подвергся влиянию из Кёльна, но и он не был последовательным томистом, когда, например, помимо перипатетическитомистских доказательств существования Бога принимал также и доказательства св. Ансельма.

3. Скотизм, между тем, одновременно с" другими странами появился и в Польше. В этом случае влияние пришло из Парижа, вначале привез его Михал Тваруг из Баспгржикова (род. ок. 1450 г.— ум. в 1520 г.). Он учился в Париже в 1473—1477 гг., то есть в те времена, когда номиналисты были там торжественно преданы анафеме (в 1473 г.), однако школа скотистов праздновала свою победу в Сорбонне. Михал из Бастржикова приехал в Краков в 1485 г. и принял участие в полуторасуточном диспуте с тридцатью магистрами в защиту доктрины Скота. С того же года он начал преподавать в Кракове, вначале на факультете искусств, а затем, получив в Париже между 1506—1507 гг. теологический докторат, перешел на теологический факультет. В 1513 г. он был ректором. Михал из Бастржикова был скотистом, который упорно придерживался идей Скота и еще более последовательно шел имеете с его верными сторонниками в XV в., такими как Иоанн Магистр и Тартаретус, которые в молодости учили Михала в Париже. Он имел ученика, Яна из Стобницы. Этот схоластик, получивший образование в Польше, профессор в Кракове, работавший некоторое время в коллегиуме Любраньского в Познани, был автором работ по логике, философии природы, этике и принадлежал к тем скотистам, которые считались с другими современными скотизму философскими течениями: с теориями оккамистов, томистов и гуманистов.

В конечном счете, преобладание античного пути развития схоластики было недолгим. Когда на Западе номинализм зновь возродился в конце XIV — начале XV в., особенно благодаря Якову Лефевру д'Этаплю, взгляды Якова быстро достигли Кракова. Их принес его ученик Ян Шиллинг, кракоаднин, который учился в Париже в самом начале XVI в., а затем был кафедральным каноником в Кракове. Гжегож из Ставишина, краковский профессор, также был горячим сторонником Лефевра и, начиная с 1510 г., издавал его произведения в Кракове.

Подведем итоги: Польша как самостоятельный научный центр выступила в конце XIV — начале XV в., то есть в то еремя, когда творческий период схоластики давно уже прошел. В то же время в течение XV в. она восприняла все течения схоластики. Гуманизм застал в Польше более живую и более способную к защите схоластику, чем в других странах.

4. В XV в. в Кракове расцвели не только спекулятивная философия и теология, но и эмпирическое естествознание. В первые же годы после возрождения университета Стобнером была основана специальная кафедра математических и естественных наук. Вторую кафедру основал Мартин Круль из Пшемысла (ум. в 1459 г.), магистр пяти европейских университетов, впоследствии профессор астрономии и астрологии в Болонье. Эти кафедры стали оказывать сильное влияние и разбудили научную жизнь.

Расцвет математических наук достиг в средневековом Кракове своего апогея в конце XV в. Это были времена известности Краковского университета, и краковские ученые были достаточно широко известны в Европе. В Кракове обучалось множество иностранцев, краковские профессора преподавали в других странах. Например, Мартин Булица из Олькуша (ум. примерно в 1495 г.), магистр и преподаватель астрономии в Кракове, был впоследствии профессором Болонского и Прешбургского университетов. Когда Николай Коперник в 1491 г. поступил в Краковский университет, он застал эти науки в расцвете и получил здесь основы для своего астрономического труда и своего великого открытия.

В XVI в. Польшу захватило сильное течение гуманизма. Но оно не смогло заместить схоластику. В главном университете страны она имела неоспоримый перевес. Гуманизм исчез, а схоластика сохранилась. Благодаря иезуитским коллегиям в XVII в. она еще более усилилась и распространилась. В то время, когда на Западе уже формировалась философия Нового времени, духовная жизнь Польши еще полностью находилась под властью схоластики. История схоластики в Польше составляет около четырех веков: в первые два века она была для Польши фактором развития, в два последующих — фактором застоя.

В последней фазе развития схоластики рассматривались скорее традиционные проблемы, но с тенденцией их ликвидации. Старая школа защищала старые проблемы и теории, новая же стремилась к тому, чтобы избежать их обсуждения: она усматривала в них только поверхностные вопросы и стремилась уклониться от фикций и искусственных построений разума. Это придало особую окраску проблематике завершающейся схоластики. Вместо старых появились новые проблемы, которые вышли на первый план философии.

А. Проблемы новой логики («модернистской логики») дополнили область старых логических проблем в двух направлениях:

1) «Логика терминов» подвергала анализу, главным образом,семантические вопросы (представленные в XII книге учебника Петра Испанца). При рассмотрении терминов и их десигнатов она придала новый вид старой проблеме универсалий, и впоследствии по этому поводу шел спор реалистов, номиналистов и концептуалистов.

2) «Диалектика» развивала теорию истинного понимания, дополняя таким образом теорию независимого силлогизма (как когдато «Топика» Аристотеля дополнила его «Аналитики»).

Б. Теория познания явилась истинным центром философии того времени. В ней рассматривались действительно кардинальные проблемы. Мыслители стремились: 1) разграничить знание и веру; 2) проанализировать природу знания (познает ли разум объекты внешнего мира непосредственно или с помощью опосредованных «образов» или явлений? Познает ли он реальное бытие или только интенциональное или субъективное бытие?); 3) разграничить виды знания и выделить уровни истинности, которые каждому из них присущи; 4) найти независимые истины, которые могут служить основой и критерием любого знания (являются ли они суждениями о собственных переживаниях или это наиболее общие принципы типа принципа противоречия?); 5) специально исследовать интуитивное знание, которое было забыто в предыдущие периоды, а теперь оказалось особенно важным.

Даже метафизические проблемы, в соответствии с духом времени, трактовались эпистемологически. С позиций теории познания подвергались критике основные понятия метафизики, такие как субстанция или причинность.

Для этой эпохи была обычной привилегированность специальных научных проблем, которые достигли значительной степени автономности. Прежде всего, это были физические проблемы, такие как проблема природы движения, падения, тяжести, постоянного движения небесных тел и т. п.

Понятия и термины. Набор понятий и терминология этого периода дошли до такой степени утонченности, которая не всегда была присуща схоластике. Больше всего к этому имели отношение скотисты, которые рассматривали восемь видов различий: рациональное, формальное, естественное, модальное, реальное, существенное, субъективное и объективное.

Итоги эпохи. Пятнадцать веков, которые охватывают собой завершение античности и средневековье, дали значительные результаты, но новых и устойчивых идей меньше, чем классический период античности. Их усилия пошли в большей мере на поиски того, что уже было открыто ранее. То же, что предстало действительно новым, было связано с религиозной и христианской позицией и могло найти понимание и признание лишь у тех, кто ее разделял. В то же время, однако, этому наследию было дано непревзойденное выражение.

На закате античности, одновременно с поздней внехристианской системой,— а именно: с монистической, пантеистической, градуалистской, эманационной системой Плотина,— появилась первая великая христианская система Августина.

В раннем средневековье в философии нашла наиболее совершенное выражение мистическая позиция: в философии св. Бернара,— интуитивной, созерцательной, иррационалистической, опирающейся на сверхъестественные факторы, веру и любовь.

В зрелом средневековье, в XIII в., иной вид религиозной философии был реализован наиболее полно — а именно: в трезвой, рационалистической, эмпирической, реалистической разновидности — в томизме.

Завершение средневековья к этим формам религиозной философии не добавило ничего нового. Философские усилия завершающегося средневековья пошли в другом направлении: в направлении скорее эпистемологических, чем метафизических исследований. Оно не создало новых общих положений, но установило множество отдельных истин, которые были важны независимо от занимаемых философами позиций.

Хронология. Фундамент поздней схоластики был заложен неимоверно быстро, едва ли не в течение жизни двух поколений. Дюран, Хервей, Петр Ореоль были старше Оккама только на несколько лет (даты жизни точно не известны), Буридан был на несколько лет моложе, а Жан из Мирекура, Николай из Отрекура, Альберт Саксонец и Николай Орем были моложе Оккама лишь на несколько десятков лет. На протяжении этих десятилетий новая схоластика зародилась, расцвела и получила свои наиболее впечатляющие результаты. Был собран тот капитал, которым она с тех пор и жила. Два последних столетия схоластика ничего существенного не добавила к тому, что сделали эти два поколения.

Социальные события. Поздняя схоластика сформировалась в период бурной духовной жизни. Как раз в это время Центральную Европу покрыла густая сеть университетов: они открылись в Гренобле — 1339 г., в Праге — 1348 г., в Павии — 1361 г., в Кракове — 1364 г., в Вене — 1365 г., в Гейдельберге — 1386 г., в Кёльне — 1388 г.

Готическое искусство было в полном расцвете. Создание наиболее значительных сооружений в Германии, Англии, Чехии, Польше относится именно к этому столетию. В Италии в этот период был построен Дворец дожей в Венеции и собор в Милане. Живопись и скульптура в Италии уже приобрели отчасти ренессансный вид. Это был век фресок Джотто и бронзовых ворот Андреа Пизано для Баптистерия во Флоренции. Итальянская поэзия дала миру Данте (1265— 1321 гг.), Петрарку (1304—1374 гг.), Боккаччо (1313— 1374 гг.). «Божественная комедия» создавалась в 1307— 1321 гг., «Декамерон» в 1348—1353 гг., Петрарка был увенчан в 1341 г. в Капитолии лавровым венком.

На XIV в., в частности, на 1333—1391 гг., приходится подъем арабоиспанской культуры в Гренаде, в Альгамбре в 1377 г. был основан львятник.

В политическом плане это был век потрясений и потерь. Потрясения охватывали даже папство: 1309—1377 гг.— папское затворничество в Авиньоне, в 1278—1417 гг.— большая папская схизма (раскол). Между этими двумя событиями началась столетняя война между Францией и Англией (с 1335 г.). В этом веке прекратился род Капетингов во Франции, Арпадов — в Венгрии, Пшемыслов — в Чехии. В 1389 г. после битвы на Косовом поле произошло падение Сербии, а в 1393 г. начался распад Болгарии. В это время начались революционные движения (Кола ди Риенци в Риме — 1347 г., восстание Е. Марцелла в Париже — 1357 г., Жакерия — 1358 г., крестьянские бунты в Англии — 1381 г.), а также реформаторские движения (акция Уиклифа в 1370— 1384 гг.), которые долго не успокаивались.

Польша в этот период — во времена Локотка, Казимира Великого и Ягеллы — прошла свой наиболее крупный интеллектуальный подъем начиная с X в. Она создала университет, начала работать в сфере науки, особенно в философии, разработала Вислицкий статут, расширила свои границы, объединилась и усилилась политически, из деревянной стала каменной.

Спорные проблемы. Спорных вопросов в поздней схоластике было множество, и этот период долгое время был забыт и плохо осознан: не хватало источников. И всетаки, несмотря на это, сохранилась обширная философская продукция XIV и XV вв., однако она содержалась в рукописях, которые в большой мере везде не были обработаны. Их исследования начались только в 20—30е годы XX в. (благодаря нескольким выдающимся исследователям, в частности П. Дюгему и Константину Михальскому). Это привело к пересмотру взглядов на вопросы происхождения, развития, характера и значимости позднесхоластической философии. Исследования проводятся достаточно интенсивно как в Польше, так и в других странах.

Издательство Пермского Университета
2000