Оглавление
Предисловие
Александр
Владимирович Мень
2.
Детство о. Александра
3.
Крещение
4.
Отрочество и студенческая жизнь
5.
Начало служения
6.
Конец хрущевской эры
7.
Служение в Новой Деревне
8.
Христианин в современном мире
9.
Книги
10.
Начало 80-х
11.
Начало перемен
12.
9 сентября
Биография Александра
Меня
Декабрь
1977 года. Сумрачное, студеное утро. Мороз под двадцать градусов. Я хожу взад и
вперед у ограды церковного храма в Новой Деревне. Калитка заперта. Церковь
закрыта, службы сегодня нет. В домике при храме не светится ни одно окошко.
Мне
назначено на восемь. Уже скоро девять, а священник все не идет. Может он забыл,
что сам же передал через Олю, чтоб я приехал именно сегодня, именно к восьми
утра?
Зачем
же, в таком случае, я здесь замерзаю? Говорят, он молодой, этот Александр Мень. Говорят, встречаться с ним небезопасно...
Но
куда деваться, если ни у людей, которых я знаю, ни в
книгах, которые мне доступны, я не могу найти ответов на мучающие уже несколько
лет вопросы. Недавно, будучи в одном доме, знакомлюсь со студенткой первого
курса факультета психологии МГУ. Зовут ее Оля. Она верующая. Рассказывает, что
ее батюшка - кладезь знаний, замечательный человек.
Я
далек от религии. Батюшка - так батюшка, я, как голодный, жаждущий хлеба
познания. Обстоятельства таковы, что прежнее мое мировоззрение рухнуло, новое
не складывается. Никогда не думал, что это может быть так мучительно. Прошу Олю
поговорить со священником, может, у него найдется время встретиться.
И
вот встреча назначена. А его все нет и нет.
Оля
говорила, что Александр Мень красивый,
величественный.
Каков
бы он ни был, он необязателен. Я уже окоченел. Жду полтора часа. Почему же я не
ухожу? Давно пора автобусом на станцию и в электричку, уже возвратился бы в
Москву, домой.
Падает
снег. И вдруг за его пеленой возникает прохожий. Одет
не по погоде. Шляпа. Пальтецо. Идет ко мне. Бежит.
-
...Батюшка, в этот момент вы не показались не красивым, ни тем более
величественным. Я увидел перед собой тоже замерзшего, как цуцик,
человека.
-
Извините, ради Бога! Что-то случилось на линии. Не было тока. Час просидел в
электричке. Я ведь из Семхоза, из-под Загорска.
Открывается
калитка, поднимаемся на крыльцо, отпирается одна дверь, другая.
Тесный
кабинетик. Тепло. Полки, втугую
уставленные книгами. Иконы. Письменный стол. Два кресла. Оставшись один,
озираясь, привыкаю. Появляетесь вы в черной рясе, с большим серебряным крестом
на груди. И только теперь вижу - красивый,
величественный. В руках две большие чашки с крепким, дымящимся чаем.
Сидим
друг против друга. Ваши внимательные, веселые глаза излучают
открытость.
И
все же трудно, очень трудно начать говорить. Я боюсь, что все мои вопросы будут
вам непонятны, странны.
В самом деле, с тех пор, как я
начал заниматься в полуподпольной лаборатории
парапсихологии, регулярно читать литературу - книги, ксероксы, рукописи по
поразительным проблемам, о существовании которых раньше и не подозревал, с тех
пор, как я начал лечить людей и к собственному изумлению действительно
вылечивать их, с тех пор в мою жизнь вторглось новое измерение, нарушающее
прежние привычные ориентиры.
Оказалось,
что вокруг меня множество людей, некоторые из них с высокими научными
степенями, занимающихся изучением НЛО, поисками снежного человека,
исследованием таинственных свойств пирамид. Многие пропагандируют
"Агни-Йогу", где утверждается, что в Гималаях таятся
чуть ли не бессмертные мудрецы Шамбалы, влияющие на движение мировых процессов,
а при желании и на любого жителя земли.
И
тут вы впервые перебиваете мой сумбурный монолог.
-
Если эти мудрецы существуют - пусть уходят на пенсию! Только за наш век две
мировые войны, кровавая революция, террор, которому нет конца. И ядерный
дамоклов меч!
Вы
поднимаетесь с кресла, обводите задумчивым взглядом полки, вынимаете одну
книгу, другую, подносите их мне и так доверчиво, так просто произносите слова,
ключом отмыкающие дверь в мое будущее:
- Поверьте, никакого чуда в том, что вам удается целить, нет. Такая способность
присуща каждому, как слух, зрение. Все это дремлет в человеке в свернутом,
зачаточном виде. Русская православная церковь относится к целительству
отрицательно. Вы еще с этим столкнетесь. Современная церковь ревнует к
целителям, потому что сама утратила этот дар. А ведь когда-то, в первые века христианства, свой целитель был при каждом
храме...
В
моих руках том Владимира Соловьева и книга некоего Андрея Боголюбова
"Истоки религии". Я конечно же еще не знаю,
что А. Боголюбов - это один из Ваших псевдонимов.
Вы
провожаете меня из кабинета. Оказывается, в соседней комнате, в коридорчике,
уже накопилось полно народа - сидят, стоят люди, целая очередь жаждущих
встретиться с отцом Александром Менем. У них свои
вопросы, своя тревога, своя боль.
Отец
Александр, Александр Владимирович, Саша! По своей вечной беспечности я никогда
не записывал того, что вы говорите. За двенадцать лет нашего общения набралась
бы еще одна, ваша книга. Не записывал, не включал магнитофон. Ваше присутствие
казалось таким естественным, вечным. Не снимать же на пленку каждый раз восход
солнца!"
Вл. Файнберг
1. Отец Александр родился в Москве 22 января 1935 года.
Советская власть в это время трубила о своих победах. Съезд компартии за
год до этого получил название "съезда победителей". Под водительством
коммунистической партии и ее прославленного вождя
И.В.Сталина советский народ совершает героические подвиги, солдаты неусыпно
охраняют границы, НКВД истребляет врагов народа, летчики летают выше всех,
дальше и быстрее, стахановцы побивают рекорды производительности. В это же
время ГУЛАГ, где уже находились миллионы людей, не прекращал расти. Царил
атеизм. Думали, что лишь необразованные старушки могут верить в Бога. Было
закрыто более 95% церквей. Ни одного монастыря, ни одной семинарии уже не
существовало. В 1935 г. Церковь, казалось, была вытеснена из общества.
Действительно, видимой жизни Церкви не существовало, но она не погасла, а
широко продолжалась повсюду, но тайно - стала катакомбной. Катакомбы ХХ века! В
их недрах и пробудилась вера маленького Александра. Cоловки 1937г.
Родители Александра Меня принадлежали к поколению, которое, в целом, не
испытывало сомнений в правильности избранного пути и строило будущее общество,
не ставя перед собой метафизических вопросов. Его отец учился в техническом
институте и затем полностью отдался своей работе инженера текстильной
промышленности. Любая религия была ему чужда, но он терпимо относился к ней.
Зато
мать Александра - Елена была глубоко религиозна. Родившаяся, как и отец, в
еврейской семье, она была воспитана в любви к Богу. "Когда я впервые
услышала слова о страхе Божием, - вспоминает она, - я с недоумением спросила
маму: "Мы ведь любим Бога, как же мы можем его бояться?" Мама
ответила мне: "Мы должны бояться огорчить его каким-нибудь дурным
поступком". Этот ответ меня вполне удовлетворил.
Ко
всему прочему, Елена находилась под большим влиянием своей бабушки. В семье не
без гордости рассказывали, как она была исцелена самим Иоанном Кронштадтским возле Благовещенского собора в Харькове. В
1890 году, оставшись вдовой с семью детьми, она заболела. Врачам не удавалось
ее вылечить. Однажды соседка рассказала ей, что в городе проездом находится
знаменитый проповедник и уговорила ее пойти к нему. Собор и площадь вокруг него
были переполнены людьми, но они смогли пробиться к о. Иоанну. Посмотрев на нее,
он сказал: "Я знаю, что вы еврейка, но вижу в вас глубокую веру в Бога.
Помолимся вместе Господу, и Он исцелит вас от вашей болезни". Месяц спустя
она была совершенно здорова.
Собор Православной Церкви 1917-1918 года поставил, среди прочего, перед собой
цель восстановить приходы в виде "маленьких церквей" по образу первых
христианских общин. После революции миряне стали объединяться в братства вокруг
некоторых священников, талантливых и сильных людей.
В
Москве существовали две, особенно активных, непосредственно связанных между
собой, общины. Первая сложилась вокруг церкви св. Николая Чудотворца на Маросейке, где служил отец Алексей Мечев,
а затем его сын - о. Сергий Мечев. Вторая возникла в
приходе свв. Кира и Иоанна,
где служил отец Серафим Батюков.
Александр с матерью
3 сентября 1935 года подруга Веры, сестры Елены, привезла ее с маленьким Аликом поездом до Загорска и привела к отцу Серафиму. Он их уже ждал. Здесь, в маленьком домике он крестил обоих - и мать и сына. Тогда же крестилась и Вера. Когда у Елены родился второй сын, Павел, крестной стала Вера. Елена и вера регулярно ездили из Москвы в Загорск на богослужения, которые проводились тайно. Отец Серафим стал их духовным отцом.
Отец
Серафим скончался в конце 1942 года. Он был тайно похоронен в подземелье. За
некоторое время до этого, предчувствуя свою кончину, он в первый раз исповедал
Алика, хотя тому еще не было семи лет. "Я чувствовал себя с дедушкой так,
- рассказал ребенок, - как будто я был на небе у Бога, и в то же время он
говорил со мной так просто, как мы между собой разговариваем."
Что
же касается отца Cерафима,
то он давно предсказал уже двум сестрам: "За ваши страдания и благодаря
вашему воспитанию ваш Алик будет большим человеком".
После
кончины о. Серафима, настоятельница подпольного женского монастыря, мать Мария
продолжала укреплять юного Александра и помогала ему формироваться духовно.
- "Подвижница и молитвенница, она была
совершенно лишена черт ханжества, староверства и узости, которые нередко
встречаются среди лиц ее звания, - вспоминал о.Александр
позднее, - у матушки Марии была черта, роднящая ее с Оптинскими
старцами - открытость к людям, их проблемам, их поискам, открытость миру. На
всю жизнь запала мне мысль не прекращать диалог Церкви с обществом, начатый Оптиной пустынью, и участвовать в нем своими слабыми
силами".
Во время войны Сталин вынужден был пересмотреть свою политику по отношению к
Церкви. Советская власть, чтобы мобилизовать население против агрессора, стала
больше взывать к национальным чувствам и меньше говорить о защите идеалов
коммунизма. А ведь русское национальное самосознание тесно связано с
христианством. Поэтому, а также для того, чтобы выглядеть в глазах союзников
лучше, для Церкви были сделаны определенные поблажки. В Москве восстановили
духовную академию и семинарию, вновь стало возможным издание "Журнала
Московской патриархии". Было разрешено проводить богослужения, однако
кроме этого, оставалась запретной любая форма деятельности Церкви в обществе. К
Церкви относились приблизительно так, как к резервации индейцев - их не
уничтожали при условии, что они не перейдут отмеченную грань. Был создан
специальный орган при Совете Министров СССР: Совет по делам Православной Церкви.
Находясь в Москве, он имел уполномоченных в каждой области, которые постоянно
контролировали деятельность Церкви.
Однако
при всем том Церковь смогла подняться. Особенно чувствительным возрождение
Церкви было в Москве. Здесь были не только открыты многие церкви, здесь
верующие могли слушать талантливых проповедников, а в некоторых храмах - циклы
лекций на религиозные темы. Старые прихожане двух отцов Мечевых
собирались у Бориса Васильева. Он и его жена устраивали у себя на квартире
лекции по культуре и религии. Кроме того, там вместе читали Новый Завет.
Связи
между старыми духовными детьми отцов Мечевых и отца
Серафима были очень тесными. Вера и Елена дружили с Васильевыми, Алик,
естественно, был у них всегда желанным гостем. Встречи со всеми этими христианами-интеллектуалами
весьма обогащали его, и потом, в них он видел пример сплоченной приходской
общины, сохранившей духовное единство даже через много лет после смерти своих
пастырей и несмотря на превратности эпохи.
Алик
был рано созревшим и необыкновенно одаренным ребенком с жаждой к знаниям. Когда
ему исполнилось десять лет, Вера объяснила ему, что то, что не успел в детстве потом уже не наверстаешь никогда. Поэтому нужно, не
откладывая, ставить перед собой серьезные задачи и стараться их разрешать как можно
раньше. Как и многие московские семьи, семья Алика в это время обитала в
коммунальной квартире. Скученные в одной комнате впятером жили: родители, два
мальчика и Вера. Алик отгородил ширмой свою кровать и тумбочку, битком набитую
книгами. С вечера он готовил себе то, чем решил заниматься утром, и ложился
спать в девять часов, какие бы гости или интересные радиопередачи ни искушали
его; вставал он ранним утром и, пока все спали, читал. В часы этих утренних
занятий он набрасывался на по-настоящему трудные для ребенка его возраста
сочинения. Канта, например, он прочитал в тринадцать лет.
От
обучения в школе он сохранил впечатления довольно мрачные. Хотя среди учеников,
учившихся одновременно с ним, было несколько сильных личностей - поэт А.
Вознесенский, кинематографист А. Тарковский и Александр Борисов - один из
ближайших его друзей. Впоследствии Борисов тоже стал священником. Теперь он
настоятель прихода в самом центре Москвы, все знают его как одного из наиболее деятельных служителей
Церкви.
Несмотря
на свою одаренность, Алик не был из числа отличников, замкнутых и неспособных к
общению. Он участвовал в жизни класса и так же как книгами, был окружен
друзьями. Интересы у него были самые широкие, он любил литературу, поэзию,
музыку, живопись. Позже, сам стал заниматься живописью и рисунком. Писал он и
иконы. Ходил в зоопарк рисовать животных.
"В
лес или в палеонтологический музей я ходил, словно в храм" - писал он.
Сначала
Алик думал, что выполнит свою миссию христианина, занимаясь наукой или
искусством. А тем временем мало-помалу иное призвание зрело в нем. Чтобы оно
стало явным, нужна была личная встреча с Христом. Этот личный зов он услышал в
возрасте двенадцати лет и решил, что должен служить Богу как священник. Матушка
Мария благословила его на это.
Он
отправился в семинарию, инспектор которой сказал, что охотно внесет его в
списки, как только Алик достигнет совершеннолетия.
Александр,
насколько это было возможно, продолжал самообразование. Читал великих
философов. Случайно открыл для себя сочинения русских религиозных мыслителей
первой половины века, изгнанных из страны по приказу Ленина, и о которых тогда
забыли, таких как Н.А.Бердяев, С.Н.Булгаков, Н.О.Лосский,
С.Л.Франк. Был у него период увлечения Хомяковым.
В
возрасте примерно пятнадцати лет, однажды на барахолке,
среди гвоздей, старой обуви и замков, он обнаружил том Владимира Соловьева,
мыслителя, который поистине был первопроходцем русской религиозной мысли ХХ
века. Жадно проглотил он этот том, а позже раздобыл и другие. Это было для него
открытием. Александра привлекла главная идея, что в центре реальности действует
динамизм, соединяющий в единый процесс природу, человека и самого Бога.
Раз
в неделю Александр пополнял свой запас книг у профессора-химика Николая
Пестова. Однажды у него на письменном столе Александр увидел фотографию Терезы
из Лизье. На стенах висели образы католических
святых. Кажется, Пестов пришел к встрече с
католичеством от контактов с баптистами. Именно он помог Александру узнать
западное христианство. Чтобы лучше понять Библию, Александр также изучал
римскую античность но, главным образом, Древний Восток. В этом же возрасте он
уже начал прислуживать в алтаре в Церкви Рождества Иоанна
Предтечи на Пресне. Там он читал и пел в хоре.
Писать
Александр начал очень рано. К двенадцати годам он написал статью о природе и пьесу о святом Франциске Ассизском. И только в пятнадцать
лет свое первое богословское эссе. Это был еще труд чисто ученический, но при
этом он содержал в себе как бы каркас его позднейших работ.
В
1953 году, по окончании школы, самостоятельно освоив программу семинарии,
Александр решил поступать в Московский пушно-меховой институт, так как его
происхождение стало препятствием для поступления в Университет.
Будучи
студентом, он продолжал изучать богословие, но теперь уже на уровне программы
духовной академии. Начал писать краткую историю Церкви, но затем переключился
на свою первую книгу и довел ее до конца: "О чем говорит Библия и чему она
учит". В первый год обучения в институте во время скучных лекций Александр
читал огромный труд отца П.Флоренского о Церкви, а чтобы это не было заметно,
он разрезал ее на листочки. Александр всегда был хорошим товарищем и всегда
принимал участие в деятельности группы, поэтому его соученики не видели ничего
дурного в том, что он интересуется "высокими материями". На втором
курсе он начал делиться своими мыслями с некоторыми студентами. На третьем
курсе, что он православный, знали уже все.
В
эту пору он сблизился с отцом Николаем Голубцовым,
человеком общительным и демократическим, способным вести диалог с неверующими.
Для Александра он являл собой тот же идеал священника, что и отец Серафим,
каким он виделся ему по рассказам матери и тети. Александр выбрал о. Николая
себе в духовные отцы.
В
1955 году институт закрыли и студентов перевели в соответствующий институт в
Иркутск. Там Александр прожил три года. Он познакомился с епископом и стал
выполнять для него разные поручения. Ему постоянно приходилось бегать из
института в церковь, которая находилась как раз напротив. К этому его товарищи
относились спокойно. Вспоминая об этом, отец Александр скажет позже:
"Вообразите себе, что бы произошло, если бы я в первый день после
поступления в институт стал бы демонстративно креститься! Надо было их подвести
к пониманию того, что один из них может быть верующим".
В
первый год своей жизни в Иркутске Александр делил маленькую квартиру с Глебом
Якуниным, который позже станет одной из крупных фигур в борьбе за религиозную
свободу.
В
1956 году Александр женился на студентке Наталии Григоренко.
Это
было время, когда открывалась новая страница в истории страны.
В феврале 1956 года состоялся ХХ Съезд Коммунистической Партии, во время
которого Хрущев, при закрытых дверях, прочитал свой знаменитый доклад о
преступлениях Сталина. Результат всколыхнул страну. Тот, кого народ три года
назад оплакивал как самого великого гения всех времен и народов, был, как
оказалось, просто негодяем. Миллионы мужчин и женщин
были освобождены из ГУЛАГа. Цензура разжала свои
объятия. Были восстановлены контакты с внешним миром... Этот период вошел в
историю под названием оттепели.
Верующие
тоже почувствовали результаты десталинизации, -
начали возвращаться многие священнослужители. Однако, в отличие от остального
общества, Церковь оттепелью пользовалась недолго. В 1958 году коммунистическая
партия решила начать большую антирелигиозную компанию. Хрущев заявил, что ко
времени построения коммунистического общества, - лет через двадцать, - религия
должна исчезнуть. Лавина антирелигиозной пропаганды обрушилась на страну. Совет
по делам Русской Православной Церкви потребовал, чтобы Церковь согласовала свой
Устав с гражданским законодательством. В результате, в 1961 году было принято
постановление Архиерейского Собора, который был проведен с нарушением всех
правил Церкви, о передаче руководства приходами под начало органа, состоящего
из трех светских лиц, а священникам прелагалось
заниматься исключительно богослужением. Таким образом, они были низведены до
положения наемных работников для совершения служб в храме.
Когда
началось наступление на религию, Александр Мень
заканчивал свою учебу в Иркутске. Он знал, что в течение трех лет после
института будет должен работать по специальности, а затем поступит в Загорскую семинарию. Между тем, в момент, когда начиналась
последняя экзаменационная сессия, его неожиданно исключили из института. В
ректорате стало известно о его связях с епархией. Пришлось уехать, не получив
диплома.
В
этом он увидел знак провидения и понял, что на этот раз настал час осуществить
свое призвание. Возвратившись в Москву, он получил благословение о. Николая Голубцова и 1 июля 1958 года, на Троицу в церкви, где
служил отец Николай, Александра посвятили в сан диакона, невзирая на то, что он
не закончил семинарии. В приходе возле станции Одинцово под Москвой, куда его
направили, о.Александр прослужил два года. Материальные условия были трудными, а зарплата нищенской. С
женой и годовалой дочкой его поселили в обветшалый дом. Верующих обычно было
мало. Для настоятеля, бывшего бухгалтера, литургия заключалась
прежде всего в самом скрупулезном исполнении Устава. Однако именно в этой
церкви молодой отец Александр начал серию бесед о жизни Христа.
В
эти годы он заочно учился в Ленинградской семинарии. 1 сентября 1960 года он
был рукоположен в священники. Хиротония состоялась в Донском монастыре.
Александр был назначен вторым священником в Алабино,
в 50-ти километрах от Москвы; год спустя он заменил настоятеля храма.
С
его умением налаживать отношения с людьми, Александру удалось найти общий язык
с городскими властями, приход и поссовет жили в мире. Храм был в весьма
скверном состоянии, иконостас и настенная живопись очень плохи.
Отец Александр разработал целую программу по реставрации и ремонту. Из храма в
притвор был перемещен свечной ящик, чтобы во время служба прихожанам не мешал
звон монет. Вокруг церкви был участок земли с домиком, где оборудовали комнату
для посетителей и жилище священнику, оно и приютило семью отца Александра, у
которого недавно родился сын. В свободное время отец устраивался в саду, где
писал свои книги. Благодаря Анатолию Ведерникову, он опубликовал около 20
статей в "Журнале Московской Патриархии". Поэтому в журнале
"Наука и религия" появилась разгромная статья.
Каждую
субботу отец Александр объяснял символ веры, смысл главных молитв и литургии.
Несколько молодых людей, недавно обратившихся, стали его друзьями на долгие
годы. Так начала создаваться маленькая община активных христиан.
Отец
Александр хорошо умел пользоваться обстоятельствами: кто-то умер у районного
должностного лица и, ввиду исключительного случая, отцу Александру дали
разрешение служить панихиду вне храма, что было запрещено. Опираясь на этот
факт, он в следующий раз попросил о возобновлении разрешения и так еще двести
пятьдесят раз!
В
это время антирелигиозная волна начала понемногу спадать. Авторитет Хрущева в
рядах партии становился все более и более сомнительным, его противники втайне
готовили ему замену.
В
1964 году Уполномоченный Совета по делам Православной Церкви по Московской
области вызвал отца Александра и потребовал, чтобы тот покинул Алабино.
С
помощью секретаря епархиального совета он нашел вакантное место второго
священника в Тарасовке, к северу от Москвы, и был тут
же туда назначен. Однако никогда больше у него не было таких благоприятных условий,
как в Алабине. В Тарасовке у него даже не было места,
где он мог бы принимать прихожан, приходилось с ними разговаривать либо в
церкви, либо в поезде.
Период,
пока отец Александр служил в Алабино, был также
отмечен созданием кружка молодых священников Москвы и ее окрестностей, так же
пылко, как и он желавших трудиться над обновлением Церкви. Отец Александр
предложил им встречаться регулярно и совершенствовать свое богословское
образование, обмениваться друг с другом священническим опытом, и пытаться решать
проблемы, вставшие перед ними в пастырской деятельности. В ноябре 1965 г.
Г.Якунин и Н.Эшлиман, члены этой группы, подписали
два длинных письма, разоблачающих бесчисленные случаи вмешательства государства
в церковные дела, и адресовали их: одно - патриарху Алексию I, второе -
председателю Президиума Верховного Совета СССР. Этот демарш произвел сенсацию
среди духовенства и его приветствовали многие священники. Они также вызвали
большой отзвук за границей, где развернулась кампания в поддержку христиан
России. Многие думали, что письма составлены Александром, в результате властям
он стал казаться опасным. На деле он восхищался двумя священниками и высоко
ценил моральное значение их выступления, но считал, что его призвание, как
священника, заключается в другом. Он делал акцент на
работу среди прихожан, на евангелизацию, на
пастырский труд в общинах среди верующих и среди тех, кто искал веру. Он
считал, что его призвание - отвечать на духовные запросы, появившиеся в
обществе. Как раз в это время, в 1966 году, много молодых и не особенно молодых
людей стало стекаться к нему.
Хрущев был свергнут путем дворцового переворота. Выразителем касты, имя которой
номенклатура, стал Брежнев. Обличать преступления Сталина перестали, но реабилитировали
его лишь наполовину. Отказ от политики десталинизации
и оккупация Чехословакии положили конец надеждам на перемены, которые породил было ХХ съезд. Начался долгий период застоя. Смутное
недовольство, пассивное, но массовое, начало расти в стране. Население начало
пока в скрытой форме, но отказываться от официальных идеологических моделей.
Люди перестали верить в строительство рая на земле. Личность стала цениться
больше коллектива. Внезапно родился интерес к древнерусскому искусству, к
иконам и церковной архитектуре. В это время за пределами официальной культуры
развивалась, разумеется, в узких кругах, целая параллельная культура - со
своими собственными "средствами массовой информации"
"самиздат", затем "тамиздат" (так
называли книги на русском языке, изданные заграницей и тайно ввезенные в
Россию), "магнитиздат". Сюда же нужно
отнести выставки художников на частных квартирах, концерты и показ фильмов для своих.
За
годы, прошедшие после падения Хрущева, заметно изменилось отношение людей к
религии. Отказавшись от проекта коллективного будущего, индивидуум замыкался в
себе, его заботили, главным образом, карьера и личный комфорт, но многих все
это приводило к мыслям о цели и смысле существования. Презрение и насмешка по
отношению к Церкви, религии и вере уступали место любопытству, даже уважению.
Многие проявляли все возрастающий интерес к йоге, парапсихологии, астрологии,
ко всему, что представляет собой суррогат веры. Стало очевидным, что церковь
посещают не только старушки, религия больше не является достоянием старых и необразованных. Те, кто пришел к
вере не получив домашнего религиозного воспитания и часто против воли семьи,
составляли примерно треть присутствовавших на службах в Москве и Ленинграде,
где посещение церкви не было столь опасным, как в меньших городах. Юноши
и девушки, еще совсем недавно не думавшие ни о какой религии, становились
христианами, причем их обращение, большей частью, совершалось стихийно.
Однако,
священников, умевших разговаривать с новообращенными, жаждущими живого слова,
которое непосредственно соответствовало бы их личному опыту, было очень мало.
Главной трудностью в жизни неофитов была их изолированность. В Церкви
практически не было общинной жизни.
Сандр
Рига, латыш, живший в Москве, поначалу вел беспорядочный образ жизни, вера
пришла к нему внезапно. После крещения он очень скоро почувствовал
губительность разделения христиан. И вот, начиная с 1971
года, вокруг него, католика, новообращенные христиане разных конфессий начали регулярно встречаться маленькими группами
на квартирах. Это движение начало называться "экумена".
Они старались сосредоточиться главным образом на общей молитве, взаимопомощи,
делах милосердия. Этим Сандр Рига и его друзья способствовали раскрытию смысла
и важности общинной жизни для христиан.
После
отстранения Хрущева лобовые и массовые нападки на Церковь прекратились, но
преследования продолжались в форме более скрытой, предпочитали административное
давление. В годы после смерти Брежнева репрессии по всему азимуту усилились. До
1987 года никакого затишья для верующих не было.
После своего назначения в Тарасовку, условия, в
которых нес свое апостольское служение отец Александр, больше не менялись не
протяжении примерно двадцати лет, до 1988 года. Он решил продолжать свою миссию
скромно, держась в тени и стараясь, насколько возможно, избегать конфронтации с
гражданскими властями. Он поставил себе целью быть доступным для нового
поколения советской молодежи, той, которая начала освобождаться от иллюзий
коммунистической идеологии и искала новых путей, отвечать на их вопросы, вести
их ко Христу. Число людей, ищущих с ним встречи,
постоянно возрастало. Молва о нем передавалась из уст в уста. Вся эта суета
вокруг него стала волновать настоятеля, который пристально следил за ним.
Кончилось это тем, что он отправил донос в КГБ. Отец Александр обратился к
владыке Пимену, с просьбой перевести его в другой приход. Но прихожане не хотели его отпускать и ему пришлось еще целый год служить
вместе со стукачом.
В
один прекрасный день настоятель соседней церкви, предложил настоятелю церкви в Тарасовке поменяться с ним вторым священником. Рокировка
состоялась летом 1970 года, о. Александр покидал Тарасовку
почти тайно. В Новой Деревне, куда о. Александр попал в эти дни, он будет
служить до самой смерти, почти все время как второй священник. Пришлось ждать
1989 года, пока он не был назначен настоятелем.
В
это время о. Александр с семьей обосновался в Семхозе,
небольшой деревушке, в деревянном доме с садом и весьма привязался к нему.
Двери этого дома были всегда широко открыты для друзей, прихожан и даже людей
незнакомых, искавших с ним встречи. Достоевский писал, что каждый человек
должен знать, что его где-то ждут. Ну что ж! Семхоз и
был именно таким местом, где каждого ждали в любой момент.
"Если
бы меня спросили, как чувствует себя душа, попавшая в рай, - рассказывает один
из его друзей, - я ответил бы: точно, как в доме отца Александра. Ничего
особенного, просто хорошо. Как никогда и нигде. Свободно. Светло. Тепло. Ничего
лишнего. Волшебная гармония, надышенная хозяином,
исходила из каждого уголка и предмета".
Но
в основном он принимал людей у себя в приходе. В Семхоз
более чем полтора часа езды от Москвы. Он пользовался там известным покоем,
именно там он писал свои книги и поэтому часто
повторял, что не смог бы написать все свои книги, если бы жил в Москве.
о. Александр с семьей
Все
в этом доме было просто, но зато царил безукоризненный порядок. Для о.
Александра даже за маленькими вещами лежит в основе привычка к творческой
работе, присущей каждому христианину. Чтобы чем-то помочь жене, он не
пренебрегал домашней работой, часто ходил за покупками. На нем лежал весь
тяжелый домашний труд и огород. Он считал, что сегодня в жизни супружеской пары
не должно быть обязанностей, лежащих только на жене, и умел готовить. Когда
Натальи Федоровны почему-то не было дома, а у него случались посетители, он сам
готовил им еду, смеясь, напевая, читая стихи.
Как
во всех деревенских церквах, прихожанками новодеревенского
храма были, главным образом, старые женщины. С приходом о. Александра, состав
прихода обновился. Стали появляться новые лица: интеллигенция, молодежь,
москвичи. Многие не знали, как нужно держать себя в храме, как креститься.
Всегда находились бабушки, которые поучали молодежь за брюки у девушек,
непокрытую голову и т.д. Однако терпением и добрым отношением и к тем и к
другим о. Александр сумел добиться того, что обе группы приняли друг друга,
несмотря на все различия.
Хотя
отца Александра часто и называют священником интеллигенции, он отнюдь не
пренебрегал простыми людьми: прихожанами из своей деревни и ее окрестностей.
Сами они уважали его и верили в силу его молитвы. Он ходил по домам, бывал
почти в каждой семье: причащал больных, соборовал умирающих, освящал дома. Его
общительность и теплоту испытал на себе каждый.
Рядом
с церковью находился деревянный домик, в котором у отца Александра был
маленький кабинет, где стоял диван, чтобы он мог там спать. Чаще всего именно
туда приходили к нему люди. Если бы только эти стены умели говорить! Сколько
мужчин и женщин, не веривших уже ни во что, обрели там смысл жизни! Сколько
тех, кто потерял надежду, ушли отсюда с новыми силами! Сколько их, пространно
рассказывая о своем прошлом, впервые исповедали там свои грехи! Сколько тайно
крестились и впервые осенили себя крестом, рукою тяжелой и напряженной, словно
преодолевая какое-то физическое сопротивление!
Отец
Александр не довольствовался тем, что принимал новых или будущих верующих в
Новой Деревне. Тем, кто опасался быть замеченным в Новой Деревне, он назначал
встречи на квартирах своих друзей. Часто он крестил и взрослых, и детей дома,
поскольку крещение в церкви в то время привлекало внимание и сулило серьезные
неприятности.
Дружеские
встречи и беседы с людьми, ищущими смысл жизни, всегда были для отца Александра
поводом для неформального урока основам веры. "Будучи священником, я
стремился сплотить приход, сделать его общиной, а не сборищем случайных
малознакомых людей. Старался, чтобы они помогали друг другу, молились вместе,
вместе причащались", - писал отец Александр.
Всем,
кто к нему обращался, он оказывал помощь, одновременно духовную, моральную и
материальную. Если он кого-нибудь крестил, то в дальнейшем регулярно его
исповедовал, причащал, крестил его детей, освящал квартиру; давал советы, как
должно строить супружескую и семейную жизнь, отношения на работе, помогал в
научных занятиях, находил адрес нужного врача, соединял людей, способных
оказать другим ту или иную услугу; при случае помогал материально - делал это
незаметно, например, положив деньги в книгу, лежащую на столе. Из своего
толстого, всегда битком набитого портфеля, часто извлекал маленькие подарки,
причем ему всегда удавалось найти как раз то, что вам было нужно. Это был еще
один знак внимания, которое оказывалось каждому.
Летом
многие его друзья снимали дачи вокруг Новой Деревни. Небольшая новодеревенская община с каждым днем укрепляла узы дружбы.
Поначалу
это была просто группа людей. Отец Александр опирался на них, и особенно на
свою мать, чтобы помочь новообращенным. К концу шестидесятых годов этот кружок
уже не мог отвечать на запросы всех, кто проходил через руки отца Александра,
ибо таких становилось все больше и больше. Тогда он стал создавать маленькие
группы с тем, чтобы они собирались регулярно, как правило, раз в неделю. Все
группы были ориентированы на общую молитву и взаимопомощь, однако каждая имела
свое лицо. Одна специально предназначалась для катехизации
готовящихся к крещению, в другой занимались
богословием и историей Церкви и т.д.
Отец
Александр придавал большое значение таинству крещения и считал, что к нему надо
готовиться. Он говорил: "Подождите! Когда вы действительно будете готовы,
я это почувствую и сам назначу дату крещения." Членам
малых групп отец Александр рекомендовал исповедоваться и причащаться, по
крайней мере, раз в месяц. Он принадлежал к числу тех, кто сегодня, в лоне
Православной Церкви, ратовал за возврат к частому причащению. Перед исповедью
о. Александр не довольствовался простым перечислением грехов и всегда
произносил проповедь, помогая верующим разобраться в самих себе. Здесь
проявлялись одновременно его талант как проповедника, опыт духовной жизни и
чуткое отношение к состоянию души каждого прихожанина. Неслучайно поэтому
многих в эти мгновения охватывало такое чувство, что слова, произнесенные
отцом, направлены лично к ним.
Отец
Александр также считал, что верующие не могут обходиться одной общей исповедью,
но должны обязательно чередовать ее с исповедью индивидуальной, во время
которой у священника с прихожанином может быть установлен истинный личный
контакт, и очень на этом настаивал. Церковь, напоминал отец Александр,
сравнивает духовника с врачом. Сам он был как раз таким врачом, терпеливым
врачом, который сначала выслушает, ободрит, вселит большую надежду. Он лечил
обильной любовью.
Отец
Александр хотел каждого привести к тому, чтобы он сам принимал решения. Он ни
хотел приказывать, настаивать. Он сравнивал свою роль с акушером, который всего
лишь помогает матери произвести на свет ребенка. Он также постоянно напоминал,
что молитва неотделима от христианской жизни, что вера питается молитвой. Он
сочинил небольшое практическое руководство к молитве, отпечатал на машинке и
давал читать своим духовным детям. "В античной мифологии рассказывается о
гиганте Антее, он обретал силы, прикасаясь к земле, - говорил о. Александр, -
мы, наоборот, чтобы обрести силы, должны на мгновение коснуться неба".
Все
его друзья свидетельствуют о силе его молитвы. Нужно бы собрать свидетельства
всех, кто утверждает, что был по его молитве исцелен. Все кто знал его,
поражался запасу его сил. Он никогда никому не отказывал во встрече, причем к
нему можно было прийти без предупреждения. И он все бросал, чтобы выслушать
вас, если только не служил. Он обладал необычайно мощной работоспособностью,
могучей памятью и редким умением сосредотачиваться. С детства он научился не
терять времени даром. Как только находилась свободное место в электричке, он
садился, доставал из своего портфеля картонную папку, клал на нее лист бумаги и
начинал писать... Когда о. Александра однажды спросили, как ему удается все
успевать, он показал глазами на икону и ответил с улыбкой: "А у меня
договор. Я отдаю все, что имею и все свое время, и мне тоже по мере сил дается
все успевать".
Объем
деятельности отца Александра, конечно, нельзя измерить в цифрах, но если уж на то пошло, можно привести вот такие: в семидесятых годах
насчитывались десятки групп и вокруг каждой из них, в ее орбите, часто еще
десятки лиц. Отец крестил в среднем человек пятьдесят в месяц, в основном
взрослых. Благодаря своей духовной открытости, энциклопедическим знаниям, любви
к литературе, искусству, интересу к наукам - он был идеальным собеседником для
интеллигентов, от вопросов которых никогда не отделывался общими фразами.
Сколько известных людей: ученых, писателей, художников им было обращено к
Евангелию?
Из
всего этого отец Александр никоим образом не извлекал себе славы. Он совсем не
был обращен на себя. Всегда оставался предельно смиренным, любил себя
представлять как простого сельского священника. "Ну
сделал то-то и то-то, - говорил он, - ну одной книгой больше. Что это в
сравнении с безмерностью задач?"
Все, чему учил отец Александр, было сосредоточено на Иисусе Христе. Один из его
духовных детей вспоминает: " Отец Александр мог бесконечно говорить о
Христе как о близком человеке, всякий раз находя в нем новые живые черты".
Христианство,
повторял он, это не сумма догматов и моральных заповедей, в первую очередь это
сам Иисус Христос. "Заметьте, - сказал он в своей последней лекции, -
Христос не оставил нам ни одной написанной строчки, не оставил скрижалей, не
продиктовал Коран, не образовал ордена, но Он сказал ученикам: "Я с вами
остаюсь во все дни до скончания века..." Весь глубочайший опыт
христианства на этом строится".
"Истинное
христианство, - говорил он, - это, если хотите, экспедиция. Экспедиция
необычайно трудная и опасная. Принимая христианство, мы принимаем риск. Мы
вовсе не получаем гарантированных душевных состояний". Он учил своих
слушателей открывать присутствие Бога в мире. Все, что есть прекрасного и
доброго в людях, все то хорошее, что они делают - все
это от Бога, даже если они этого не подозревают. Мы никогда не должны отвергать
добра, даже если его совершает неверующий. Напротив, мы должны этому радоваться.
Он
не хотел, чтобы его духовные дети, из числа новообращенных, отрезали себя от
жизни, душили бы свои стремления, переставали бы заниматься своей
профессиональной или общественной деятельностью, что зачастую весьма
соблазнительно. "Христианин в современном мире" - он считал, что в
этих словах заключена целая программа.
С
особым вниманием отец Александр относился к культуре. Среди его друзей и
духовных детей насчитывалось немало людей из мира искусства. Он считал, что в
подлинном творчестве человек реализует Божий дар.
Приглашая
видеть все прекрасное и хорошее в мире, он отнюдь не смотрел на него сквозь розовые очки, он прекрасно знал, как много в мире зла.
Отец
Александр призывал не смешивать Предание с "преданиями" и напоминал,
что формы богослужения на протяжении веков менялись и что оставаться абсолютно
неизменными они не могут. Он говорил, что традиция не должна стать самоцелью и
не одобрял тех ортодоксов, для коих главная забота во время поста - составлять
список продуктов, разрешенных и запрещенных.
Известно,
что с приходом к власти коммунистов, Православная Церковь не смогла успешно
завершить реформаторский труд, начатый в первые годы
ХХ века, даже сама идея реформы надолго была скомпрометирована сговором между
"обновленцами" и большевиками. Тем не менее, появление нового
поколения верующих, без малейшей христианской культуры, в среде полностью
лишенной христианской веры, вновь ставит очень остро вопрос о реформе, в первую
очередь о богослужебной реформе. В частности, язык, которым пользуются на
богослужениях, малопонятен. Это положение не могло удовлетворить отца
Александра. И, тем не менее, он не позволял себе действовать
"партизанскими" методами и брать на себя личную инициативу, не
согласованную с предписаниями Церкви. К тому же он остерегался всяких перегибов
и считал, что тут верный путь лежит где-то посередине.
Отец
Александр был открыт по отношению к другим христианским конфессиям,
в частности, к католицизму. Бесспорно, на его экуменические убеждения имели
определенное влияние труды Соловьева. Он любил цитировать слова владыки
Платона, митрополита Киевского, говорившего, что "наши земные перегородки
до Бога не доходят". Разделение Церкви он объяснял причинами политическими
и национальными, этнопсихологическими, культурными. "Я пришел к убеждению,
что Церковь по существу едина, и что разделили христиан главным образом их
ограниченность, узость и грехи". Отец Александр считал, что этот раздел
будет преодолен в духе братской любви. "Если члены разных общин будут
лучше знать друг друга, это со временем принесет добрые плоды".
Отец
Александр был знаком с отцом Жаком Левом, который приезжал в Москву и с
величайшими предосторожностями проводил на квартирах библейские семинары. Отец
Александр знал, что отец Жак не думал об обращении людей в католичество.
Наоборот, он поощрял новообращенных жить полной жизнью собственной православной
традиции - неотъемлемого богатства единой Церкви. Кроме того, отец Александр
встречался с французской монахиней сестрой Магдаленой, которая, следуя по пути
Шарля де Фуко, основала Братство малых сестер Иисуса. Идеал жизни этой общины -
годы безвестности, прожитые Иисусом в Назарете, в
простой мастерской. Неся всем слово любви, сестра Магдалена странствовала по
миру в грузовичке. Несколько раз была она в России. Отца Александра она
встретила по пути. Надо упомянуть и об экуменической общине в Тезе, основанной
протестантским пастором Роже Шютцем.
Отец Александр лично проявил внимание к опыту Тезе - как в деле примирения
христиан, так и по работе с молодежью.
Среди
духовных детей отца Александра насчитывалось много евреев. В результате
атеистического воспитания, религия больше не была обусловлена национальностью,
как это было в прошлом. Так же, как и русские не рождались православными, так
же слово еврей не являлось синонимом приверженца иудаизма. До революции
крещеный еврей автоматически становился русским, теперь этого не было. Между
тем многим крещенным евреям было не по себе в русском
православии из-за частого смешения православия с русскостью,
а также антисемитизма части духовенства. Некоторые находили выход в
католичестве. Отец Александр, несомненно, как по своей общей ориентации, так и
по происхождению был им ближе любого другого. Он в высшей степени любил свою
Церковь, страну, русскую культуру, но в то же время он
полностью признавал свою принадлежность к еврейскому народу и видел даже в этом
"незаслуженный дар".
"Для
христианина - еврея родство по плоти с пророками, девой Марией и самим
Спасителем - великая честь и знак двойной ответственности" - говорил он.
По его мнению, еврей-христианин не перестает быть евреем, но еще глубже
начинает осознавать духовное призвание своего народа.
"Мы проповедуем Христа, вразумляя и уча каждого человека всей
мудрости..."- говорил апостол Павел. Эта воля к наставлению была в центре
служения отца Александра. Неутомимо наставлял в проповедях, бесчисленных
беседах и разговорах со всяким, кто к нему приходил, и во время регулярных
встреч со своими прихожанами. А главное, он продолжал свои устные наставления в
письменном виде, и они были столь же изобильными. Книга была одной из форм его
служения. "Книга, как стрела, пущенная из лука, - говорил он, - пока ты
отдыхаешь, она работает за тебя." По правде
говоря, отец Александр почти не отдыхал, но, тем не менее, послал много стрел,
и стрелы эти продолжают его работу и по сей день.
Его
целью было разрушить преграды, мешающие людям воспринимать Слово Божье. "В
своих книгах я стараюсь помочь начинающим христианам, пытаясь раскрыть на
современном языке основные аспекты евангельского жизнепонимания и учения".
Его
первая книга, названная "Сын человеческий" - книга об Иисусе Христе,
рождалась из бесед с неофитами, бесед, начатых сразу после его рукоположения.
Писать эту книгу он начал еще в отроческие годы. Но теперь понял, что она
необходима, поскольку для большей части его современников, лишенных всякой
религиозной культуры, текст Евангелия слишком труден и без ключа к его
пониманию недоступен. Отец Александр хотел рассказать сегодняшним людям о
земной жизни Иисуса Христа так, чтобы они почувствовали себя ее свидетелями.
Чтобы достичь этого, он опирался на все доступные данные истории, археологии,
библейской критики, но всегда сохранял живой и доступный стиль для читателя как
можно более широкого. Полный текст книги более десяти лет оставался в
машинописной рукописи до тех пор, пока в 1966г. о. Александр не познакомился с
Асей Дуровой, француженкой русского происхождения, которая работала в Москве.
Ася тайно привозила в Союз книги, изданные за границей на русском языке
благодаря трудам Ирины Посновой - еще одной русской
эмигрантки, живущей в Бельгии.
Ирина
Поснова основала в Брюсселе издательство "Жизнь
с Богом", которое выпускало брошюры, соответствующие атеистическому
менталитету русских, только что освобожденных из немецких лагерей, которые
начинали задавать себе множество вопросов духовного содержания. В 1958 году она
поняла, что отныне должна предназначать свои публикации для тех, кто живет в СССР. Не скрывая свою принадлежность к католичеству,
издательство "Жизнь с Богом", тем не менее, старательно занималось
публикацией книг, отвечавших нуждам православных.
При
посредничестве Аси Дуровой, отец Александр стал получать книги из Брюсселя, а
затем вступил в переписку с Ириной Посновой. Узнав о
существовании его рукописи о Христе, она предложила ее напечатать. Решено было
опубликовать ее под псевдонимом. И, наконец, в 1968 году "Сын
Человеческий" увидел свет.
Позднее
издательство "Жизнь с Богом" издавало книги, рекомендованные им или
подготовленные под его наблюдением. Только среди людей, которых он лично знал,
сотни получили благодаря брюссельскому издательству духовную пищу, а они в ней
так нуждались, - скажут они потом. Один из его прихожан скажет с юмором об
этом, в виде загадки:
"Вопрос: Где рождаются духовные дети? - Ответ: "В капусте...
Брюссельской."
Книга
"Сын Человеческий" попала точно в цель. Для многих это и был тот
самый ключ, открывший им смысл Евангелия. Следующая книга отца Александра,
изданная тем же издательством в 1969 году, называлась "Небо на земле"
и была посвящена православной литургии.
Тем
временем он приступил к новому труду: большой истории религий человечества из
шести томов под общим названием "В поисках Пути, Истины и Жизни".
Идеей этой он вдохновился у Владимира Соловьева. Когда Христос явился людям,
они уже прошли долгий путь. Великие религии и античная мысль составили своего
рода прелюдию к Новому Завету и подготовили мир к принятию Евангелия. Отец
Александр видел сходство между духовными поисками своих современников и путем
наших предков навстречу Богу. Он предлагает читателю непрерывную повесть
духовной человеческой "эпопеи", на путях человечества к Истине, то
идущего вперед, то отступающего, то сбившегося с пути и зашедшего в тупик, по
образу народа израильского в его отношениях с Богом.
Отец
Александр был убежден, что христианство делает лишь первые шаги, что Церковь
еще только начинает свой путь, и что понадобится еще много времени, чтобы от
евангельской закваски взошло все тесто.
В
конце шестидесятых годов отец Александр завершил пять первых томов, и они
появились в Брюсселе в начале семидесятых. В те же годы он составил
путеводитель для чтения Ветхого Завета "Как читать Библию",
опубликованный в 1981 г.
Отец
Александр придавал большое значение знанию Библии. Его историю религий следует
читать в непосредственном сопоставлении с Библией. Над Библией он никогда не
прекращал работать, в этой области был пионером в своей стране, введя современную библеистику.
Последний
большой труд, на который у него еще хватило времени до своей смерти, был
семитомный словарь по библиологии. Туда включены статьи о комментаторах Библии
от Филона Александрийского до современных авторов, об основных школах и
тенденциях толкований, о методах толкований, истории переводов и изданиях
Библии и т.д. Он надеялся таким образом дать пособие, способное послужить
обновлению библейской науки в России.
Отец
Александр не забывал и детей, для них он приготовил иллюстрированный альбом
"Откуда появилось все это?", изданный в Италии. С помощью друзей он
приготовил разные диафильмы и кассеты. Самый большой успех впал на долю
диафильма "По следам Иисуса". Один француз его даже тиражировал в тысячах экземпляров для распространения по Советскому Союзу
и многим этот диафильм открыл путь к Богу.
Отец
Александр очень любил кино. Он часто, смеясь, повторял своей жене, что в нем
погиб крупный кинематографист. Он планировал сделать фильм по Библии,
одновременно документальный и художественный.
Отец Александр старался не совершать неосторожных поступков, которые могли бы
скомпрометировать его духовных детей и поставить под вопрос его пастырскую
деятельность. Однако, какие бы предосторожности он ни
принимал, все равно это не могло избавить его от внимания полицейского
аппарата. В 1964г. он едва избежал тюрьмы. Он всегда был под наблюдением. Через
определенные промежутки времени КГБ находил предлог ограничивать его
активность, хотя, вероятно, они не знали истинного ее размаха. В церковной
среде на него тоже косо поглядывали. Его талант способен был вызывать зависть.
На протяжении всего своего служения отец Александр получал угрожающие анонимные
письма. На него регулярно писали доносы.
Однако,
несмотря на ответственность перед столькими жизнями, которую он нес, на угрозы
КГБ, на неприятности, о. Александр всегда оставался невозмутимо радостным. Один
из его друзей, говоря о нем, вспоминал размышления Ницше, который находил, что
христиане не убедительны самим своим видом. Глядя на них, отнюдь не возникает
впечатление, что Христос действительно искупил и освободил их. Ну что ж! -
продолжал друг, - сказать это об отце Александре он бы не смог. Нет, его
христианство не было унылым. Он даже хотел написать этюд о юморе Христа. Своей
веселостью он был обязан не только характеру. Хотя в детстве он, говорят, был
подвержен приступам меланхолии. Его веселость являлась результатом его работы
над собой, она питалась глубокой верой, личными отношениями с Иисусом Христом и
заставляла его забывать, в каких условиях он осуществляет свое служение.
"Казалось,
в могучей музыке его жизни, - рассказывает один врач, с которым он подружился,
- нет никакого самоусилия, никакого преодоления. Но
так не было... Мало кто знал, что физическое его здоровье было далеко не
идеальным. При врачебном осмотре непонятно было, на чем он держится.
Неистощимость его только казалась телесной, земной. Это был иноприродный
заряд".
Годы,
последовавшие за смертью Брежнева, начались с повсеместного закручивания гаек.
Ю. Андропов был в этих вопросах большим специалистом. Он решил урегулировать
проблемы страны крутыми мерами. Был усилен репрессивный арсенал. Над отцом
Александром также сгустились тучи. В 1983 году был арестован один из его бывших
духовных детей, которые в зловещей Лефортовской
тюрьме не выдержал и скомпрометировал многих близких отца Александра и его
самого. После допроса Отца стали вызывать на ежедневные допросы, куда он
отправлялся как на работу. В Новой Деревне и в Семхозе
несколько раз производились обыски. Отец вынужден был прекратить всякую
деятельность. Вот тогда он и впрягся в энциклопедию - словарь по библиологии.
Среди близких многие спрашивали себя, не следует ли ему покинуть страну. Но он
никогда не одобрял тех, кого соблазняла эмиграция. Он глубоко верил в
Провидение. У него здесь духовные дети и он не может их бросить!
В
конце концов, отец Александр отправил объяснительные письма, одно - церковным
иерархам, второе - в Совет по делам религий.
В марте 1985 года во главе коммунистической партии встал М.С. Горбачев.
Поначалу казалось, он хотел оздоровить страну путем усиления дисциплины. Однако
в области религии внутренняя политика оставалась прежней. Так, в сентябре 1986
года "Правда" посвятила передовую статью усилению атеистической
пропаганды, как она это делала ежегодно.
Для
отца Александра испытания не кончились. В 1984 году был арестован еще один из
бывших его духовных детей. На суде он вел себя очень мужественно, и только в
лагере не устоял. В начале 1986 года он появился на экранах телевидения с
бритой головой и признал, что занимался "политической деятельностью
криминальной в плане гражданском и вредной для Церкви". Но прежде он
послал отцу длинное письмо, явно вдохновленное людьми в погонах, в котором
изобличал организацию малых групп и использование кассет для катехизации как противоречащее учению Церкви. Вслед за
этим, в апреле 1986 года газета "Труд" напечатала большую статью с
обвинениями в адрес нескольких православных: Александра Огородникова,
о. Глеба Якунина и о. И. Мейендорфа - ректора
православной духовной семинарии в Нью-Йорке. Не обошли в ней вниманием и отца
Александра.
А
между тем, вся эта морока подходила к концу. И что бы ни думали сегодня о
позиции православного епископата в его отношениях с властями, отец Александр
был благодарен за поддержку, которую нашел в лице своего епископа, владыки Ювеналия, митрополита Крутицкого
и Коломенского, управляющего приходами Московской области.
В
это время, 26 апреля 1986 года произошла Чернобыльская катастрофа, открывшая
правящим кругам глаза на состояние разрухи в стране. В декабре того же года в
тюрьме умер известный диссидент Анатолий Марченко. До него, уже после прихода
Горбачева к власти, погибли шесть человек. Это последнее событие имело огромный
резонанс повсюду и отметило конец постбрежневской
зимы. Неделю спустя после смерти Марченко, академику А.Д. Сахарову, находившемуся
под надзором в Горьком, позвонил Горбачев. Их разговор положил начало
освобождению первых политических заключенных. Однако пришлось ждать конца 1987
года, чтобы советские власти сделали первый шаг в сторону Православной Церкви.
Было объявлено о возвращении двух монастырей, один из них - Оптина
пустынь.
Изменение
советской политики по отношению к религии началось в 1988г., когда Православная
Церковь праздновала тысячелетие Крещения Руси.
Для
отца Александра это означало выход из туннеля. Ему впервые в жизни разрешили
выехать за границу, в Польшу, по приглашению православных друзей.
Свою
первую публичную лекцию он прочитал в Доме культуры Московского института стали
и сплавов 11 мая 1988г. на тему тысячелетия Крещения Руси. После лекции он
ответил на целую серию вопросов о ходе торжеств, канонизации святых, об
устройстве Православной Церкви, о ее месте в обществе.
Невиданное дело! Священник обращается к залу, полному студентов и
преподавателей, в государственном учреждении!
В
это время все чаще стали появляться на экранах телевизоров храмы и фрагменты
богослужения. Вскоре стали приглашать духовенство для участия в передачах там,
где говорилось о "духовности".
Летом
1988г. один из друзей отца Александра спросил его, что он думает о перестройке:
он ответил, что оценивает ее весьма позитивно, т.к. пока охотники охотятся друг
на друга, зайчик может попрыгать на свободе.
Осень
отец Александр начал цикл лекций в одном из клубов Москвы, на Красной Пресне,
на тему: "Христианство, история, культура", а 19 октября состоялось
событие еще более неслыханное: его пригласили в
столичную школу N67 для беседы со школьниками. Даже "Известия"
сообщили об этом. Отныне ритм его публичных выступлений непрерывно возрастал.
За два год он прочитал примерно двести лекций, среди них много циклов,
посвященных Библии, истории Церкви, мировым религиям в жизни человечества,
русским религиозным мыслителям, комментариям к Символу Веры.
Выступал
он обычно в черной рясе с наперсным крестом на груди. Испытания густо
осеребрили его волосы и бороду, но лицо оставалось молодым и
было необычайно прекрасным, с печатью нежности. В его черных сверкающих
глазах одновременно читались доброта и ум. Говорил он - а голос у него был
мягкий - без каких-либо записок или бумажек, передвигаясь по маленьким залам
или по сцене с микрофоном в руке. Лицо его было удивительно выразительным, все
время в движении, порою серьезное, порою - озаренное улыбкой, а улыбка - то
нежная, то шутливая, то очаровательная. Он словно вел со слушателями диалог,
таков был всегда его тон. На вопросы, которые писали на бумажках и передавали
по рядам, он отвечал досконально, даже если времени было мало. Когда ему
задавали личный вопрос, он умел найти особый личный ответ. Вот как
свидетельствует об этом одна журналистка: "В тот вечер вопросы слушатели
задавали сами, выходя один за другим на сцену. Вышла худенькая женщина и начала
рассказывать о тех бедах, которые довелось ей испытать. Отец Александр начинает
ей отвечать, и я не слышу ни одного его слова. Каким чудом, какой акустической
загадкой объяснить: то, что произносит священник, понимает только один человек.
Тот, к которому обращена его речь".
Однажды
отец Александр провел цикл лекций по истории религии в Доме культуры завода
"Серп и Молот", и как-то выступил на сцене, где из конца в конец был протянут плакат с лозунгом: "Дело Ленина будет жить
в веках!". Дважды отец Александр участвовал в диспутах с атеистическими
пропагандистами, но они были столь бесцветны, ничтожны и нелепы, что больше
никто не рискнул повторить этот опыт. В 1989 - 1990 гг. было
напечатано около тридцати статей в самых разных видах прессы, включая
журналы с большими тиражами.
И
все-таки при жизни ни одна из его книг не была издана в России.
Некоторые
недоуменно спрашивали себя, почему этого священника приглашают выступать
повсюду, почему он стал так популярен? В прошлом о. Александр много раз
повторял слова отца Сергия Желудкова: "Самый
трудный момент настанет для Церкви, когда нам все разрешат. Тогда нам станет
стыдно, потому что мы не будем готовы "свидетельствовать". Мы к этому
плохо готовимся. "Когда у нас будет что сказать, Бог даст нам трибуну и
даже телевидение, - сказал он однажды. Но он как раз был готов. "Нужно
спешить! - повторял он, когда видел по телевизору голубые
купола, золотые ризы, хоругви, духовенство, произносящее елейные фразы,
напыщенные и риторические, из ХIХ века - нести людям
подлинное слово Христа, а не какой-то эрзац для бедных. Конечно, спасибо за
это. Кто бы мог подумать, что мы доживем до такого... И все же, это вряд ли
имеет отношение к религии. Государство растерялось. Хочет при помощи Церкви
установить хоть какие-то моральные нормы.
Тем
временем зигзагообразно шла перестройка. Весной 1989 г. был избран новый
Парламент Советского Союза, первая сессия которого прошла очень бурно.
Некоторые депутаты открыто обвиняли коммунистическую систему. Однако в вопросах
религии власть колебалась. Закон о свободе совести будет принят лишь в октябре
1990.
На
Пасху архиепископ Парижский кардинал Люстиже был с
официальным визитом в СССР. По дороге в Троице-Сергиеву Лавру он настоял, чтобы
остановились в Новой Деревне, и сам смог поговорить глазу на глаз с отцом
Александром.
"Встретившись
с отцом Александром, - вспоминает кардинал, - с первых мгновений я
почувствовал, будто знал его всегда как брата, как друга и понял, что отныне он
мне станет близким навсегда. А между тем, мы разговаривали всего лишь минут
десять. У меня создалось впечатление, что его жизнь больше чем моя насыщена
Евангелием. Как милость Божью рассматриваю я эту необычную, короткую встречу -
она является предчувствием в настоящем времени уже присутствующей полноты
времен, кои грядут."
В
конце октября 1989 г. отец Александр провел несколько дней у своей дочери, она
с недавних пор жила в Италии. Там он побывал в Риме на похоронах малой сестры
Иисуса - Магдалены.
В
декабре 1989г. смерть Сахарова погрузила страну в траур, толпы людей пришли его
провожать. В январе 1990 г. танки вошли в Баку, началось осадное положение.
Затем - вновь рывок в сторону демократии, прошли внушительные демонстрации в
Москве и других больших городах. Митрополит Ювеналий
как-то спросил отца Александра, почему он, человек известный и популярный, не
выставил своей кандидатуры на выборах в республиканские и местные Советы.
"Владыка! - ответил он ему, - когда нам заниматься политикой? Сегодня мы
имеем возможность день и ночь проповедовать Слово Божье, и я полностью отдал
себя этому".
В
мае скончался Патриарх Пимен. Был созван Собор, на котором тайным голосованием
патриархом был избран митрополит Ленинградский Алексий. В интервью, данном
испанской журналистке за четыре дня до смерти, отец Александр, обрисовав в
общих чертах, без всякой снисходительности, картину состояния Православной
Церкви, опять подчеркнул, что иной альтернативы нет, как оставаться в недрах Московской
патриархии. Накануне смерти он говорил одной своей духовной дочери:
"Никому не верьте, кто будет говорить, что наша Церковь не свята. О том,
что Церкви конец, сокрушались еще в IV веке. Церковь жива не нами, а Господом
нашим Иисусом Христом. А Он всегда здесь с нами в Своей
Церкви. Здесь - продолжение воплощения Иисуса Христа в истории, здесь Его
Царство".
Весной
и летом 1990 года для отца Александра настал период напряженнейшей
деятельности. С самого начала года он принимал участие вместе с другими
православными, католиками и протестантами в создании Российского Библейского
Общества. Позднее он взялся за основание Православного Университета с вечерней
формой занятий. Также он создал общество "Культурное возрождение",
преследующее одновременно и образовательную, и гуманитарную цели. Это общество
устраивало конференции, разные встречи. Группа прихожан из Новой Деревни взяла
на себя опеку над тяжелобольными детьми в Детской Республиканской клинической
больнице в Москве. Сам отец Александр бывал в этой больнице, беседовал с
детьми, утешал родителей.
В
Новой Деревне, где он, наконец, был назначен настоятелем, он приступил к
строительству здания, которое согласно его оригинальному плану, должно было
одновременно служить и крестильней, и залом для
разных приходских дел. И, наконец, для обучения катехизису деревенских детей,
он открыл "воскресную школу".
По
случаю Пасхи 1990 года баптисты собрались в огромном олимпийском стадионе
столицы. Патриархия от участия уклонилась, но отец Александр вызов принял. Он предстал
перед множеством людей в белой рясе и говорил о Тайной Вечере Христа и о
последней беседе с апостолами накануне его страстей.
Одна
журналистка даже провела с ним целую серию религиозных передач для детей на
радио. Он принял участие в нескольких телевизионных передачах, а незадолго до
гибели ему предложили вести еженедельные передачи по одному из каналов.
Записать успели только четыре, их должны были пускать в начале учебного года. А
после его смерти обнаружили, что ленты размагничены.
В
мае отец Александр снова за границей - в Германии, куда его пригласили для
участия в нескольких конгрессах. Оттуда он ненадолго заехал в Брюссель, чтобы
впервые лично встретиться с Ириной Посновой.
Некоторые
из друзей и духовных детей отца Александра считали, что он чересчур много взял
на себя, и боялись, чтобы он не исчерпал свои физические силы. Но он-то
почувствовал, наконец, возможность отдавать себя в полную
меру своих сил.
"Не
так просто, - писал он одному другу, - понять того, кто десятилетиями был
посажен на короткую цепь (я не ропщу - и на этой цепи Бог давал возможность
что-то сделать.)"
"Я
всегда таким образом систематически общался с людьми.
Изменилось лишь количественное соотношение. Я не готовлюсь специально, говорю,
что Бог на душу положит".
"А
теперь, подобно сеятелю из притчи, я получил уникальную возможность
разбрасывать семена. Да, большая часть их упадет на каменистую почву, всходов
не будет... Но если после моего выступления пробудится
хоть несколько человек, пусть даже один, разве это мало? Знаете, такое
ощущение, что вскоре все кончится, по крайней мере для
меня..."
Как обычно в воскресенье, 9 сентября 1990 года отец Александр встал очень рано
и отправился совершать Литургию в маленькую деревенскую церковь, в тридцати
километрах от дома. С вечным портфелем в руке он толкнул калитку сада и
направился, как обычно, быстрым шагом к железнодорожной станции, чтобы сесть в
пригородный поезд, идущий к Москве. В утреннем тумане он шел узкой дорогой
среди деревьев. Впереди был долгий день - исповедь, литургия, крестины,
отпевание. Несомненно, он будет занят всю первую половину дня. Затем ему нужно
будет, торопясь, продолжить путь в сторону Москвы, чтобы прочесть вторую часть
лекции о христианстве в Доме культуры на Волхонке.
Последнее
время он казался встревоженным, что для него было как-то вовсе необычно. Он
очень любил природу, и несколько минут дороги вдоль леса, где под первыми
лучами солнца играли осенние краски, бесспорно должны были придавать ему сил. В
этом пейзаже не было ничего необычного и, тем не менее, он был особенным. В
нескольких километрах отсюда возвышалась Троице-Сергиева Лавра. Преподобный
Сергий Радонежский родился в деревне неподалеку отсюда и ходил по той самой
дороге, по которой шел теперь отец Александр...
Чуть
позже, его жена, остававшаяся дома, открыв окно, услышала стоны: бросившись в
сад, она увидела за калиткой лежащего в кровавой луже
мужчину. Вернулась, срочно вызвала скорую помощь, затем милицию. Когда вышла
вновь, машина скорой помощи была уже тут.
-
Почему вы ничего не делаете? - спросила она врачей. Наконец подошла. Было много
крови. Она все не осмеливалась посмотреть на убитого. Она спросила сама себя:
"А мой муж? Он благополучно добрался до храма?"
Кто-то
сказал: "Он в черной шляпе был?"
Нашли
шляпу с большим острым надрезом. Позже явились свидетели, они видели отца
Александра: он возвращался назад, шел к дому, истекая кровью. Широкая рана на
затылке была явно от удара топором.
Обстоятельства
преступления, точность, с которой был нанесен удар, заставляют думать, что это
убийство было тщательно подготовлено и совершено профессионалами.
В
момент, когда был убит отец Александр, топот сапог уже раздавался в Москве, и
механизм, который должен был привести к путчу 1991 года, как раз начинал
действовать. Принимая во внимание, что чины старого коммунистического аппарата
часто использовали шовинизм, притом самый агрессивный, в попытках сохранить или
реставрировать свою власть, и что первыми группами русских ультранационалистов,
появившимися в 1987-1988 годах, по большей части явно манипулировали органы
КГБ, разумно предположить, что именно они разыграли эту карту. Впрочем,
существует несколько версий убийства о. Александра.
Советская
пресса широко отозвалась на смерть отца Александра. Три дня спустя, газета
"Известия" воздала должное его памяти. Автору статьи стали угрожать
по телефону. Позвонила женщина, спросила с раздражением: "Что же это его
Бог ему не помог?" Знала ли она, что эти самые слова были произнесены две
тысячи лет назад у подножия креста: "Уповал на Бога, пусть теперь избавит
Его, если Он угоден ему".
Мысль
о смерти была близка отцу Александру. Он часто напоминал, что мы лишь путники в
этом мире, "пришли из тайны, чтобы возвратиться в тайну". Это не
должно нас ужасать, и напротив, через это нам следует
осознать значение жизни. "Память о том, что за нами придут, должна быть
ободряющей, укрепляющей нас, не дающей нам расслабиться, впасть в уныние, безделие, мелочность, ничтожество". С тех пор, как он
смог действовать открыть, казалось, он спешил. Многие из его друзей думают, что
у него было предчувствие смерти. Он все чаще и чаще возвращался к мысли о
хрупкости жизни. "Мы всегда на грани смерти... Вы сами знаете, как мало
надо человеку, чтобы нитка его жизни оборвалась".
В
воскресенье, за неделю до убийства, он торжественно открыл воскресную школу при
своем приходе для деревенской детворы. Какое событие! Урок катехизиса - и совершенно легальный в Советском Союзе! Можно представить
себе его радость, он так мечтал об этом. И, тем не менее, в этот день, по
настоящему праздничный, к удивлению всех присутствующих начал так:
"Дорогие дети! Вам известно, что однажды вы умрете..."
Однажды,
когда он пытался поймать такси, а человек, сопровождавший его, стал
волноваться, что приходится долго ждать, он сказал: "Мне
то нужен катафалк, а не такси..."
На
службе в среду он прямо сказал: "Во вторник у нас будет праздник... смерть...." Ему подсказывают: "Усекновение главы Иоанна Предтечи", - а он: "...да... смерть...
Иоанна Крестителя".
Только
после трагедии вся страна открыла для себя отца Александра и смогла оценить его
значение: оценили все, вплоть до высших политических сфер. Президент СССР
Михаил Горбачев выразил "горячее сожаление", Борис Ельцин просил
Верховный Совет России помянуть минутой молчания память отца Александра и
прислал венок на могилу. Тайна этой смерти была подчеркнута Патриархом Алексием
в его письме после
убийства отца Алесандра ,
а также в сказанном Митрополитом Крутицким и Коломенским
Ювеналием слове после отпевания.
".
когда, искупавшись после работы, я распластываюсь на горячей гальке
коктебельского пляжа, возникает женщина с бумажкой в руке, кричит:
-
Кто здесь Владимир Файнберг?!
Поднимаюсь.
Иду ей навстречу.
-
Вам телефонограмма из Москвы, - говорит она, с ужасом глядя на меня.
Читаю
- "Убит отец Александр Мень".
К
похоронам я не успел. На девятый день стою в углу церковного дворика у могилы,
скрытой под слоем цветов.
Сашенька,
Сашенька, как я стремился беречь вас, и вот не оказался рядом. В страшную
минуту, всегда окруженный людьми, вы остались один.
Александр
Владимирович, дорогой, любимый, неужели там, в этой могиле неподвижно лежите
вы? Самый живой, самый веселый.
Отец
Александр, батюшка мой, какие мысли мелькали у вас в голове, когда, истекая
кровью, вы еще двигались по дорожке к дому? О чем молились? Почему двум
встретившимся женщинам не назвали имя убийцы?
Впрочем,
ведь вы никогда, ни разу ни о ком не сказали плохого. Ни о ком.
В
одной из своих книг вы пишете -
"Жизнь
по заветам религии неотделима от борьбы за торжество добра, борьбы за все
светлое и прекрасное; она должна быть не пассивным ожиданием "манны
небесной", а мужественным противостоянием злу".
Читаю,
и вновь слышу ваш голос, отец Александр, Александр Владимирович, Саша...